Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

1

К предыдущему

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1

В "Сильви и Бруно" поразительно сказано о "сумасшедшем садовнике" привратнике царства фей: "Он видел все это, это и делает его песни столь интересными". Песни садовника — высшее проявление кэрролловского поэтико-теоретического безумия. Только испытавший радость духовного освобождения от оков естественности (наглядности), которое дает теоретическое знание, сможет вполне оценить восторг бессмысленности, производящей впечатление магического заклинания. Один за другим рушатся незыблемые принципы, связывающие мышление с видимым миром. И происходит чудо.

Человеческий интеллект выходит на свободу, становится независимым от представимости и обнаруживает, что может воспринимать мир вне контекста.

С этой радостью связано не собственно поэтическое вдохновение, всегда чувственно-ограниченное, а право на пародию, игру в реальность.

В трагедии, содержанием которой является развитие и столкновение идей, становление человеческого духа, это финальное освобождение играет роль катарсиса Аристотеля.

Из "Сильви и Бруно" мы знаем, что произвольные логические конструкции сумасшедшего садовника все же могут быть увидены (и чтобы в этом не было сомнений, профессор демонстрирует на лекции во дворце железнодорожного короля прообразы, точнее, антиобразы этих странных композиций), мы можем убедиться в достоверности немыслимого, в суверенности теоретического разума.

Эти построения и дают ответ на вопрос, возникающий у автора и, конечно же, у читателя: как относиться к "философским сказкам"? Что это — шутка или аллегория? И только бессмертный образ "сумасшедшего садовника" может быть ответом, оправдывающим саму потребность в теоретическом видении, в демонстрациях самой возможности такого видения.

Известен фокус с вертикально "стоящей" веревкой, по которой иллюзионист взбирается вверх. В статье A.M.Пятигорского "Об изучении индийских философских текстов и их комментариев" ("Семиотика и восточные языки", 1967) эта история приводится как пример превращения описания заморского курьеза (лишенного какой-либо степени общности рассказа очевидца) в иллюстрацию философского положения об иллюзии и действительности. Дальнейшее углубление в текст открывает новые уровни общности. Этот анекдот можно воспринимать как притчу о спасении, в нем проявляется одна из главных идей буддизма о достижении нирваны как о чуде, не подчиненном закону причинности, то есть о нирване как о полностью недетерминированном состоянии. Можно найти и другие примеры пресуществления сообщения в общую, лежащую вне контекста мысль.

Читать дальше

К содержанию книги "Огненный лед"

К комментариям в ЖЖ


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *