Начало цикла.
Предыдыдущий пост цикла.

В течение двух-трёх недель после премьеры и повторного спектакля, Лара находилась в состоянии душевного подъёма. Потом пьеса была включена в обычный репертуар, ставилась в очередь с другими спектаклями, не слишком часто, но даже когда пьеса шла, возможность играть в четвёртый-пятый раз уже становилась для Лары некоторой рутиной. Работа в издательстве тем более была рутиной, и Лара обращалась к воспоминаниям о последнем периоде жизни своей мамы, о её смерти, подолгу перебирая подробности. Такие воспоминания в период, когда «острая тоска стала ясною осознанною болью» — обычны для реакции потери. Более того, они необходимы, потому что только так пустота в душе, образовавшаяся после ухода близкого человека, может заполниться воспоминаниями, многократно воспроизводящимися  и создающими, в конце концов, почти живой образ ушедших. Эти воспоминания неизбежны для каждого человека в ситуации «Ушедший и оставшиеся», но тяжесть этих воспоминаний очень различна. Иногда они почти не приносят боли, когда оставшийся думает об ушедшем какой это был исключительный человек, сколько оставшийся от ушедшего получил, и даже у атеистов появляется мысль: «Ушедший не мог исчезнуть так бесследно, где-то он есть и там ему хорошо».

Здание, в котором располагалось издательство где работала Лара.
Фото: mirozet

В воспоминаниях Лары воспроизводилась тяжесть потери, каждая минута последних дней жизни её матери. Лара не думала о том, сколько дала ей мать, а думала о том, достаточно ли она дала матери, всё ли она сделала для неё, что могла сделать. На последний вопрос Лара часто давала себе отрицательный ответ, и тогда возникало острое чувство вины.
Мы проводили еженедельные сессии, прорабатывали эти переживания с точки зрения потребностей, установок, её отношений с матерью, и эмоционально-когнитивных структур, в которых эти отношения отражались. Лара никогда не довольствовалась формальным завершением сессии, а просила разрешения прочесть стихи, выбирая те, которые читала во время своей болезни, или просила меня прочесть стихи, которые я читал в то время. Сессии оказывались эффективными, но их приходилось повторять не реже, чем раз в две недели. Я подумал тогда:
«Человек не может чувствовать удовлетворения, если воспоминания, подчас довольно тягостные, остаются единственным значимым для него занятием. Но возможности психотерапии формализованными сессиями, симпатическим слушанием, неформальным общением в терапевтическом содружестве исчерпывались. Но ведь существует и социотерапия. Пожалуй, здесь, в этом случае, без неё не обойтись».
Я вспомнил о режиссёре, с которым нас с Еленой Дмитриевной познакомила Лара, припомнил его имя — Эмиль Аркадиевич. Я разыскал его телефон в театре и позвонил.
— Я Феликс Борисович, — сказал я, — если помните …
Он меня перебил:
— Я всё всегда хорошо помню. Вы хотите пойти на какой-нибудь спектакль?
— К сожалению, у меня значительно более трудная проблема. Роль, которую играет Лара, когда идёт спектакль, в котором она занята, уже становится рутинной. Вы не готовите какого-нибудь нового спектакля, в котором она могла бы получить роль?
— К сожалению, нет, — сказал Эмиль Аркадиевич, — мы собираемся дожить до каникул на текущем репертуаре.
— А ещё какое-нибудь занятие, требующее активности, вдохновения, возможности себя показать – вы не могли бы придумать для Лары? Всё, что я могу, я делаю, но ей нужна реальная и любимая деятельность.
— Дайте мне время подумать, — сказал Эмиль Аркадиевич, — и, может быть, поговорить с заинтересованными людьми. И потом мы вернёмся к этому вопросу.
— Когда?
— Я думаю, уже сегодня к концу рабочего дня, я имею в виду не спектакли, а работу администрации.
— В какое время?
— Думаю, часов в шесть я уже смогу что-нибудь сказать.
В шесть я снова позвонил.
— Похоже, мы нашли вещь, которая нужна не только Ларе, — сказал Эмиль Аркадиевич. – Она единственная из наших актрис участвовала в престижном семинаре, посвящённом школе Станиславского. Для наших новых актёров, для театров, работающих на факультетах, воспроизведение такого семинара было бы очень полезным. Я думаю, что Лара это сможет.
— Но, — возразил я, — на семинаре, о котором Вы говорите, особый интерес представляли классические примеры и мастер-классы.  Даже если допустить, что Ларин талант позволяет это делать, это не работа для одного человека.
— Примеры не проблема, — сказал Эмиль Аркадиевич, — у нас есть классические спектакли, сцены из которых мы периодически воспроизводим и как примеры они вполне годятся.  Чтобы выбрать эти примеры и выступить с новой их интерпретацией таланта Лары достаточно. Мастер-классы дело более сложное. Своими силами нам с этим не справиться. Но я думаю, что многолетние дружеские связи с ведущими артистами разных театров позволят мне привлечь их к этой работе, особенно если мы предложим их молодым актёрам принять участие во всей программе семинара.
— Какая роль будет отведена Ларе?
— Основная. Она будет руководителем семинара по школе Станиславского.
— Это будет очень хорошо, — сказал я, — не уверен, что Лара сейчас стремится к какому-либо руководству, но вдохновения это ей прибавит.
Эмиль Аркадиевич засмеялся:
— Как только у Лары прибавится вдохновение, стремление к руководству незамедлительно появится. Лара всегда хотела реализовать свои идеи, а здесь эта возможность ни чем не будет ограничена.
— А когда вы сообщите об этом Ларе?
— Сегодня, — сказал Эмиль Аркадиевич, — это же гора работы. Надо составлять программу семинара, Лара должна решить, что она возьмёт на себя, а для чего ей будут нужны другие люди. Она может составить всю программу сама с моей помощью,  и только переговоры о мастер-классах придётся вести мне, но с её участием. Я постараюсь, чтобы у неё создалось впечатление, что она участвует в этих переговорах на равных.
— Нужно ли мне провести с Ларой психотерапевтическую сессию, чтобы она была подготовлена к такой деятельности.
— К любой сценической деятельности Лара готова всегда, в каком бы состоянии она не была.
Мне Лара позвонила на следующий день. Она с подъёмом рассказала мне о том, что я уже знал, и сказала, что обещала подготовить семинар за месяц.
— Это будет большая нагрузка, — сказала она, — но мне нужно работать. И потом, примерно через 2 месяца, я рассчитываю уехать в гости к сестре в США.
Семинар по школе Станиславского, которым руководила молодая актриса, сама составившая программу семинара, читавшая лекции и участвовавшая в демонстрации классических примеров, на равных с маститыми профессионалами участвовавшая в организации мастер-классов, была воспринята театральной общественностью Москвы как событие. Ощущению события способствовала необычность личности руководителя семинара, никогда семинарами такого масштаба не руководила актриса такая молодая и казавшаяся ещё моложе из-за внешности.
Из-за невозможности эффективного проведения семинара для очень большого количества участников семинар повторялся трижды, и за два месяца, которые заняли эти семинары, Лара посетила меня только дважды, хотя звонила с восторженными сообщениями почти каждый день.
Последний раз она пришла ко мне уже после окончания семинаров.
— Феликс Борисович, ещё до начала первого семинара я подала заявление на гостевую американскую визу, и сегодня я её получила. Мне хочется сегодня просто побеседовать с вами, рассказать, как я жила эти дни, поблагодарить вас за всё, что вы для меня сделали. Билеты в США у меня заказаны на конец этой недели. Я надеюсь вылететь через 4 дня.
— И какие чувства у вас вызывает предстоящая поездка? – спросил я.
— Разные. Я очень давно не видела сестру и не знаю, как мы с ней встретимся. У меня очень долго не было разговорной практики английского. Я думаю, она возобновится быстро, когда-то я говорила хорошо, но в первые дни общаться будет трудновато. Мне нравится, что я еду в Бостон, точнее в Кембридж – кампус Массачусетского технологического института, а это многое говорит.  Я буду находиться среди людей, которые создают науку и искусства, а не среди гигантских банков Нью-Йорка. Я часто буду сообщать вам по факсу всё, что покажется мне интересным.
Потом Лара долго, подробно и воодушевлённо рассказывала мне, как проходил главный первый семинар, и как пришлось его повторять дважды.
— Мне есть что предъявить в Штатах, — сказала она, — раньше у меня было только удостоверение участника семинара по школе Станиславского, проводившегося выдающимися артистами, а теперь я смогу показать кроме того удостоверение руководителя собственного семинара. Здесь бы это произвело большое впечатление, в США – не знаю.
Пожалуй, впервые за время наших встреч говорила в основном Лара. В течение почти двухчасового разговора она делала только короткие паузы, чтобы я мог как-то отреагировать на её слова, и продолжала своё повествование. Совсем неожиданным был конец беседы. Лара посмотрела на часы и сказала:
— Феликс Борисович, минут через 20 я буду должна уйти. Могла бы я это время поговорить с Еленой Дмитриевной?
— Конечно, — сказал я. – Вы хотите пройти к ней в кабинет или предпочтёте, чтобы она пришла сюда?
— Лучше сюда, я попрощаюсь сразу и с ней и с вами.
Елена Дмитриевна, уже наслышанная о деятельности Лары в роли руководителя семинара, поздравила её, а Лара наговорила в ответ много восторженных комплиментов и сказала:
— Бывают разные факторы, вызывающие вдохновение, но ваше присутствие вдохновляет всегда.
Потом она попрощалась и уехала.
Первый факс Лара прислала мне сразу после того, как она обосновалась у сестры. Ей очень понравилось, как её встретила сестра, как ей было посвящено небольшое party, и тут же сообщила, что в Штатах ренессанс школы Станиславского и поэтому её приезд вызывал всеобщий интерес. Она уже получила несколько предложений воспроизвести московский семинар с участием артистов театров Бостона. Лара сообщила, что она уже послала факс в издательство с просьбой дать ей годичный отпуск для пребывания в США.
В следующем факсе, который я получил через два дня после первого,  Лара выражала восхищение своей сестрой, которая проявила незаурядные организаторские способности, так что практическая работа подготовки первого семинара уже началась.
«Я недооценивала её, — писала Лара, — я сейчас говорю не о способностях организатора, а о том, что она, несмотря на редкость контактов, по-настоящему меня любит».
Потом в сообщениях последовал длительный перерыв, и только через три месяца Лара сообщила:
«Новости у меня неожиданные и потрясающие. Семинар имел огромный успех, в нём участвовали наряду с профессионалами актеры-любители, из которых мне очень понравился один – астрофизик из Массачусетского технологического института. А когда семинар кончился, я не сказала ни слова о симпатии, которую я испытывала к этому человеку, и, тем не менее, он предложил мне выйти за него замуж. Я ещё думаю об этом, но он мне очень нравится».

 Главный кампус Массачусетского технологического института с высоты птичьего полёта
Фото:  DrKenneth 

Ещё через два месяца, уже ничего не сообщая о своей деятельности, она писала о своей любви и о том, что она решила принять предложение американца:
«Это значит, что я остаюсь в Штатах. Я, конечно, ещё побываю в Москве, хотя все деловые вопросы мне пообещали решить мои друзья в студенческом театре. Я приеду попрощаться с городом и в последний раз поговорить с Вами, чтобы ещё раз сказать, что вы перевернули мою жизнь».
Это было последнее сообщение, которое я получил от Лары,  и в поле моего зрения она больше не попадала. Исчезновение Лары не вызвало у меня беспокойства, у меня был большой опыт таких исчезновений, и это значило, что  мой бывший пациент, по-видимому, счастлив и не хочет даже в мыслях возвращаться к воспоминаниями о своей болезни.  Впрочем,  Лара ещё не стара и даже моя жизнь ещё не кончилась, так, что я не исключаю встречи, такие случаи тоже бывали.

Вернуться в LiveJournal к комментариям и вопросам.

Tags: Лара

Posted in Без рубрики