Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

Фрустрация и фрустрационная напряженность

Более высокий риск нарушений психической адаптации в необычных условиях среды, при увеличении числа и значимости жизненных событий, влекущих за собой адаптационные перестройки, обусловлен нарушением сбалансированности в системе человек-среда и возрастанием в этой связи требований к адаптационным механизмам индивидуума. Поскольку оптимизация указанной системы (а эта оптимизация и составляет содержание адаптационного процесса) предполагает возможно более полное удовлетворение потребностей индивидуума при одновременном учете требований среды, риск адаптационных нарушений будет увеличиваться в той мере, в какой в результате происшедших изменений затрудняется реализация значимых потребностей, а сформировавшиеся стереотипы их удовлетворения оказываются неэффективными. В этой ситуации возникает такое повышение уровня мотивации, которое характеризует состояние более напряженное, чем обычное мотивационное, являющееся, как уже отмечалось, одной из отличительных черт эмоционального стресса. Соответственно организация эмоционального стресса предполагает затруднение реализации мотивации, представляющей собой выражение той или иной потребности, актуальность и интенсивность которой достаточно велики, чтобы ее удовлетворение могло служить целью мотивированного поведения. Таким образом, напряженность адаптационных механизмов при нарушении сбалансированной трансакции между индивидуумом и средой, снижение эффективности психической адаптации и возрастание риска ее нарушений (в случае, если эта напряженность превосходит функциональные возможности указанных механизмов) связаны с возникновением состояния, обусловленного блокадой мотивированного поведения, т. е. с фрустрацией.

Следует оговориться, что термин «фрустрация», который всегда охватывает рассогласование между поведенческим процессом и результатом [Hall, 1961], применяется неоднозначно. Авторы, обратившие внимание на это обстоятельство [Britt, Janus, 1940], указывали, что данным термином обозначают ситуацию, вызывающую фрустрацию, или условия, приводящие к ее развитию, результаты влияния такой ситуации на субъекта и реакции, обнаруживаемые субъектом в указанной ситуации. Различное использование понятия «фрустрация» сохранилось и в более поздних работах, где этим термином обозначали либо саму ситуацию, в которой оказывается невыполнимым удовлетворение потребности, изменяется или блокируется ожидаемый результат [Brown, Farber, 1951; Lawson, 1965], либо психическое состояние, возникающее в подобной ситуации [Левитов, 1967; Hilgard, Atkinson, 1967], или постулировали подход к понятию «фрустрация» через рассмотрение фрустрационного поведения [Василюк, 1984]. Такая разноречивость отмечается рядом исследователей [Губачев и др., 1976; Короленко, 1978].

Во избежание терминологических неточностей представляется целесообразным употреблять термин «фрустрация» только для обозначения психического состояния, возникающего при блокаде актуальных потребностей (которое можно оценить клинически или с помощью психодиагностических методик), используя для обозначения ситуаций, в которых возникает это состояние, и факторов, его вызывающих, термин «фрустрационная ситуация» или «фрустрирующее воздействие». Несмотря на чрезвычайное многообразие фрустрирующих ситуаций, они характеризуются двумя обязательными условиями: наличием актуально значимой потребности и препятствия для реализации мотивированного поведения, направленного на ее удовлетворение.

Существенные для адаптации фрустрирующие ситуации могут быть связаны с широким диапазоном потребностей. Очевидно, что определенный набор их обусловлен генетически (биологические первичные потребности). Вместе с тем в процессе индивидуального развития на базе генетических посылок под влиянием социального окружения формируется и развивается широкий круг социально обусловленных потребностей, динамизм которых приводит к постоянному возникновению новых целей. Выделение биологических (или физиологических) и социальных потребностей находит свое отражение в большинстве существующих классификаций, несмотря на их пестроту и многообразие [Maslow, 1954; Обуховский, 1972; Cofer, Appley, 1972; Дилигенский, 1976; Симонов, 1981].

В классификации потребностей, предложенной П. В. Симоновым [1981], выделяются биологические, социальные и идеальные; причем биологические потребности и материальные, которые ими продиктованы, объединяются, а к социальным в собственном смысле этого слова относят потребность принадлежать к группе, занимать в ней определенное место, обеспечивать внимание, привязанность, уважение и любовь к себе со стороны окружающих. Данная классификация представляется хорошо аргументированной, однако при таком изложении может создаться впечатление независимости (или даже противопоставления) биологических и социальных потребностей. Между тем этологические исследования представляют богатый материал, свидетельствующий о том, что стремление принадлежать к группе (общности) и занимать в ней определенное положение не является прерогативой человека и опирается на генетические посылки [Гольцман, 1983].

В классификации врожденных потребностей (влечений и инстинктов), предложенной К. Леонгардом [Leonhard, 1961] в фундаментальной монографии но биологической психологии, с влечениями, т. е. потребностями, вызываемыми тем или иным внутренним состоянием, связываются и более общие аспекты поведения, имеющие существенное значение для психической адаптации. В частности, влечение к отдыху с чувством общей усталости приобретает важное значение в ситуациях, требующих длительной напряженности, тогда как влечение к переживаниям — в ситуациях монотонии. Неудовлетворенность последнего влечения может быть причиной поступков, нарушающих сложившуюся систему адаптации и непонятных с точки зрения обычных представлений об обеспечении благополучия индивидуума.

В упомянутой классификации среди врожденных (инстинктивных) потребностей помимо потребности сохранения жизни и продолжения рода выделяются эгоистические и группировочные, альтруистические и обусловливающие соответствие определенным нормам. Если с первой из названных групп связано максимальное удовлетворение потребностей индивидуума (в том числе и стремление занять более высокое место в групповой иерархии), то альтруистические позволяют обеспечить благополучие окружения, а группировочные (потребность в присоединении с чувством симпатии или в дистанцировании с чувством антипатии) — сохранение единства группы и достижение групповых целей. Наконец, потребность соответствовать определенным нормам может лежать в основе их интериоризации и возникновения чувства стыда при осознании несоответствия этим нормам.

Дополнительные трудности для классификации потребностей создает то обстоятельство, что их исходное биологическое значение не определяет роли в целостном поведении. В частности, хотя тенденция к доминированию может быть связана, по Леонгарду, с «инстинктом силы», а активные действия, направленные на устранение препятствия, — с «инстинктом борьбы» (т. е. с потребностями, которые К. Леонгард относит к эгоистическим), они могут служить благополучию группы, а не только особи, если благодаря их реализации обеспечиваются эффективность действия группы и достижение значимых для группы целей.

Таким образом, включение мотиваций, связанных с теми или иными потребностями, в сложную систему интегрированного поведения, которое у человека социально обусловлено и реализуется в определенном социальном контексте, может радикально изменять их значение. Приведенное рассмотрение заставляет также полагать, что иерархизацию потребностей в значении А. Маслоу [Maslow, 1954], в соответствии с которой социальные стремления относятся к более высокой степени мотивации, чем физиологические, следует оценивать с учетом того, что в основе чувства принадлежности к группе, стремления к ассоциации и к повышению статуса могут лежать мотивации, связанные с определенными биологическими предпосылками. При этом необходимо иметь в виду, что у человека благодаря способности к сложной психической переработке переживаний, зависящих от биологически обусловленных потребностей, практическое значение имеют побудительная часть их и связанные с ними эмоции, тогда как исполнительная часть может вообще не проявляться как таковая в интегрированном поведении.

Оценка роли фрустрации отдельных потребностей в нарушении процесса психической адаптации затрудняется и тем обстоятельством, что в реальной ситуации практически невозможна блокада одной отдельно взятой потребности, поскольку любые фрустрирующие воздействия неизбежно сказываются на совокупности потребностей, образующих взаимосвязанный комплекс. Подобные затруднения вызывает и попытка разделения фрустраций по тинам фрустрирующих ситуаций, обусловленных характером препятствия, блокирующего мотивированное поведение. Принятое разделение на пассивные и активные препятствия, на носящие внутренний или внешний по отношению к субъекту характер, по-видимому, относительно, поскольку субъект имеет дело не с самим препятствием, а с целостной оценкой ситуации. При экспериментальном исследовании ситуации, которая служит классическим примером пассивного внешнего препятствия (запертая дверь, преграждающая путь к удовлетворяющему потребность объекту), испытуемые ассоциировали состояние фрустрации не с ним (не с запертой дверью), а с действиями лиц, которые создали это само по себе пассивное препятствие, т. е. с активным противодействием мотивированному поведению. Аналогичным образом рассмотрение состояния фрустрации, обусловленной активным внешним противодействием мотивированному поведению субъекта, позволяет считать характерным для такой ситуации интрапсихический конфликт (который рассматривается как активное внутреннее препятствие) между стремлением удовлетворить существующую потребность и вновь возникшей потребностью избежать опасного столкновения с активным противодействием.

Значительную часть затруднений, связанных со сложностью классификации фрустрирующих ситуаций, типов потребностей, при исследованиях психической адаптации удается избежать, если оценивается не влияние фрустрации определенных потребностей или типов фрустрирующей ситуации, а суммационный эффект последовательных фрустраций, который можно назвать фрустрационной напряженностью. Фрустрационная напряженность в каждый конкретный момент определяется взаимодействием между комплексом потребностей и совокупностью фрустрирующих ситуаций. Изменения в системе человек—среда будут способствовать росту фрустрационной напряженности и соответственно повышать риск адаптационных нарушений в той мере, в какой в результате этих изменений затрудняется реализация не какой-либо одной потребности, а всего комплекса значимых потребностей индивидуума. Особенности трансакции, характеризующиеся такими затруднениями, при изменении жизненного стереотипа могут зависеть от недостаточности в новых условиях психических или физических ресурсов индивидуума, от неадекватности в этих условиях ранее сформировавшихся и основанных на прежнем опыте представлений и навыков, несоответствия их экспектациям окружения. Вместе с тем изменения сбалансированности системы человек—среда могут определяться реорганизацией самого комплекса потребностей, их характера, интенсивности, иерархии, которая влечет за собой адаптационные перестройки и возрастание требований к адаптационным механизмам. Наконец, само повышение этих требований независимо от характера первичных перестроек требует дополнительных адаптационных ресурсов и повышает вероятность блокады удовлетворения актуальных потребностей.

При любом из рассмотренных вариантов изменения взаимодействия между организмом и средой наблюдается возрастание суммарной напряженности неудовлетворенных потребностей. Названные варианты не исключают друг друга. Напротив, они взаимозависимы, поскольку изменения в одном из элементов сбалансированной системы трансакций неизбежно сказываются на других ее элементах. Реорганизация комплекса потребностей тесно взаимосвязана с изменением адекватности этому комплексу совокупных ресурсов индивидуума, с динамикой позиции субъекта в группе и экспектаций его окружения, со степенью напряженности адаптационных механизмов. Возрастание суммарной напряженности неудовлетворенных потребностей, которую можно обозначить как фрустрационную напряженность, отмечается независимо от того, с каким из перечисленных факторов, представляющих собой элементы единой системы трансакций, связано первичное изменение, повлекшее за собой адаптационную перестройку. Характер рассмотренных взаимосвязей может быть схематически представлен следующим образом (схема 1).

Схема 1. Система связей, определяющих уровень суммарной фрустрационной напряженности.

Роль фрустрационной напряженности в организации психофизиологических соотношений определяется ее влиянием и на эффективность психической адаптации, и на выраженность при этой адаптации изменений актуального психического состояния, и одновременно на выраженность и характер отмечающейся в процессе адаптации динамики физиологического регулирования. Одним из путей оценки этой роли может быть сопоставление показателей, отражающих перечисленные особенности психического состояния и физиологических параметров в группах, которые в условиях, предъявляющих повышенные требования к адаптационным механизмам индивидуума, различаются но степени фрустрационной напряженности.

Такое сопоставление было проведено с использованием миграционной модели, что обеспечивало однотипный характер изменения условий и распространение их воздействия на достаточно многочисленный контингент испытуемых. При этом в качестве показателя фрустрационной напряженности использовали фактор Q4 теста Кеттелла, высокие значения которого характерны для субъектов фрустрированных и напряженных, а низкие — нефрустрированных и спокойных, что обозначается авторами теста соответственно как высокое и низкое эргическое напряжение. В группах, разделенных по эффективности психической адаптации, значения фактора Q4 теста Кеттелла достоверно различались (Р<0. 01), возрастая по мере нарушения качества адаптации. Вместе с тем при разделении контингента по выраженности фрустрационной напряженности выделенные группы различались и по особенностям психического состояния, и по ряду физиологических характеристик.

Уровень профиля методики многостороннего исследования личности, который представляет собой достаточно чувствительный индикатор динамики психического состояния, был значимо выше в группе с большей фрустрационной напряженностью; причем это различие достоверно практически по всем шкалам профиля, хотя и менее выражено, чем при разделении групп но уровню тревоги, с которой уровень фрустрационной напряженности коррелирует.

 

Таблица 13.

Совокупность физиологических показателей, значимо связанная с факторами, определяющими организацию эмоционального стресса при эффективной (А) и нарушенной (Б) психической адаптации

 

Таблица 13 (продолжение).

 

Таблица 13 (продолжение).

 

Влияние фрустрационной напряженности на эффективность психической адаптации сочетается с наличием выраженных зависимостей между этой напряженностью и физиологическими характеристиками. Как и усиление тревоги, возрастание суммарной фрустрационной напряженности и при стабильной, и при нарушенной адаптации сопровождается повышением уровня АД и увеличением ЧСС (табл. 13). Этим изменениям соответствуют нарастание суммарной секреторной активности САС и экскреции свободного НА, относительно большая интенсивность его синтеза и метаболизма катехоламинов (табл. 14). Совокупность признаков, значимо связанная с фрустрационной напряженностью, существенно изменяется в зависимости от эффективности психической адаптации. В этой совокупности при эффективной адаптации повышение амплитуды спонтанных КГР (за счет отрицательного компонента амплитуды) сочетается со снижением ЭСК, тогда как при нарушении адаптации между этими показателями возникает диссоциация — одно из проявлений нарушения интегрированности вегетативного реагирования.

 

Таблица 14.

Совокупность показателей экскреции веществ катехоламиновой природы и относительной активности отдельных звеньев их обмена, значимо связанная с факторами, определяющими организацию эмоционального стресса при эффективной (А) и нарушенной (Б) психической адаптации

Таблица 14 (продолжение).

Другим проявлением нарушения интегрированности служит исчезновение при ухудшении психической адаптации связи интенсивности вегетативных изменений с повышением уровня церебральной активации. Данное различие можно отнести также за счет возрастания при нарушении психической адаптации роли мотивационного компонента эмоций при уменьшении значения ее информационного компонента. С последней трактовкой согласуется ослабление при нарушении адаптации зависимости между фрустрационной напряженностью и вегетативной реакцией при определяемом извне задании (счетные операции) и усиление этой реакции на мысленное представление зрительного образа, служащего внутренним стимулом и к тому же адресованного правому, «более эмоциональному» полушарию. В то же время замедление габитуации ориентировочной реакции и увеличение ориентировочного кожно-гальванического ответа (при сокращении его длительности) могут свидетельствовать о нарушении дифференциации между значимыми и незначимыми стимулами и о повышении готовности к действию в ответ на сигнал, значение которого не определилось.

Рост фрустрационной напряженности при адаптационных нарушениях ведет к увеличению активности не только нервного, но и гуморального компонента САС и способствует истощению ее резервных возможностей. Воздействие фрустрационной напряженности на психофизиологические соотношения и на эффективность адаптации может увеличиваться, если ее усиление связано с рассогласованием потребностей.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *