Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

Психофизиологические аспекты вегетативного регулирования и церебральной активации

Постулирование стабильности психофизиологических соотношений и многочисленные исследования физиологических проявлений эмоционального стресса давали основание полагать, что с изменением психодиагностических характеристик должны сочетаться физиологические изменения, представляющие собой настолько неотъемлемую часть единой психофизиологической реакции, что такие физиологические параметры, как ЧСС, уровень АД, ЭСК, кожно-гальваническая активность, показатели ЭЭГ раздельно или в совокупности, систематически используются в качестве индикаторов эмоционального напряжения [Мирошников, 1971; Симонов, 1981; Судаков, 1981; Hassett, 1981; Luridberg, 1982, и др. ].

Для оценки влияния существенных изменений в системе человек—среда на физиологические показатели в нашей лаборатории А. И. Ланеев сопоставил три группы испытуемых: для которой перемещение в условия высоких широт из центральных районов страны сопровождалось такими изменениями (1); аборигенной, для которой условия высоких широт были стабильны и соответственно не нарушали сбалансированности в указанной системе (II); контрольной (111), обследованной в стабильных условиях центрального района страны (табл. 27).

Таблица 27

Показатели вегетативного регулирования и церебральной активации в разных группах юношеского контингента

 

Все группы состояли из лиц молодого (17—23 года) возраста и были стандартизированы по роду занятий, объему нагрузки, образу жизни (характер труда, отдыха, питания, условий проживания). Абсолютные параметры среды для групп I и II в период обследования были одинаковыми.

Уже при исследовании в состоянии покоя группы достоверно различались по ряду физиологических параметров. Так, в группе

I определялись наиболее высокий уровень систолического АД, выраженная тенденция к уменьшению амплитуды фотоплетизмограммы (свидетельствующая о большем напряжении сосудистой стенки) и наименьшая длительность интервала между двумя сердечными сокращениями (следовательно, наибольшая ЧСС). Помимо среднего интервала аналогичным образом группы дифференцировались и по минимальному интервалу между двумя сердечными сокращениями, который, по-видимому, отражает максимальную способность симпатической нервной системы к активации и еще более тесно [Lazarus, 1970] коррелирует с уровнем эмоционального напряжения. Наконец, сопоставляемые группы достоверно различались по уровню МОК, возрастание которого служит характерным проявлением эмоционального напряжения и в то же время свидетельствует об активации адаптационных механизмов.

Наряду с фоновыми показателями оценивали влияние функциональных нагрузок, адресованных преимущественно левому (проведение счетных операций в уме) или правому (мысленное представление зрительного образа) полушарию. Уменьшение интервала между двумя сердечными сокращениями при проведении счетных операций в уме, как и такая же реакция при мысленном представлении зрительного образа, отмечалось во всех группах испытуемых, однако степень его была разной. В группе I наименьшая длительность фонового интервала R—R сочеталась с менее выраженным ее снижением при обоих функциональных нагрузках, в связи с чем различия между этими испытуемыми и аборигенной группой по ЧСС при применении функциональных нагрузок уменьшались. Сопоставление групп I и II с контрольной показало, что меньшая ЧСС при более высоком уровне реакций на функциональные нагрузки для группы III еще более характерна, чем для аборигенной в условиях высоких широт. Поскольку ЧСС наряду с уровнем АД, сосудистым тонусом и тесно связанным с перечисленными показателями МОК можно считать чувствительным вегетативным индикатором напряжения, прежде всего эмоционального, полученные результаты указывают на более высокий уровень напряженности в группе I, состояние которой определялось выраженным расхождением между окружающей средой и условиями, в которых происходило формирование адаптивных механизмов. Кроме того, одной из причин угнетения реакции на функциональные нагрузки может быть стабильная активация адаптационных механизмов, уменьшающая дополнительные реакции на экспериментальные воздействия.

Изучение средней продолжительности дыхательного цикла (интервал вдох — выдох на пневмограмме) и соответственно частоты дыхания установило возрастание последней при адаптации к условиям высоких широт: интервал вдох—выдох в этой группе испытуемых был достоверно короче, чем в контингентах, находящихся в стабильных условиях. Это различие, отмечающееся уже в фоновых исследованиях, сохранялось и при проведении счетных операций в уме (частота дыхания при этой нагрузке во всех группах достоверно возрастала), но при мысленном предоставлении зрительного образа вновь обнаруживался феномен снижения реакции на нагрузку в группе, адаптирующейся в необычной среде. В этой группе наблюдалась только незначительная тенденция к сокращению времени дыхательного цикла, в то время как в сопоставляемых контингентах уменьшение продолжительности этого цикла было достоверно.

Психофизиологическое значение обнаруженных различий определяется, с одной стороны, установленной связью между гинервентиляцией и состоянием хронического психического напряжения, с другой — возможностью использовать частоту дыхания как показатель общей активации [GelIhorn, 1967; Мирошников, 1971]. Аналогичная направленность различий была обнаружена и при исследовании ЭСК и собственной кожно-гальванической активности, которые рассматривали как показатель эмоциональной напряженности со времени классических работ Тарханова и Фере. Фоновый уровень ЭСК, отражающий тоническую составляющую электрокожных характеристик, не дифференцировал группы, находящиеся в стабильных условиях, независимо от того, проводились ли обследования в высоких широтах (группа II) или в центральном районе (группа III). Адаптация в необычных условиях сопровождалась достоверным снижением этого показателя, как и увеличением амплитуды спонтанных КГР (отражающих фазическую составляющую кожно-гальванической активности), которая в группе I была значимо выше, тогда как различия между группами испытуемых, находящимися в стабильных условиях (независимо от их характера), не достигали степени достоверности.

Изменение сбалансированности системы человек—среда, характерное для ситуации перемещения в районы высоких широт, сопровождается при более высоком фоновом уровне КГР уменьшением различий КГР при функциональных нагрузках, в связи с чем фоновая разница между группами сглаживается. Существенно, что в этом случае специфичность нагрузки оказывается более важной, чем при исследовании ЧСС: амплитуда КГР при проведении счетных операций достоверно возрастает, а при мысленном представлении зрительного образа проявляет даже некоторую тенденцию к уменьшению.

Данные об изменении электрокожных характеристик отражают сложность и неоднозначность генеза этих показателей. Помимо того что электрокожная активность — чувствительный индикатор эмоциональных реакций, она связана с процессом организации действия в условиях, когда его конкретная оптимальная структура еще не определилась [Латаш, 1968; Веденяпин, Ротенберг, 1984], и с подготовкой к нескольким возможным видам деятельности в условиях неопределенного прогноза [Фейгенберг, Иванников, 1978], что представляется весьма существенным в процессе адаптации. Наконец, важное значение имеют результаты, дающие основание считать, что динамика и особенности КГР отражают характер медленных электрических процессов, в частности в глубоких структурах мозга [Смирнов, Резникова, 1983]. В свою очередь эти процессы, тесно связанные с эмоциональными изменениями, являются выражением деятельности медленной управляющей системы мозга, которая при наличии значимых воздействий осуществляет перевод деятельности мозга на новый уровень его функционирования [Аладжалова, 1966], способствуя реализации адаптационного процесса.

С рассмотренными данными хорошо согласуются результаты исследования ориентировочной реакции. Амплитуда кожно-гальванического ответа на нейтральный звуковой стимул при напряженности адаптационных механизмов достоверно возрастает, продолжительность этого ответа на первый звуковой стимул существенно увеличивается. В то же время количество ответов до угашения ориентировочной реакции не только не растет, но даже обнаруживает тенденцию к снижению. Эта закономерность, наиболее выраженная при сопоставлении групп I и II по числу кожно-гальванических ответов на индифферентный стимул, прослеживается и в том случае, если количество ответов до угашения ориентировочной реакции оценивается по десинхронизации ЭЭГ или по ЧСС.

Результаты исследования характеристик ориентировочной реакции представляют существенный интерес, поскольку ее функциональная роль связывается с созданием оптимальных условий для получения широкой информации от внешней среды, позволяющей уменьшить имеющуюся неопределенность, а также с формированием любой новой деятельности в ответ на значимые для индивидуума сдвиги параметров внешней среды. Эти функции ориентировочной реакции, которые можно рассматривать на основе их взаимной дополнительности [Кочубей, 1979], тесно связаны с процессами психической адаптации, что, по-видимому, объясняет описанные характеристики этой реакции при существенном изменении в системе человек—среда. Приведенные данные дают основание полагать, что в адаптационной ситуации, характеризующейся повышенной неопределенностью, оказывается целесообразным усиление реакции на новый стимул до того, как обнаруживается его индифферентный характер, тогда как удлинение процесса дифференциации значимых и незначимых стимулов в этих условиях физиологически нецелесообразно.

Изменение показателей вегетативного регулирования сопоставляли с уровнем церебральной активации, оцениваемой по α-индексу. Целесообразность такого сопоставления определяется важностью церебральной активации для обеспечения эффективности деятельности. Кроме того, в соответствии с концепцией Д. Линдсли [Lindslcy, 1960] напряженность адаптационных процессов должна сопровождаться наряду с вегетативными сдвигами повышением уровня восходящей церебральной активации и, следовательно, уменьшением α-индекса. Более поздние исследования, обнаружившие диссоциацию между выраженностью блокады α-ритма и вегетативными коррелятами эмоционального возбуждения, позволили утверждать [Симонов, 1981; Русалова, 1983], что эти показатели соотносятся с различными механизмами формирования эмоционального состояния. При этом постулировалась связь мотивационного компонента данных механизмов преимущественно с особенностями вегетативного регулирования (в частности, с изменением ЧСС), а информационного компонента — главным образом с изменениями биоэлектрической активности мозга.

Исходя из указанных положений можно было ожидать, что изменения соотношений в системе человек—среда, повышающие важность информационного компонента и приводящие к увеличению интенсивности и длительности ориентировочной реакции, будут сопровождаться десинхронизацией биоэлектрической активности мозга и соответственно уменьшением α-индекса. Однако полученные результаты не подтвердили этой гипотезы. В обоих стабильно адаптированных группах α-индекс был меньше, чем в условиях, предъявляющих повышенные требования к адаптационным механизмам. Это различие еще более усиливалось при функциональных нагрузках, особенно при проведении счетных операций. В этом случае информационный компонент возникающего напряжения очевиден, поскольку испытуемый получает извне информационный стимул и ожидает информацию об эффективности своей деятельности. Однако его роль но сравнению со значением мотивационного компонента в условиях адаптационного напряжения уменьшается: редукция α-ритма при проведении счетных операций была минимальной в ситуации, предъявляющей повышенные требования к адаптационным механизмам индивидуума, и максимальной в стабильных условиях центрального района.

Для изменения уровня церебральной активации было существенно обращение нагрузки преимущественно к лево- или правополушарным механизмам. В обеих группах, находящихся в стабильных условиях, мысленное представление зрительного образа сопровождалось значительно меньшим возрастанием активации, чем проведение счетных операций. Однако наибольшие различия наблюдались при выраженных изменениях в системе человек—среда. В этом случае мысленное представление зрительного образа не вызывало увеличения активации в правом полушарии. С точки зрения концепции о преимущественной связи вегетативных сдвигов с мотивационным, а десинхронизации биоэлектрической активности мозга с информационным компонентом формирования эмоций, картина, наблюдающаяся при выраженных изменениях в системе человек — среда, соответствует абсолютному или относительному повышению роли мотивационного компонента. В пользу этого положения свидетельствуют также приведенные выше данные о возрастании при таких изменениях напряженности неудовлетворенных потребностей и достоверном усилении мотивации достижения.

Помимо описанных особенностей α-активности может быть отмечено еще одно обстоятельство. В высоких широтах различия в выраженности α-индекса в правом и левом полушарии, которые обусловливались меньшей представленностью α-ритма в левой гемисфере, в ряде случаев сочетались с изменением регионального распределения α-ритма. В стабильных условиях центрального района подтверждалась хорошо известная закономерность, в соответствии с которой амплитуда α-ритма максимальна в затылочных отведениях и прогрессивно уменьшается в сагиттальном направлении. При этом в лобных отведениях доминируют низкоамплитудные медленные волны и низкоамплитудная быстрая активность, а выраженный α-ритм нередко не выявляется. Эта закономерность нарушалась у части испытуемых, исследованных в условиях высоких широт и переместившихся в этот регион из центральных районов. При этом амплитуда α-ритма была одинаковой в лобных и затылочных отведениях или даже в лобных отведениях превышала таковую в затылочных.

В пользу связи этого феномена с адаптационными процессами свидетельствуют аналогичные изменения в характере α-ритма, зарегистрированные у участников полярных экспедиций в Антарктиде [Василевский и др., 1978].

Одна из возможных гипотез, объясняющих это явление, может быть связана с тем обстоятельством, что уменьшение активации лобных структур делает восприятие сложной ситуации менее конфликтным, а также с необходимостью уменьшения активности лобных отделов неокортекса в неясных ситуациях, когда мозг не располагает точной информацией для организации целенаправленного поведения [Симонов, 1981]. Это характерно для существенного изменения среды, требующей реакции и на стимулы, имевшие малую значимость в стабильных условиях.

Таким образом, существенное нарушение сбалансированности в системе человек—среда сопровождается характерным комплексом изменений вегетативного регулирования и биоэлектрической активности мозга. Этот комплекс включал возрастание значений вегетативных параметров, обычно расцениваемых как вегетативные корреляты эмоционального возбуждения, при одновременном снижении уровня восходящей церебральной активации и уменьшении вегетативных и активационных сдвигов на функциональные нагрузки, а также особенности регионального распределения активности мозга в α-диаиазоне. Функциональное значение указанных изменений может зависеть от возрастания эмоциональной напряженности и активации адаптационных механизмов, от усиления интенсивности мотиваций, от меньшей значимости в условиях адаптационной напряженности экспериментальных (не обусловленных реальной ситуацией) стимулов и от перестройки, направленной на повышение значения стимулов с малой вероятностью подкрепления при одновременном снижении конфликтности сложной ситуации.

Напряженность адаптационных механизмов в условиях меняющегося функционирования в системе человек—среда имеет двоякое значение. С одной стороны, она представляет собой цену, которую организм платит за эффективное функционирование в новых условиях, за поддержание оптимальных форм адаптации при нарушении стабильности указанной системы. Это значение подтверждается тем обстоятельством, что в сопоставляемых контингентах наибольшие различия исследованных физиологических характеристик обнаруживали те испытуемые, у которых процесс психической адаптации был наиболее эффективным. С другой стороны, состояние эмоционального напряжения может повышать риск возникновения патологических сдвигов, клинически выраженных нарушений адаптации и соответственно увеличивать группу повышенного риска, для которой рассматриваемое напряжение (в силу генетически или онтогенетически обусловленной предрасположенности) представляет собой форму донозологических нарушений.

Испытуемые, обследованные в стабильной и существенно измененной среде (что, как показывает проведенный анализ, приводит к напряженности адаптационных механизмов), различаются также взаимосвязями между физиологическими показателями, обнаруживающимися при изучении корреляционных плеяд. При таком анализе особый интерес представляет оценка взаимосвязи физиологических характеристик применительно к организации ориентировочной реакции, изучение которой позволяет получить данные о физиологических корреляциях системы, включающейся при создании ситуации неопределенности и обеспечивающей оптимальные условия для восприятия широкой информации от внешней среды, что способствует устранению неопределенности. В проведенном исследовании тот или иной показатель включался в корреляционную плеяду при условии, если величина г была не меньше 0. 25, т. е. если имели место средние и сильные корреляции. Менее выраженные, хотя и достоверные корреляции расценивали как межплеядные. Характер полученных корреляционных плеяд существенно различался в юношеских контингентах, находящихся в условиях стабильной и изменившейся среды, и в контингенте, перемещение которого в необычные условия реализовалось уже в зрелом возрасте.

В юношеском контингенте, для которого перемещение в высокие широты обусловливает выраженные изменения в системе человек — среда, исследованные показатели вегетативного регулирования образовывали две самостоятельные корреляционные плеяды (рис. 21, а). Первую из них составляли характеристики ориентировочной реакции, которая возникает при рассогласовании между ранее сформированной моделью и воспринимаемой ситуацией и необходима для модификации поведения в значимо изменившейся среде. В плеяду включается показатель КГР, интенсивность которой возрастает при увеличении активности механизмов переработки информации. При этом переменные, отражающие кожно-гальваническую активность, входят в плеяду независимо от того, являлась ли эта активность спонтанной или вызванной, определялась ли она в начале исследования или в конце, оценивался ли кожно-гальванический ответ на индифферентный или на значимый стимул, адресовывался ли этот значимый стимул информационным механизмам правого или левого полушария.

Рис. 21.

Корреляционная плеяда ориентировочной реакции (ОР) в юношеских группах, обследованных в изменившейся (а) и стабильной (б) среде, и в группе, переместившейся в иные условия в зрелом возрасте (в).

Индексы «а», «д» и «к» при ОР — соответственно амплитуда первого кожно-гальванического ответа, его длительность и количество реакций до угашения; КИ — конец исследования; АДС — АД систолическое, АДд — АД диастолическое; ф. — фон, с — счет, з.о — зрительный образ.

Взаимодействие характеристик ориентировочной реакции и кожно-гальванического ответа на значимые стимулы можно рассматривать как подтверждение концепции о возникновении ориентировочной реакции только на стимул, предварительно оцениваемый как биологически значимый [Латаш, 1968]. Включение в эту плеяду интенсивности спонтанных КГР можно считать свидетельством того, что эти потенциалы служат показателем эмоциональной настройки на восприятие внешнего стимула, «ориентировочной готовности», возрастающей по мере повышения уровня тревоги, характерного для ситуаций адаптационного напряжения. Важное физиологическое значение может иметь зависимость между ориентировочной реакцией и кожно-гальваническим ответом на мысленное представление зрительного образа, т. е. на информацию, отражающую общую картину определенной ситуации, формирование которой при изменении взаимоотношений субъект—среда может предшествовать детальному логическому анализу.

Таким образом, описанная плеяда объединяет физиологические показатели, тесно связанные с информационными процессами, направленными на уменьшение неопределенности в изменившейся среде, и (в той мере, в какой КГР отражает не только активность механизмов переработки информации, но и эмоциональную реакцию) с информационным компонентом эмоционального напряжения.

Вегетативные параметры, которые могут рассматриваться как физиологическая составляющая мотивационного аспекта модификации поведения (прежде всего ЧСС, зависимость между которой и мотивационным компонентом напряжения уже отмечалась выше), образовывали вторую плеяду. Поскольку в нее входили также АД и ЭСК, она в значительной мере характеризовала и общий уровень эмоционального стресса, и степень напряженности адаптационного процесса. Самостоятельность рассмотренных плеяд может указывать на тенденцию к рассогласованию при нарушении сбалансированности в системе человек-среда информационного и мотивационного компонентов, взаимодействие которых служит необходимой предпосылкой адекватной реорганизации поведения в новой среде. Такое рассогласование не отмечалось, если условия высоких широт характеризовали не измененную, а стабильную среду: в юношеском контингенте представителей коренного населения исследованные физиологические параметры образовывали единую корреляционную плеяду, в которой выраженность ориентировочной реакции занимала центральное место (рис. 21б).

Организация взаимосвязей физиологических характеристик зависит от того, насколько сформированными были физиологические паттерны к моменту резких изменений в системе человек — среда. Интегрированность системы вегетативного регулирования сохраняется, адекватные зависимости между физиологическими коррелятами информационного и мотивационного компонентов адаптационного напряжения не нарушаются тогда, когда перемещение в районы высоких широт осуществляется не в детском или раннем юношеском, а в зрелом возрасте. В этом случае, как и в юношеском контингенте, находящемся в стабильной среде, исследованные физиологические показатели входили в единую корреляционную плеяду, хотя характер зависимостей был несколько иным (рис. 21, в). В эту плеяду включались также (в отличие от обоих юношеских контингентов) показатели церебральной активации.

Заслуживает внимания связь между интенсивностью ориентировочной реакции и изменениями физиологических показателей при мысленном представлении зрительного образа. Эта зависимость может служить указанием на большую значимость образной переработки информации для устранения неопределенности при существенном изменении условий. С этим хорошо согласуется описанная Ц. П. Короленко [1978] лучшая адаптация в условиях высоких широт лиц, которые, судя но результатам выполнения тестов с «открытым концом», более способны к формированию многозначных образных связей.

В пользу физиологической целесообразности такой переработки информации, которая дает возможность быстро оценивать наиболее общие аспекты ситуации при напряженности адаптационного процесса, свидетельствует и тот факт, что представление зрительного образа вызывает менее выраженные вегетативные и активационные сдвиги, чем осуществление вербально-логических и счетных операций. Это различие дает дополнительный материал для суждения о соотношении правополушарных (пространственно-образных) и левополушарных (венчально-логических) механизмов в реализации процесса психической адаптации. В ситуации быстрого изменения системы человек—среда адекватнее оказывается использование правополушарных механизмов, тогда как левополушарные играют более важную роль в долговременном структурировании сложившейся ситуации.

Различия в организации вегетативного регулирования и церебральной активации, зависящие от стабильности или изменения системы субъект —среда, выявляются также при факторном анализе рассмотренных характеристик. При 6-факторном решении наиболее стабильными были три из них. В группе с резким изменением указанной системы уровень церебральной активации в фоне, при различных физиологических нагрузках и в покое в конце исследования образует наиболее мощный фактор. Связь с фактором всех входящих в него показателей весьма высока, однако она значимо выше для α-индекса, исследованного при функциональных воздействиях или после них, чем при его фоновом измерении. При этом их увеличение не зависит от того, к какому полушарию обращено воздействие. Это дает основание полагать, что для данного фактора более существенны изменения α-индекса, связанные с уровнем эмоциональной напряженности (они будут проявляться независимо от специфичности воздействия), чем активационные сдвиги, обусловленные решением конкретной задачи. В пользу высказанного предположения свидетельствует и большая величина факторных нагрузок (в фоне и в состоянии покоя в конце исследования) для правого полушария, более тесная связь которого с переработкой эмоционально значимой информации уже отмечалась выше.

Два последующих фактора включали в себя физиологические параметры, которые можно рассматривать как корреляты эмоционального напряжения, а также показатели, характеризующие ориентировочную реакцию. Второй по значимости фактор определялся главным образом ЧСС в фоне и при различных воздействиях. При этом более тесно с фактором были связаны фоновая величина ЧСС, отражающая исходный уровень эмоциональной напряженности (в особенности мотивационного ее компонента) и ЧСС при мысленном воспроизведении целостной ситуации (наибольшей факторной нагрузкой характеризовалась средняя величина интервала R—R в фоне, а его факторная нагрузка при представлении зрительного образа была существенно выше, чем при проведении счетных операций). Структура этого фактора зависела от онтогенетического периода. В группе учащихся, у которых изменения в системе человек — среда приходились на детский и юношеский возраст, в фактор входили только значения интервалов R — R и ЧСС до начала и после полиграфической записи. У испытуемых, прибывших в районы высоких широт в зрелом возрасте, фактор имел более комплексный характер, включая в себя также такой классический показатель эмоциональной напряженности, как величина ЭСК в начале и в конце исследования и характеристики ориентировочной реакции (длительность угашения и продолжительность первой КГР на нейтральный стимул).

Третий фактор определялся интенсивностью КГР: спонтанных, возникающих в ответ па значимые воздействия (счет в уме, представление зрительного образа), а также нейтральный стимул (интенсивность, длительность и количество ориентировочных реакций до угашения). Число объединяемых этим фактором параметров, как и в предыдущем случае, было выше у испытуемых зрелого возраста, у которых наряду с характеристиками собственной кожно-гальванической активности в фактор включались данные ЭСК и величина интервала R—R при представлении зрительного образа. Следовательно, факторный анализ, как и анализ корреляционных плеяд, позволяет считать, что и в этом случае для испытуемых, у которых изменения системы человек—среда приходились на период зрелости, характерны большая комплексность вегетативного регулирования и более тесная связь их в рамках одного фактора.

Хотя первые три фактора близки для групп, находящихся в стабильных условиях и характеризующихся резкими изменениями взаимодействия со средой, их относительное значение существенно различается. Последний из них был наиболее значим для лиц, находящихся в стабильной среде; его факторный вес был почти вдвое больше, чем в группе, переместившейся в необычные условия. В этом случае фактор отличался также большей комплексностью даже в юношеском контингенте, включая наряду с уже указанными параметрами диастолическое АД и повышение уровня церебральной активации по окончании функциональных воздействий.

Широкие индивидуальные вариации психофизиологических соотношений, обусловленные совокупностью генетических различий и особенностью индивидуального опыта, создают зависимости рассматриваемых закономерностей не только от универсальных характеристик системы, но и от состава конкретного контингента испытуемых. Соответственно наибольшее значение приобретают не конкретные взаимосвязи физиологических параметров, выявляемые в каждом контингенте, а сам факт зависимости их от степени напряженности адаптационных механизмов и от онтогенетического периода, в котором реализуется адаптация.

Описанные различия исследовавшегося комплекса психодиагностических и физиологических переменных, характеризующих контингенты испытуемых, находящихся в стабильной (хотя и различной по абсолютным параметрам) среде и в значимо изменившихся (а соответственно и нарушающих сбалансированность системы человек—среда) условиях, подтверждают гипотезу о связи эмоциональной напряженности с нарушением сбалансированности указанной системы, а также об активации при таком нарушении адаптационных механизмов. Однако эти данные сами по себе не дают ответа на вопрос о степени и характере зависимости между психодиагностическими и физиологическими изменениями, об особенностях соотношений тех или иных физиологических переменных с психологическими механизмами, определяющими специфику процесса психической адаптации.

Одним из наиболее эффективных методов, позволяющих описать соотношения между рассматриваемыми переменными, исследовать причинные зависимости и судить о значимости той или иной психодиагностической характеристики в комплексе факторов, определяющих изменения какого-либо физиологического параметра, представляется метод множественной регрессии. Его несомненные преимущества заключаются в возможности выделить совокупности психодиагностических характеристик, наиболее значимо связанные с конкретными физиологическими изменениями, и установить степень этой связи, определяемой коэффициентом детерминации. 1

Одна из возникающих при применении данного метода трудностей заключается в сложности осуществления выбора наилучшего подмножества независимых переменных из колоссального множества возможных, поскольку для р переменных существует 2p—1 регрессионных уравнений. Для решения этой проблемы можно использовать пошаговую регрессию аналогично тому, как было сделано при анализе психофизиологических зависимостей для ряда психологических характеристик, имеющих существенное адаптационное значение. При применении этого метода независимые переменные последовательно включаются в подмножество согласно заданному критерию, а в то же время некоторые ранее включенные переменные могут из него удаляться. 2 В итоге последовательного ввода выбирается совокупность независимых переменных таким образом, чтобы они как можно лучше предсказывали зависимую переменную, а число их было возможно меньшим.

Для оценки психофизиологических соотношений при существенных изменениях в системе человек—среда использовали множественную регрессию каждой из изучаемых физиологических характеристик по совокупности показателей методики многостороннего исследования личности и 16-факторного личностного теста Кеттелла, которые позволяют учесть достаточно широкий круг психодиагностических параметров, определяющих особенности личности и актуального психического состояния. Значение минимума F-включения (0.8) подбирали таким образом, чтобы для каждой психодиагностической переменной вероятность включения составляла 50% [Afifi, Azen, 1982]. Такой выбор критерия в исследованном массиве обеспечивал существенный разрыв в значении статистики F-включения между переменными, вошедшими и не вошедшими в уравнение регрессии. Минимум F-выключения, соответствующий указанному критерию, был равен 0.6. Поскольку включение и выключение независимых переменных осуществляются на каждом шаге, полученное уравнение регрессии в определенной степени зависит от порядка введения переменных. При установлении рациональной последовательности учитывали роль эмоционального состояния в формировании психофизиологических соотношений, что обусловливало приоритет для параметров, непосредственно связанных с формированием эмоционального напряжения и устойчивостью по отношению к стрессу. К их числу были отнесены, в частности, коэффициенты Q4/C, Q4/F3, F1 — F3, исчисляемые из данных теста Кеттелла (характеризующие соотнесенную фрустрационную напряженность, фрустрационную интолерантность и реализованную лабильность), и факторы С, Н, Q4 того же теста (позволяющие оценить уровень интеграции поведения, его стеничность, суммарную фрустрационную напряженность). 3

Полученные уравнения регрессии объясняют только часть дисперсии физиологических показателей. Это может быть связано с многоуровневым характером системы, регулирующей психофизиологические соотношения, с наличием горизонтальных взаимосвязей на каждом из уровней этой системы, с возможностью опосредованных влияний и нелинейным характером исследуемых зависимостей. Однако при относительно невысоком коэффициенте детерминации, который у рассмотренного контингента испытуемых колеблется для исследованных физиологических параметров от 30. 2 до 43. 3 (табл. 28), достоверность выявленных зависимостей была весьма высока (P<0.001).

Таблица 28.

Коэффициенты детерминации для различных физиологических показателей (фоновые значения) в условиях адаптационной напряженности с учетом эффективности психической адаптации

Следует также учитывать, что организация психофизиологических соотношений представляет собой неотъемлемый аспект психической адаптации и связь между психодиагностическими и физиологическими характеристиками существенно зависит от ее эффективности. Эта закономерность находит свое отражение в возрастании коэффициента детерминации в случае, если отдельно рассматриваются группы испытуемых с высокой (I) и низкой (II) эффективностью адаптационного процесса (табл. 28).

В психодиагностических характеристиках, определяющих в качестве независимых переменных исследованные физиологические параметры, наиболее систематически выделяются те же три комплекса существенных для психической адаптации показателей: характеризующих организацию эмоциональной напряженности, выраженность этой напряженности и устойчивость к эмоциональному стрессу; особенности микросоциального взаимодействия; способность к логической оценке ситуации и энергетический потенциал, необходимый для реализации адаптивного поведения. В то же время значимость этих комплексов, выбор и относительный вес составляющих их показателей различны для разных физиологических характеристик.

Таблица 29

Совокупности психодиагностических показателей, значимо связанные с различными физиологическими характеристиками в условиях адаптационного напряжения

Примечание. Здесь и в табл. 30, 33 и 34 L, F, К, 1—9 и 0 — шкалы методики многостороннего исследования личности, остальное — факторы 16-факторного личностного теста Кеттелла.

По данным пошаговой множественной регрессии (табл. 29), особенно выраженное влияние на формирование в процессе адаптации психофизиологических соотношений, регулирующих уровень АД, оказывали характеристики, непосредственно связанные с эмоциональной напряженностью. Две из них (уровень тревоги и особенно соотнесенная фрустрационная напряженность) имели в этом случае решающее значение. Стандартный коэффициент регрессии для последней характеристики превышал 0. 6 при оценке влияния ее и на систолическое, и на диастолическое АД. В системе, определяющей диастолическое давление, роль уровня тревоги была более существенной, чем обусловливающей систолическое. Коэффициент детерминации для АД был одним из наиболее высоких: свыше 40% его дисперсии определялось избранной совокупностью психодиагностических характеристик даже в контингенте, не разделенном по степени эффективности психической адаптации, при относительно малом числе психодиагностических показателей, вошедших в уравнение регрессии.

Наиболее широкие психофизиологические зависимости и тесная связь с актуальным психическим состоянием обнаруживались при оценке регрессии среднего интервала между сердечными сокращениями (и соответственно ЧСС). Широкий круг заинтересованных психодиагностических параметров, невозможность выделить психодиагностические показатели, безусловно доминирующие во влиянии на ЧСС, и выраженная зависимость от актуального психического состояния определяют высокую лабильность этого физиологического параметра и большее значение для его регулирования уровня тревоги, в том числе актуальной, чем особенностей организации эмоционального напряжения. Наряду с уровнем тревоги и эмоционального напряжения существенное значение приобретают характеристики, обусловливающие микросоциальное взаимодействие, в частности тенденция к неудовлетворенности ситуацией и своим положением в ней, к предпочтению воспитанных форм поведения, степень интериоризации социальной нормы и уровень самодостаточности.

Если увеличение ЧСС по мере роста первой из указанных характеристик отражает усиление напряженности или ухудшение социально-психологической адаптации, то связь учащения сердечных сокращений с предпочтением воспитанных форм поведения в изменившейся среде можно объяснить помимо вызванного этим предпочтением затруднения непосредственного реагирования и снижением адаптивности в таких условиях ранее адекватных поведенческих стереотипов. Повышение же уровня самодостаточности, обеспечивая относительную независимость субъекта от внешних условий, снижает психическую напряженность, в связи с чем ЧСС уменьшается. Поскольку адаптационное напряжение, как уже отмечалось, может быть ослаблено при эффективном структурировании ситуации и возможности целесообразного на нее воздействия, ЧСС обнаруживает отрицательную зависимость от способности к логическому структурированию ситуации и уровня энергетического потенциала.

Психодиагностические показатели, определяющие организацию эмоционального стресса и отражающие уровень эмоционального напряжения, оказывали существенное влияние и на кожно-гальваническую активность. Характер этого воздействия на амплитуду спонтанных КГР и на ЭСК был различен. Амплитуда отрицательной составляющей КГР в наибольшей степени зависела от уровня тревоги, в меньшей — от реализованной лабильности и от соотнесенной фрустрационной напряженности, тогда как последняя оказывалась наиболее значимой в совокупности психодиагностических параметров, определяющих фоновый уровень ЭСК.

Показатели, обусловливающие микросоциальное взаимодействие, оказывали наибольшее влияние на уровень спонтанных КГР, что особенно касалось таких важных для адаптации в новом окружении характеристик, как степень самодостаточности, способность к сознательному самоконтролю, зависимость или доминантность. Последняя тенденция способствует повышению базисного уровня ЭСК и в то же время увеличивает фазические колебания кожно-гальванической активности, проявляющиеся в повышении амплитуды спонтанных КГР. Эта характеристика вошла в число параметров, влияющих на уровень ЭСК, наряду с тенденцией субъекта испытывать неудовлетворенность ситуацией, своим положением в ней и его способностью к интериоризации социально одобряемых норм поведения. При возрастании неудовлетворенности ситуацией снижение ЭСК, очевидно, связано с эмоциональным напряжением. Более сложно объяснить уменьшение ЭСК, как и увеличение ЧСС, при возрастании степени интериоризации нормы. Возможно, это зависит от недостаточной определенности при нарушении сбалансированности в системе человек—окружение представлений субъекта о собственном соответствии интериоризированной норме.

Высокий уровень энергетического потенциала способствует повышению ЭСК, тогда как тенденция к логическому структурированию ситуации соответствует снижению его уровня и возрастанию амплитуды КГР. Это хорошо согласуется с уже рассматривавшимися представлениями о связи КГР с существенными для адаптации процессами подготовки и организации действия в условиях недостаточно ясного прогноза и еще не определившейся структуры самого действия.

Таблица 30

Совокупности психодиагностических показателей, значимо связанные с уровнем церебральной активации, оцениваемой по α-индексу, и с ее изменениями под влиянием функциональных нагрузок в условиях адаптационного напряжения в левом (I) и правом (II) полушарии

Роль психофизиологических соотношений в совокупности факторов, определяющих уровень церебральной активации в период адаптационного процесса, может быть в значительной мере дифференцирована при анализе комплекса психодиагностических характеристик, связанных с величиной α-индекса, оцениваемого раздельно для правого (I) и левого (II) полушария (табл. 30). По данным множественной регрессии с использованием пошаговой процедуры, большая часть характеристик, существенных для формирования эмоциональной напряженности, оказывала однотипное влияние, способствуя редукции α-ритма в обоих полушариях. Но даже и в этом случае обнаруживались зависимости от функциональной специфичности каждого. Показатели, в наибольшей степени характеризующие роль тревоги в актуальном психическом состоянии (в частности, уровень профиля методики многостороннего исследования личности на шкалах 2 и 7), наиболее значимо влияли на выраженность активации в правом полушарии и в то же время либо не включались в уравнение регрессии для α-индекса в левом полушарии (шкала 2), либо присоединялись к совокупности признаков со значительно меньшим стандартным коэффициентом регрессии (шкала 7). Обычно положительно коррелирующие между собой, эти психодиагностические показатели в данном случае входили в уравнение регрессии для α-индекса правого полушария с разным знаком, что заслуживает специального рассмотрения.

Поскольку при используемом методе оценивается та составляющая двух взаимосвязанных величин, которая не определяется их взаимной корреляцией, отмеченное расхождение заставляет полагать, что уровень активации в правом полушарии возрастает, если актуальная тревога проявляется в состоянии непосредственно, но это возрастание уменьшается по мере фиксации тревоги и формирования ограничительного поведения. Эти вопросы подробнее рассмотрены в разделах, посвященных тревоге и механизмам интрапсихической адаптации.

В совокупности характеристик, определяющих формирование эмоционального стресса и соответственно более или менее стабильную тенденцию к повышению уровня тревоги, особенно высока значимость соотнесенной фрустрационной напряженности. Ее возрастание, отражая относительную или абсолютную недостаточность интеграции поведения в ситуации блокады актуальных потребностей (а следовательно, снижение эффективности целенаправленного поведения, обеспечивающего их удовлетворение), способствовало редукции α-ритма в обоих полушариях. Аналогичное, хотя и несколько менее выраженное влияние имело возрастание фрустрационной интолерантности, расширяющее круг фрустрирующих стимулов и соответственно увеличивающее роль информационных характеристик среды. Реализованная лабильность, уровень которой связан не столько с фрустрационной напряженностью, сколько с тревогой, уже сформировавшейся и требующей создания объясняющих концепций, оказывается более значимой для активации левого полушария.

Из числа психодиагностических параметров, существенных для микросоциального взаимодействия, на уровень активации в левом полушарии оказывали влияние степень интериоризации принятых норм (снижение активации) и потребность доминировать, руководить действиями окружающих, определять характер их поведения (повышение уровня активации). Ни одна из этих характеристик, важных для разработки концепций поведения, не вошла в совокупность переменных, связанных с активацией правого полушария. В то же время тенденция к предпочтению воспитанных форм поведения (реализуемая независимо от сознательной оценки ситуации) и к увеличению роли в формировании поведения фантазии и воображения, требующих развитого образного мышления, была существенной для активации правого, но не левого полушария.

Активация обоих полушарий возрастает с увеличением стремления к социально одобряемой роли, к созданию у окружающих социально значимого образа своей личности. Однако из двух шкал методики многостороннего исследования личности, связанных с этой тенденцией, в уравнение регрессии для α-индекса в левом полушарии вошла шкала L, отражающая осознаваемое стремление производить благоприятное впечатление, тогда как для правого полушария — шкала К, которая отражает аналогичную тенденцию, но реализуемую более тонко и в значительной степени неосознаваемую.

В свете полученных к настоящему времени и уже рассматривающихся данных о связи редукции α-активности с информационным компонентом эмоций и с обращенностью вовне представляет интерес роль экстра- и интроверсии в совокупности психодиагностических характеристик, определяющих уровень активации. В этом случае различия, вытекающие из функциональной специфичности полушарий, выступают особенно рельефно. При многомерном анализе, учитывающем не только зависимость между экстра- или интравертированностью и величиной α-индекса, но и взаимосвязи психодиагностических характеристик, предположение о возрастании редукции α-активности по мере увеличения экстраверсии находит свое подтверждение для левого полушария, тогда как в правом редукция α-ритма положительно связана с интроверсией. Одно из возможных объяснений этого различия заключается в большей значимости для левого полушария степени включенности в среду, а следовательно, и величины информационного потока, нуждающегося в логическом структурировании, тогда как для правого — эмоциональной напряженности, вызываемой внешними контактами, которая растет при интроверсии. На это указывает и то, что для активации правого полушария существенна степень стремления к контактам и взаимодействию с окружением, зависящая в значительной мере от актуального психического состояния, тогда как для левого — более стабильная тенденция к экстра- или интровертированному поведению. Положительная зависимость между уровнем интроверсии и степенью активационного сдвига (т. е. увеличения изменения α-индекса) в правом полушарии при выполнении задания экспериментатора (счет в уме) с последующим сообщением результата также свидетельствует о роли интроверсии в повышении эмоциональной напряженности, в частности ее информационной составляющей, при контактах с окружением. И наконец, для активации левого полушария существенна аффективная ригидность, приводящая к формированию труднокорригируемых концепций, тогда как для правого — обращенность к внутренним критериям оценок и выбора линии поведения, не требующим жесткой определенности. В то же время следует отметить, что зависимость между некоторыми параметрами и уровнем активации в обоих полушариях однозначна. Так, высокая активность (обычно с положительной эмоциональной окраской) связана с повышением активации в обоих полушариях, а способность к организации хорошо интегрированного, стабильного поведения — со снижением ее, с ростом представленности α-ритма.

Уровень церебральной активации изменяется в связи с процессами оценки ситуации и степенью активности. Это определяет роль группы психодиагностических показателей, отражающих указанные характеристики. Повышение активности, сопровождающееся большей включенностью в среду, ведет к редукции α-ритма. Возрастание способности к логическому структурированию ситуации сопровождается снижением активации в обоих полушариях (хотя несколько более значимо для левого). Очевидно, в условиях адаптационного напряжения эта способность позволяет лучше структурировать ситуацию, уменьшает информационную неопределенность, а соответственно и информационный компонент эмоциональной напряженности.

Все три рассмотренные группы параметров не только значимы для фонового уровня церебральной активации, по и входят в совокупность показателей, связанных со степенью изменения уровня активации при функциональных нагрузках (оцениваемой по разности между фоновой величиной α-индекса и его показателем при нагрузке). В этом случае функциональная специфичность полушарий находит свое отражение в различии признаков, выделяемых при пошаговой множественной регрессии в зависимости от обращенности нагрузки к правому или левому полушарию. При проведении счетных операций в уме более широкий круг психодиагностических характеристик оказывает влияние на изменение уровня активации в левом полушарии, при мысленном представлении зрительного образа — в правом.

Проведенное рассмотрение вегетативного регулирования и активационных сдвигов при выраженных изменениях в системе человек—среда, сопоставление групп испытуемых, переместившихся в условия высоких широт, и тех, для кого эти условия являются стабильными, свидетельствуют о зависимости характера физиологического регулирования от нарушения сбалансированности в этой системе и о роли психофизиологических зависимостей в организации такого регулирования. Оно в существенной мере определяется психофизиологическими соотношениями, особенно связью между физиологическими параметрами и адаптационно значимыми психологическими характеристиками, связанными с формированием эмоционального стресса или стрессоустойчивости, микросоциального взаимодействия, оценки ситуации и целесообразной активности. Физиологические корреляты возникающего эмоционального напряжения в большей степени отражают его мотивационный, чем информационный, компонент.

  1. Коэффициент детерминации определяется долей дисперсии зависимой (в данном случае физиологической) переменной у, объясняемой регрессией по р независимых (в данном случае психодиагностических) переменных х1… … хр, и равен квадрату множественного коэффициента корреляции.
  2. Включение и удаление переменных осуществляется на основании статистики, которая имеет F-распределение и обозначается соответственно как F-включение либо как F-удаление.
  3. Факторы F1 и F3, отражающие уровень тревоги и порог фрустрации, весьма существенные для эмоционального состояния, вводили в обычной последовательности, поскольку их значении учитываются в названных коэффициентах.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *