Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

Результаты электрофизиологических исследований адаптации человека и некоторые психофизиологические соотношения

Ф. Б. БЕРЕЗИН, В. В. АРШАВСКИИ, А. И. ЛАНЕЕВ, В. С. РОТЕНБЕРГ, И. Р. РАШИДОВ

Изучение адаптации человека к необычным условиям среды, исследование характера и особенностей этой адаптации требуют сопоставления результатов исследований психодиагностических, характеризующих особенности личности и актуальное психическое состояние субъекта, и физиологических. Последние характеризуют состояние различных функций и систем организма и позволяют решить, в какой степени в процессе адаптации сохраняется гомеостатическое регулирование, какую цену платит организм за успешное приспособление к новым условиям или чем для него оборачиваются безуспешные попытки такого приспособления.

Необходимость изучения соотношений между характером психической адаптации, ее эффективностью и состоянием психических функций обусловлена тем, что в процессе адаптации главную роль играют интегрирующие механизмы, обеспечивающие, с одной стороны, адекватность эмоций, необходимую направленность и устойчивость поведения и, с другой — моторное и вегетативно-гуморальное обеспечение этого поведения. Координация вегетативно-гуморальных и моторных механизмов выражения эмоций и обеспечения поведения осуществляется лимбико-гипоталамо-ретикулярным комплексом. В этом комплексе особо важная роль принадлежит гипоталамусу, на уровне которого смыкаются нейровегетативные, гуморальные и моторные механизмы регулирования. Восходящие импульсы при возбуждении гипоталамуса обусловливают (при участии гипоталамо-таламо-кортикальных и гипоталамо-ретикуло-кортикальных систем) необходимую активацию корковых механизмов, а нисходящие импульсы вызывают соответствующие изменения в системе вегетативно-гуморального и моторного регулирования. В свою очередь агенты, участвующие в этом регулировании (гормоны и медиаторы), играют важную роль в механизмах включения и поддержания определенных эмоциональных состояний (см., в частности, [Gellhorn, 1967; Мирошников, 1971; Матлина и др., 1975]).

Результаты комплексного анализа психофизиологических (психомоторных, психовегетативных и психогуморальных) соотношений, проведенного на материале гипоталамических поражений [Березин, 1971], подтвердившие определенную стабильность психофизиологических соотношений и позволившие оценить их динамику в процессе формирования различных психических состояний, определить методические подходы и их последующее применение для изучения экспериментального психического стресса, давали основание полагать, что изменение физиологических показателей при адаптации к экстремальным и субэкстремальным условиям (в частности, к условиям Севера) будет в существенной мере зависеть от характера психофизиологических соотношений. Между тем при изучении адаптации человека к указанным условиям этот аспект все еще не учитывается в достаточной мере. В большинстве исследований обнаруженные изменения рассматриваются в связи с геомагнитными, климатическими и другими природными факторами среды [Казначеев, 1973, 1974; Деряпа, 1972; Ракита, Климович, 1974; Гурьев, Медведева, 1972; Цейтлин и др., 1972; и др.]. Работы, в которых проводится сопоставление физиологических сдвигов с особенностями психического состояния, немногочисленны [Гурьев, Медведева, 1972; Короленко, 1978; Панин и др. 1978; и др.], к тому же в этих работах, хотя и содержащих ценные данные, не ставится задача сопоставления результатов исследования психических и физиологических характеристик, полученных с помощью широкого спектра методов. Либо психическое состояние оценивалось только клинически, без применения методов, допускающих количественную оценку, либо сопоставлялись результаты количественного изучения отдельных аспектов психологического состояния (например, тревожности) с отдельными же физиологическими показателями.

Задачей настоящей работы было комплексное исследование физиологических показателей и психофизиологических соотношений у представителей пришлого и коренного населения Крайнего Северо-Востока СССР, в том числе представителей пришлого населения в различные периоды адаптации, и сопоставление этих показателей у лиц, не обнаруживающих нарушений психической адаптации и обнаруживающих такие нарушения.

Психическое состояние и особенности личности испытуемых изучались клинически и с помощью батареи психодиагностических методик, включающей в себя, в частности, анкетные (методика многостороннего исследования личности, 16-факторный тест Кеттелла) и прожективные (тест Роршаха и тематико-апперцептивный тест Хекхаузена, предназначенный для исследования мотивации достижения), а также методику миокинетической психодиагностики [Mira у Lopez, 1967], позволяющую оценить психомоторные соотношения. С целью изучения физиологических показателей проводилась (на портативном восьмиканальном электроэнцефалографе «Biomedica») полиграфическая регистрация в состоянии спокойного расслабленного бодрствования и в процессе выполнения функциональных нагрузок. Полиграфическая регистрация была дополнена исследованием ряда показателей (в частности, артериального давления и кожного сопротивления).

При исследовании физиологических показателей оценивались:

1. Показатели вегетативного регулирования, включая артериальное давление, величину минимальных и максимальных интервалов R—R на ЭКГ, частоту сердечных сокращений, спонтанную кожно-гальваническую активность (количество спонтанных КГР в единицу времени и их максимальная амплитуда), кожное сопротивление, амплитуда фотоплетизмограммы, а также изменения вегетативных показателей при вызывании ориентировочной реакции и скорость угнетения этой реакции. Результаты многочисленных исследований позволяют считать, что названные вегетативные показатели существенны для оценки психофизиологических (в данном случае психовегетативных) соотношений, поскольку эти показатели и динамика угашения ориентировочной реакции являются надежными коррелятами эмоционального состояния [Biferno, Dawson, 1978; Lacey, 1967; Averill, 1969; McCarron, 1973; Burstein et al., 1965; Bonis, Ba,gue, 1978; O’Gorman, 1977; McGuiness, 1973; Jackson, Barry, 1967; Вейн, Соловьева, 1973; и др.]. Кроме того, выявлена связь угашения ориентировочной реакции с некоторыми личностными характеристиками [Nielsen, Petersen, 1976; Mangen, O’Gorman, 1969] и уровнем бодрствования и внимания [Латаш, 1968; Sokolow, 1963], хотя по этому последнему вопросу в литературе существуют значительные разногласия [Zader, Wing, 1966; O’Gorman, 1977].

2. Альфа-индекс. Один из важных показателей уровня неспецифической церебральной активации, которая, с одной стороны, необходима для организации адаптивного поведения, а с другой — отражает степень эмоциональной напряженности [Telerak, 1976; Gastaut, 1954; Fenton, Scotton, 1967].

3. Пространственная синхронизация биопотенциалов мозга. Метод изучения пространственной синхронизации представляет собой один из способов корреляционного анализа ЭЭГ, позволяющий выявить функциональную связь между отдельными участками мозга как в покое, так и при решении задач различной модальности.

4. Особенности биопотенциалов в правой и левой гемисфере. Сопоставление этих особенностей позволяет подойти к решению проблемы о роли межполушарной асимметрии у лиц с различными особенностями актуального психического состояния и разной степенью адаптированности.

Показано, что степень успешности выполнения функциональных задач зависит от того, насколько удается в процессе выполнения этих задач перестроить характер межполушарных отношений [Ornstein, 1973; McAdam, Whitaker, 1971; Morgan et al., 1971; Robbins, McAdam, 1974; и др.].

5. Структура ночного сна. Позволяет обнаружить не выявляемые в период бодрствования изменения функционального состояния и оценить их направленность, причем устанавливаются определенные зависимости между полиграфической структурой ночного сна и особенностями личности, а также актуального психического состояния [Feinberg, Evarts, 1969; Еу et al., 1975; Латаш, 1968].

В основу выбора методов и построения исследования была положена концепция, согласно которой физиологические изменения в значительной степени определяются особенностями личности и актуального психического состояния, а последнее, в свою очередь, может зависеть от принадлежности индивидуума к коренному (адаптированному к условиям региона) или к пришлому населению, от эффективности и особенностей психической адаптации.

Вегетативное регулирование у представителей коренного и пришлого населения

Для сопоставления показателей вегетативного регулирования у представителей коренного и пришлого населения региона необходимо было подобрать группы, не различающиеся по возрасту, образу жизни, характеру и интенсивности нагрузок. Этим условиям отвечали группы учащихся старших (10-х) классов школы-интерната, а также проживающих в общежитиях учащихся техникумов.

Вегетативные показатели и психовегетативные соотношения в указанных группах исследовались дважды — в осенний (сентябрь) и зимний (декабрь) периоды. При выборе сроков исследования учитывалась не только возможная роль сезонных различий, но и то обстоятельство, что в период первого исследования (в сентябре) учащиеся (в том числе и принадлежащие к коренным народностям) должны были после летнего перерыва вновь адаптироваться к образу жизни, занятиям и нагрузкам, связанным с продолжением обучения, тогда как второе проводилось в середине учебного года. Исследования позволили установить, что группа представителей пришлого населения отличалась достоверно более коротким минимальным интервалом R—R на электрокардиограмме, более низким кожным сопротивлением и выраженной тенденцией к уменьшению амплитуды фотоплетизмограммы (ФПГ).

Вегетативные показатели представителей коренного (I) и пришлого (II) населения из числа учащихся старших классов таковы (звездочкой отмечены статистически достоверные различия):

Указанные различия можно интерпретировать как свидетельства более высокого эмоционального напряжения представителей пришлого населения. Снижение кожного сопротивления является классическим физиологическим коррелятом эмоционального напряжения. Минимальный R—R интервал на кардиограмме, по-видимому, отражает максимальную способность симпатической нервной системы к активации, и меньшая его величина (в стандартных условиях исследования) у представителей пришлого населения может быть обусловлена физиологической активацией, связанной с эмоциональными сдвигами. Амплитуда ФПГ снижается при напряжении сосудистой стенки, а такое напряжение возникает в связи с преобладанием в вегетативном регулировании снмпатоадреналовых механизмов над механизмами ваго-инсулярными. Более сложно ответить на вопрос о роли нарушений психической адаптации в возникновении описанных сдвигов.

Таблица 1.

Вегетативные показатели у представителей коренного и пришлого населения, не обнаруживающих (группа I) и обнаруживающих (группа II) нарушения психической адаптации

* Различия достоверны.

Примечание. Здесь и в табл. 2, 3, 4, 5 верхняя строка — данные для представителей коренного населения, нижняя — для пришлого.

Для решения этого вопроса внутри обеих рассматриваемых групп были выделены лица, обнаруживающие и не обнаруживающие нарушения психической адаптации. Выявилось, что наибольшие различия по указанным физиологическим показателям отмечаются между представителями пришлого и коренного населения, не обнаруживающими нарушений психической адаптации (табл. 1). Таким образом, эмоциональное напряжение очевидно выше у представителей пришлого населения в тех случаях, когда оно не связано с нарушением психической адаптации и является нормальным отражением адаптивного процесса. В этом случае различия между представителями пришлого и коренного населения легко объяснимы. Однако, как упоминалось, в исследуемой группе испытуемых процесс адаптации связан не только с пребыванием на Крайнем Севере, но и с переходом к иным занятиям и нагрузкам, а в связи с проживанием в интернате или общежитиях — и к иному образу жизни. Этот процесс может сопровождаться столь существенными нарушениями психической адаптации, что различия, обусловленные принадлежностью к коренному или пришлому населению, в значительной степени нивелируются.

В декабре у представителей коренного населения минимальный R—R интервал так же, как и в сентябре, достоверно больше, чем у представителей пришлого населения, причем различия не зависят от качества психической адаптации. В то же время по амплитуде фотоплетизмограммы и величине сопротивления кожи в декабре не выявлено достоверных различий ни между представителями коренного и пришлого населения, ни между субъектами с сохранной и нарушенной психической адаптацией.

Причиной сглаживания различий между представителями коренного и пришлого населения может быть выравнивание в течение учебного года уровня эмоциональной напряженности в названных группах испытуемых, тогда как нивелирование различий между лицами, не обнаруживающими нарушений психической адаптации и обнаруживающими такие нарушения, по- видимому, зависит от неоднородности последней группы. Как будет показано ниже, характер изменений вегетативного регулирования различен при различных формах нарушений психической адаптации. Помимо этого, определенную роль могли сыграть различия, обусловленные большей или меньшей стабильностью психической адаптации. С целью оценки роли этих различий испытуемые были разделены на четыре группы: 1 — стабильно адаптированные (не обнаружившие нарушений сихической адаптации ни в одном из исследований); 2— со стабильными нарушениями психической адаптации (обнаружившие нарушения во время обоих исследований); 3 — с улучшающейся психической адаптацией (имевшие нарушения психической адаптации в сентябре и эффективно адаптированные к моменту декабрьского исследования); 4 — с ухудшающейся психической адаптацией (не имевшие нарушений адаптации во время сентябрьского обследования и обнаружившие их в период декабрьского).

Максимальные различия по величине интервала R—R определялись между стабильно адаптированными представителями пришлого и коренного населения и между теми представителями двух этих групп, которые обнаруживали улучшающуюся адаптацию.

Между представителями коренного и пришлого населения со стабильными нарушениями психической адаптации или с ее ухудшением достоверных различий нет. Тем самым еще раз подтверждается положение, что различная степень адаптированности к условиям региона обусловливает различие уровней эмоциональной напряженности и, соответственно, физиологических показателей главным образом у лиц, психически адаптированных. При возникновении нарушений психической адаптации именно они определяют характер вегетативного регулирования, нивелируя различие между испытуемыми, принадлежащими к коренным народностям Севера или к пришлому населению. Аналогичная закономерность обнаруживается и при исследовании кожного сопротивления: в сентябре различие между стабильно неадаптированными представителями пришлого и коренного населения меньше, чем во всех остальных подгруппах. В декабре во всех подгруппах коренного населения происходит достоверное снижение сопротивления по сравнению с сентябрем, так что исчезают достоверные различия между пришлым и коренным населением, резко уменьшается разброс этого показателя, и при этом у стабильно неадаптированных представителей коренного населения кожное сопротивление становится ниже, чем у стабильно адаптированных. У представителей пришлого населения уровень кожного сопротивления в декабре также обнаруживает тенденцию (хотя и слабее выраженную) к снижению по сравнению с уровнем, отмеченным в сентябре. Снижение кожного сопротивления, отмечаемое во всех группах испытуемых в декабре, возможно, отражает сезонную динамику, не зависящую непосредственно от качества психической адаптации. Возможно, оно обусловлено температурными условиями среды, влияние которых на этот физиологический показатель очень существенно. Если предположить, что снижение уровня кожного сопротивления в декабре связано с изменением температурного режима, то нуждается в объяснении отсутствие аналогичных изменений других показателей, в частности характерного для холодового воздействия увеличения частоты сердечных сокращений. Возможно, это зависит от отсутствия непосредственного холодового воздействия в момент исследования (исследования производились в помещении со стабильным тепловым режимом). В объяснении нуждается также более выраженное снижение кожного сопротивления в группе коренного населения Севера. Можно допустить, что это различие определяется законом исходного уровня: у представителей пришлого населения исходно более низкое кожное сопротивление, обусловленное эмоциональным напряжением, оказывается менее чувствительным к сезонным изменениям.

В отличие от уровня кожного сопротивления амплитуда фотоплетизмограммы изменялась по-разному в разных группах испытуемых. Особо следует отметить, что в период второго обследования наблюдались достоверные различия в величине этого показателя между представителями пришлого населения, стабильно адаптированными и обнаруживающими стойкие нарушения психической адаптации (табл. 2).

Таблица 2.

Физиологические показатели у представителей пришлого и коренного населения с различной динамикой психической адаптации (осенний и зимний периоды)

* Различия достоверны.

Примечание. Группы лиц: I—со стабильной психической адаптацией, II — со стабильными нарушениями психической адаптации, III — с улучшающейся психической адаптацией, IV—с ухудшающейся психической адаптацией.

Зависимость между характером психической адаптации, оппределяющим актуальное психическое состояние испытуемых, и особенностями вегетативного регулирования обнаруживается также при сопоставлении скорости угашения ориентировочной реакции на стандартный звуковой раздражитель у представителей пришлого и коренного населения. Угашение определялось по прекращению кожно-гальванической реакции. Скорость угашения ориентировочной реакции у представителей пришлого населения была достоверно выше, чем у коренных жителей региона. Однако это различие объясняется, по-видимому, разницей в психическом состоянии испытуемых. В частности, у коренных жителей были более выражены интравертированность, склонность ориентироваться на внутренние критерии при выборе линии поведения (что способствует аутизации), а также тенденция к тревожной реакции на исследование. В профиле методики многостороннего исследования личности (рис. 1) это выражалось в достоверно более высоком уровне профиля по 2, 7, 8 и 0-й шкалам. Указанные различия могут обусловить обнаруженную разницу в скорости угашения ориентировочной реакции, поскольку показано [O’Gorman, 1977], что ориентировочная реакция угасает медленнее при относительно более высоких показателях по шкале тревоги и при более выраженной интравертированности, причем в последнем случае наиболее чувствительным показателем является кожно-гальваническая реакция (чем более выражена интравертированность, тем длительнее период габитуации кожно-гальванической реакции). Таким образом, относительно более длительное угашение ориентировочной реакции у представителей коренного населения можно объяснить их более выраженной интравертированностью и склонностью к возникновению тревожных реакций.

Рис. 1.

Усредненный профиль методики многостороннего исследования личности у представителей пришлого (1) и коренного (2) населения Севера. Звёздочкой отмечены достоверные различия

Приведенные данные позволяют считать, что рассмотренные вегетативные показатели дифференцируют группы пришлого и коренного населения, позволяя говорить о более высоком уровне эмоционального напряжения в той группе испытуемых, у которой пребывание в условиях исследуемого региона вызывает напряжение адаптационных механизмов. Однако это различие в наибольшей мере выражено в тех группах испытуемых, которые не обнаруживают нарушений психической адаптации. Б тех же случаях, где такие нарушения имеют место, различия между испытуемыми, принадлежащими к коренным народностям Севера, и представителями пришлого населения сглаживаются, поскольку вегетативные сдвиги в этих случаях в большей мере определяются выраженностью и характером нарушений психической адаптации, чем этнической принадлежностью испытуемых.

Характер сезонных изменений вегетативных показателей также может зависеть от эффективности и динамики психической адаптации, хотя некоторые изменения (например, снижение уровня кожного сопротивления) определяются во всех группах испытуемых. Даже в тех случаях, где определяемый показатель четко дифференцирует группы представителей коренного и пришлого населения, обнаруживаемые различия (как это было показано на примере скорости угашения ориентировочной реакции) могут быть связаны с различием особенностей личности и актуального психического состояния испытуемых, составляющих исследуемые группы. В этой связи возникает необходимость в рассмотрении вегетативного регулирования при различном характере нарушений психической адаптации и соответственно при различных изменениях психического состояния.

Особенности вегетативного регулирования при различных изменениях психического состояния

Представления об относительной стабильности психофизиологических соотношений дают основание полагать, что зависимость между особенностями психического состояния, его динамикой и характером вегетативно-гуморального регулирования установленная при изучении гипоталамических поражений [Березин, 1971], носит более универсальный характер. Исходя из этих представлений, характер вегетативного регулирования был рассмотрен раздельно в четырех группах испытуемых, приехавших на Север из центральных районов СССР. Группы были выделены на основе клинической беседы и данных методики многостороннего исследования личности. В первую группу вошли испытуемые, у которых нарушение психической адаптации выражалось в повышении беспокойства за состояние своего физического здоровья, в появлении большого количества неприятных физических ощущений в различных частях тела, которые первоначально возникали на базе вегетативных коррелятов тревоги (соматизация тревоги) и служили в глазах испытуемых подтверждением обоснованности их опасений. Структура психического состояния этой группы испытуемых включала также элементы демонстративности, а в некоторых случаях — и стремление использовать соматические жалобы для оказания давления на окружающих. В профиле методики многостороннего исследования личности указанные особенности испытуемых отражались в пиках профиля на 1-й и 3-й шкалах.

Во вторую группу вошли испытуемые, психическое состояние которых определялось явлениями тревожного ряда: ощущением внутренней напряженности и тенденцией к возникновению в неблагоприятных условиях чувства неопределенной угрозы или конкретных опасений (страхов). Профиль методики многостороннего исследования личности в этой группе характеризовался пиками профиля на 2-й и 7-й шкалах при отсутствии снижения его на 9-й шкале.

Третью группу составили испытуемые, чье состояние определялось тенденцией к снижению настроения, активности, к возникновению ощущения подавленности, склонности пессимистически оценивать перспективу. Пик профиля методики многостороннего исследования личности на 2-й шкале в этой группе испытуемых сочетался с его снижением на 9-й.

Наконец, четвертую группу составили испытуемые, отличающиеся ригидностью эффекта, склонные к длительной идеаторной переработке ситуаций, вызывающих отрицательные эмоции, а также к своеобразному восприятию и оценке ситуации. В методике многостороннего исследования личности эти особенности отражались в пиках профиля на 6-й и 8-й шкалах.

Наиболее четко указанные группы испытуемых различались по характеру кожно-гальванической реакции. Вегетативные сдвиги по большинству показателей (амплитуда КГР при первом фоновом исследовании, физической и умственной нагрузке) были наиболее выражены в первой и второй группах испытуемых. При этом обращает на себя внимание характерное для группы испытуемых с явлениями тревоги медленное угашение ориентировочной реакции.

У испытуемых, обнаруживающих депрессивные тенденции (третья группа), амплитуда и частота спонтанных КГР и кожно-гальванических реакций на нагрузку были выражены в минимальной степени. Амплитуда КГР при вызывании ориентировочной реакции на стандартный звуковой раздражитель в этой группе также была минимальной, скорость угашения ориентировочной реакции была наибольшей, а при повторном вызывании ориентировочной реакции вегетативная реакция практически не возникала (рис. 2).

Рис. 2.

Характер изменения кожно-гальванической реакции (КГР) в зависимости от особенности нарушения психической адаптации. 1—4 — группы (характеристика групп дана в тексте); х — достоверные различия (р<0,05); I — амплитуда спонтанной КГР в начале исследования, II — КГР при физической нагрузке, III — КГР при умственной нагрузке, IV — амплитуда спонтанной КГР в конце исследования, V — амплитуда кож- но-гальванического компонента ориентировочной реакции в начале исследования, VI — то же в конце исследования, VII — количество ориентировочных реакций до угашения в начале исследования, VIII — то же в конце исследования.

Таким образом, состояние, характеризующееся расстройствами тревожного ряда или соматизацией тревоги, сопровождается максимальными вегетативными сдвигами, а депрессивные тенденции, напротив, сопровождаются снижением вегетативной активации. Полученные результаты свидетельствуют о сохранении в исследованной популяции основных психовегетативных соотношений. Следует подчеркнуть, что у лиц с различными психопатологическими синдромами имеются различия в динамике угашения отдельных компонентов ориентировочной реакции, что в совокупности с изложенным может свидетельствовать об определенной специфичности психофизиологических отношений. Однако этот вопрос требует дальнейшего изучения.

Для лиц с явлениями аффективной ригидности (четвертая группа) характерна определенная стабильность вегетативных

показателей ориентировочной реакции при сопоставлении динамики ее угашения в начале и в конце всего комплекса исследований. При других психопатологических синдромах вегетативные компоненты ориентировочной реакции в конце исследования менее выражены, чем в начале (в частности, ниже амплитуда КГР и т. п.). По-видимому, ригидность аффекта обусловливает большую стабильность реагирования на один и тот же сигнал. Эти данные были подтверждены и при другой серии исследований, в которой у 98 испытуемых исследовалась скорость угашения ориентировочной реакции в фоне и после нейтрального воздействия, которое в сопровождающей его инструкции характеризовалось как улучшающее состояние и работоспособность испытуемого.

При втором исследовании скорость угашения ориентировочной реакции возрастала, однако у лиц с выраженной аффективной ригидностью это возрастание скорости угашения ориентировочной реакции было выражено значительно слабее. Это подтверждалось и данными методики многостороннего исследования личности: усредненный профиль группы лиц с наименьшим увеличением скорости угашения ориентировочной реакции характеризовался достоверным повышением уровня профиля на 6-й шкале, что характерно для лиц с высокой аффективной ригидностью.

Актуальное психическое состояние и контроль над моторным поведением

Психомоторные соотношения — один из важнейших аспектов психофизиологических соотношений. Изучение моторных эффектов психических явлений может служить одним из важных методов исследования скрытых от непосредственного наблюдения поведенческих тенденций и течения психических процессов, поскольку формирование и интеграция психических функций на всех уровнях базируется на моторике или предполагает ее участие [Валлон, 1967; Шибутани, 1969]. Если действие, отражающее ту или иную психическую реакцию, сдерживается, а реакции определенного типа возникают повторно, то в результате повторных резидуальных напряжений появляется стойкое перераспределение мышечного тонуса (подробный обзор литературы, касающейся психомоторных соотношений, см. у Мирошникова [1971]). Поскольку структурирование мышечного тонуса отражает наиболее типичные (повторяющиеся) психические реакции индивидуума, его исследование позволяет оценить моторные корреляты психических процессов, характеризующих индивидуума. При этом существенно, что структурированный мышечный тонус будет модифицировать характер пространственно ориентированных движений, и его можно исследовать с помощью методов, позволяющих оценивать эту модификацию. Одним из наиболее адекватных методов, позволяющих использовать оценку модификации пространственно ориентированных движений для изучения связей между особенностями актуального психического состояния и моторикой, может считаться примененная в настоящей работе методика миокинетической психодиагностики [Mira у Lopez, 1967].,

Изучение психомоторных соотношений в настоящей работе имеет тем большее значение, что исследование моторных компонентов поведения может производиться независимо от того, какой язык является для испытуемого родным, что значительно повышает ценность этой методики при исследовании коренного населения Севера. Кроме того, моторные параметры, как и вегетативные, обладают малой инерционностью — они отражают любое изменение состояния практически мгновенно, иногда раньше, чем оно становится доступно клиническому наблюдению.

При исследовании с помощью методики миокинетической психодиагностики испытуемому предлагают совершить движения в трех основных направлениях (сагиттальном, фронтальном и вертикальном) при выключении зрительного контроля. При этом неизбежно возникают отклонения от заданного шаблона, отражающие структурирование мышечного тонуса, которое связано с особенностями личности и актуального психического состояния индивидуума. Различают отклонения первичные, т. е. расположенные в плоскости движения, и вторичные, перпендикулярные к этой плоскости. Автор методики расценивает первичные отклонения, направленные вперед при выполнении движений в сагиттальной плоскости и отражающие преобладание тонуса разгибателей, как моторный коррелят тенденции к преодолению препятствий для воздействия на объект. Выраженность этого показателя позволяет оценить агрессивность испытуемого. Первичные отклонения во фронтальной плоскости кнаружи связаны со склонностью к широкому жесту, обычно сочетающемуся с экстраверсией, а первичные отклонения в этой плоскости внутрь — с тенденцией к «закрытой» моторике, свойственной интровертам. Первичные отклонения вниз при вертикальных движениях отражают недостаточную способность субъекта препятствовать силе тяжести и указывают на снижение психомоторного тонуса, тогда как первичные отклонения вверх указывают на высокий психомоторный тонус. Наконец, вторичные отклонения, отражающие движение руки испытуемого не в направлении заданного движения, а перпендикулярно ему, отражают эмоционально обусловленное снижение моторного контроля и указывают на выраженность эмотивности. Кроме того, существенна оценка изменения амплитуды движения по отношению к заданному шаблону. При усилении двигательных импульсов, возникающем при психомоторном возбуждении или в связи с тревогой, наблюдается увеличение амплитуды движения. Кроме того, существуют различия между отклонениями, определяемыми на левой и правой руке. Правая рука у правшей постоянно принимает участие в движениях, связанных с текущими изменениями поведения; отклонения, определяемые на этой руке, поэтому больше связаны с психическим состоянием в момент исследования. Левая рука в большей мере связана с относительно постоянной установкой позы. Отклонения, обнаруживаемые на левой руке, не меняются так быстро, как на правой, поэтому, сопоставляя отклонения, полученные на правой и левой руках, можно судить о том, каковы исходные тенденции индивидуума, в какой мере ему удается контролировать их проявления в поведении, в какой степени они реализуются или в какой мере в актуальном психическом состоянии выражены тенденции, обычно не свойственные испытуемому. Для количественной оценки этих соотношений были введены следующие коэффициенты: K1 — отношение амплитуды движения правой руки к амплитуде движения левой; К2 — отношение отклонений, совершаемых правой рукой в вертикальной плоскости, к таким же отклонениям, совершаемым левой рукой; К3 — такие же показатели для отклонений в сагиттальной плоскости; К4 — отношение отклонений, совершаемых правой рукой в плоскости, перпендикулярной направлению заданного движения, к аналогичным отклонениям, совершаемым левой рукой; К5 — отношение первичных отклонений кнаружи при выполнении движений во фронтальной плоскости правой рукой к аналогичным отклонениям, возникающим при выполнении движений левой.

Коэффициенты исследовались в различных группах коренного и пришлого населения, причем в каждой из них устанавливалось среднее значение каждого коэффициента, стандартная ошибка, и после этого сопоставлялись лица с полярными значениями этих показателей (те, у кого коэффициент был больше средней не менее чем на величину ошибки, и те, у кого он был на столько же меньше средней). Сравнение выделенных таким образом подгрупп производилось по данным методики многостороннего исследования личности.

Среди психически адаптированных представителей пришлого населения лица, составляющие подгруппу с минимальными значениями K1 (т. е. с относительно высоким контролем над проявлением тревоги в поведении), характеризуются большей соматизацией тревоги и более высокой демонстративностью (повышения по 1-й и 3-й шкалам методики многостороннего исследования личности) по сравнению с лицами с максимальным значением К1). Очевидно, при высоком контроле над поведенческим проявлением тревоги последняя, не реализуясь в явном поведении, приводит к вегетативным дисфункциям, на которых базируются неприятные физические ощущения, что позволяет индивидууму отнести испытываемую тревогу за счет состояния своего физического здоровья (соматизация тревоги). Вытеснение тревоги с доминированием демонстративных реакций (отражающееся в повышении профиля на 3-й шкале) в рассматриваемой группе испытуемых обычно сочетается с соматизацией тревоги. Лица, составляющие подгруппу с минимальными значениями К2 (психомоторный тонус выше в левой руке), по сравнению с группой лиц с высоким К2 имеют более высокий уровень профиля по 2-й шкале при достаточно высоком значении 9-й шкалы, что свидетельствует о более высоком уровне тревоги. Видимо, между уровнем психомоторного тонуса в левой руке и степенью расстройств тревожного ряда существует определенная взаимосвязь, которую можно понять в свете существующих представлений о том, что правое полушарие, контролирующее левую руку, одновременно имеет непосредственное отношение к неосознаваемым мотивам и представлениям, лежащим в основе возникновения тревоги.

Лица с высоким K4 (снижение контроля над эмотивностыо) имеют более высокие показатели по 7-й шкале, отражающей постоянную тенденцию к возникновению тревожных реакций; контроль эмотивности в данном случае затрудняется в связи с трудностью разграничения существенных и несущественных сигналов, в результате расширяется круг стимулов, вызывающих эмоциональные реакции.

У лиц с максимальным К5, отражающим выраженную экстравертированность в актуальном поведении, выявлено достоверное повышение профиля на 4-й шкале по сравнению с группок с минимальным К5. Это может означать, что лица с менее выраженной интериоризацией социальных норм и склонные к протесту против социальных ограничений являются одновременно и более экстравертированными, склонными к широким и поверхностным контактам.

В группе лиц с нарушениями психической адаптации психомоторные соотношения существенно различались. Лица с низким K1 характеризовались выраженной ригидностью аффекта, которая в профиле методики многостороннего исследования личности отражалась в повышении его уровня на 6-й шкале. Такая зависимость, не отмечающаяся при эффективной психической адаптации, свидетельствует, видимо, о возникновении порочного круга: жесткий контроль проявлений тревоги во внешнем поведении, связанный с настороженностью, типичной для аффективно ригидных субъектов, затрудняет реализацию тревоги в непосредственном поведении. В этой связи усиливается идеаторная переработка тревоги, способствующая еще большему нарастанию напряженности.

У представителей пришлого населения с нарушением психической адаптации лица с максимальным коэффициентом К2 характеризуются большей интравертированностью. Повышение уровня актуального психомоторного тонуса над его стабильным уровнем в этой группе, очевидно, отражает психомоторное напряжение, возникающее у интравертированных субъектов в ситуации, адаптация к которой требует установления нарушенных в связи с миграцией межличностных контактов. В тех случаях, где интравертированость не сопровождалась нарушениями психической адаптации, не было выражено и психомоторное напряжение. Лица, входящие в группу с минимальным К3, характеризовались высокой конформностью, тенденцией к отрицанию каких-либо затруднений в социальном общении, что хорошо согласуется с высоким контролем над агрессивностью. Для лиц с высокими показателями по К3 было характерно ощущение внутренней напряженности, тревоги, при которой, по-видимому, снижается контроль над агрессивностью. Лица с высоким K4 (низкий контроль над эмотивностыо) отличаются от лиц с высоким контролем над эмотивностью при нарушении психической адаптации более высоким уровнем профиля методики многостороннего исследования личности на 9-й шкале. Такой тип профиля характерен для лиц с чрезмерной, плохо организованной активностью, нестойкими реакциями и повышенной отвлекаемостыо. Связь описанных особенностей психического состояния с нарушением моторного контроля и неконтролируемой эмотивностью не вызывает сомнений.

Помимо сопоставления характера моторных асимметрий и особенностей личности и актуального психического состояния, в группах пришлого населения с различной эффективностью психической адаптации было проведено сравнение психомоторных соотношений в сопоставимых группах коренного и пришлого населения, поскольку имеются основания предполагать, что у лиц, формирование которых проходило в разных условиях среды, признаки функциональной асимметрии определяются главным образом этими условиями. При оценке полученного материала было выявлено, что различия в усредненных профилях методики многостороннего исследования личности более выражены при сопоставлении первых подгрупп (т. е. подгрупп, в которых коэффициенты К1, К3 и K4 были выше средней для группы величины более чем на стандартную ошибку). Эти различия были достоверны по большей части шкал указанной методики (р<0,05). Наибольшие различия получены для К3 В группе пришлого населения повышение коэффициента К3 сопровождалось более высоким уровнем активности, склонностью к большему своеобразию оценки ситуации, ориентированием на внутренние критерии, большей ригидностью аффекта, тенденцией подчеркивать различные затруднения, тогда как у представителей коренного населения повышение этого коэффициента сопровождалось большей склонностью следовать принятым нормам, тенденцией к большей сдержанности поведения и склонностью не обнаруживать свои затруднения (достоверные различия р<0,05 по шкалам F, К, 3, 4, 6, 8 и 9). Близкие по характеру различия были обнаружены при сравнении первых подгрупп в группах пришлого и коренного населения при разбивке по коэффициенту К4.

Во вторых подгруппах, где указанный коэффициент был меньше средней не менее чем на стандартную ошибку, достоверных различий между усредненными профилями методики многостороннего исследования личности у представителей пришлого и коренного населения не обнаружено.

Сравнение подгрупп внутри групп пришлого и коренного населения также обнаруживает различия усредненных профилей методики многостороннего исследования личности в зависимости от характера моторных асимметрий, которые более выражены в группе коренного населения.

Таким образом, прослеживается определенная связь между моторной асимметрией и особенностями личности и актуального психического состояния, характер которой различен у лиц, формировавшихся в разных условиях среды.

Существенно, что соотношения между показателями теста миокинетической психодиагностики и актуальным психическим состоянием различны при сохранности и нарушении психической адаптации. В то же время важно, что моторные асимметрии, выявленные с помощью методики миокинетической психодиагностики, дают дополнительные данные для оценки актуального психического состояния, которые не противоречат результатам анкетных методов, тем более что методика миокинетической психодиагностики может быть использована для оценки актуального психического состояния в тех случаях, когда анкетные методы неприменимы (в частности, из-за языкового барьера), а также для выявления особенностей адаптации к новым условиям в тех районах, где вербальный контакт с представителями коренного населения по той же причине невозможен или не дает достаточной информации.

Полученные результаты существенны и для разработки новых подходов к проблеме психомоторных соотношений. Они дают основание считать, что характер и величина моторных асимметрий (отражающих, в частности, контроль над моторными компонентами поведения) могут быть важными компонентами системы функциональных связей, обеспечивающих при формировании определенного поведенческого стереотипа в новых условиях среды необходимое равновесие между психическими процессами, лежащими в основе того или иного поведения, и моторным обеспечением этого поведения.

Исследования биоэлектрической активности мозга

Одним из наиболее информативных количественных показателей при исследовании ЭЭГ, как отмечалось, является альфа-индекс. Снижение этого показателя отражает, как правило, усиление активности восходящей активирующей ретикулярной формации, повышение уровня бодрствования и встречается в естественных условиях при мобилизации внимания и эмоциональном напряжении (тревоге). В свете представлений о функциональной асимметрии полушарий головного мозга целесообразна оценка степени активации каждого из полушарий как в состоянии расслабленного бодрствования, так и при выполнении функциональных нагрузок. Изменения альфа-индекса в процессе решения предъявляемых задач могут дать материал для уточнения характера межполушарных отношений. Можно предполагать, что межполушарная асимметрия по-разному выражена у представителей различных культур, и ее изменения могут играть определенную роль в процессе адаптации к необычным условиям, поскольку она влияет на характер обработки информации. В настоящем исследовании альфа-индекс определялся раздельно для левого и правого полушарий и для различных функциональных состояний (спокойное состояние при закрытых глазах, решение в уме арифметических задач — сложение и умножение двузначных чисел; мысленное представление зрительного образа). Вычислялся коэффициент церебральной межполушарной асимметрии — отношение альфа-индекса правого полушария к альфа-индексу левого (П/Л)

Биоэлектрическая активность полушарий мозга у представителей коренного и пришлого населения

Примечание. В числителе — правое полушарие, в знаменателе — левое.

Установлено, что у коренных жителей Севера альфа-индекс в целом ниже, чем у пришлого населения, однако это различие достоверно только для левого полушария. Коэффициент П/Л у представителей пришлого населения в среднем меньше единицы, у коренных жителей — больше единицы. Это различие также обусловлено несколько большей активацией левого полушария у представителей коренного населения.

При решении умственных задач у представителей пришлого населения несколько более выражена редукция альфа-индекса левой гемисферы по сравнению с правой (на 23 и 13% соответственно), тогда как у коренного населения этих различий практически нет (23 и 21% соответственно). Между группами нет различий по степени редукции альфа-ритма в левой гемисфере, но относительно более выражено уменьшение альфа-индекса в правой гемисфере у представителей коренного населения. Поскольку решение арифметических задач можно рассматривать как специфическую функциональную нагрузку на систему левого полушария, изменения электроэнцефалограммы, отмеченные при этой пробе у представителей пришлого населения, могут расцениваться как более адекватные: возрастание функциональной асимметрии при решении задач, адресованных к одному из полушарий, свидетельствует о более дифференцированной реакции, поскольку возрастание асимметрии возникает в связи с преимущественной реакцией на нагрузку того полушария, к которому эта нагрузка адресована. Выраженное уменьшение альфа-индекса в правой гемисфере при решении арифметических задач может означать либо то, что для представителей коренного населения эта проба была более эмоционально значимой (при эмоциональном возбуждении происходит активация обоих полушарий), либо то, что эти лица в процессе решения задач (даже арифметических) в большей степени используют активность правого полушария (т. е. возможности образного мышления). Первое предположение кажется менее вероятным, поскольку по вегетативным сдвигам (учащению пульса, амплитуде КГР и т. п.) в процессе решения задачи между группами нет существенных различий. Поэтому (при условии, что вегетативные корреляты эмоций в обеих группах равнозначны) второе предположение представляется более правомерным. Оно косвенно подтверждается также данными об особенностях пространственной синхронизации биопотенциалов, которые будут приведены ниже.

Есть и другие исследования, косвенно подтверждающие эту точку зрения. Показано [Sadik, Ginsburg, 1978], что на первых этапах обучения чтению важна достаточно высокая активность правой гемисферы, и овладение навыками чтения тем лучше, чем меньше выражено преобладание левой гемисферы. Авторы объясняют это тем, что на этих начальных этапах особенно важен пространственно-образный анализ конфигурации букв, который в более позднем возрасте автоматизируется. Представляет интерес, что восстановление речи при афазии также во многом зависит от активности образного мышления [Калита, 1976]. Эти данные показывают, что правополушарное мышление может играть важную роль в анализе информации, которая традиционно считается адресованной к левому полушарию.

При представлении зрительного образа в группе пришлого населения также чуть больше выражена активация левой гемисферы (альфа-индекс слева уменьшается на 13, справа — на 6%), тогда как у представителей коренного населения различий нет. Хотя задача — представить яркий зрительный образ— может рассматриваться как функциональная нагрузка на правое полушарие, особенность инструкции, которую получил испытуемый, может модифицировать межполушарные отношения при этой пробе.

Испытуемому предлагалось мысленно представить картинку, которая перед этим показывалась, и быть готовым подробно рассказать о ней по сигналу экспериментатора. Такая инструкция может способствовать одновременной активации обеих гемисфер, что и отмечалось в группе коренного населения, тогда как у представителей пришлого населения активации левой гемисферы даже преобладала. Как и в предыдущем исследовании, группы не различались по вегетативным сдвигам в процессе выполнения пробы.

При разделении обследованных субъектов внутри каждой группы на тех, кто обнаруживает и не обнаруживает нарушения психической адаптации, достоверных различий между этими подгруппами не выявлено ни по величине альфа-индекса, ни по характеру вегетативных сдвигов в процессе выполнения функциональных проб. Можно отметить только тенденцию к уменьшению альфа-индекса в фоне у представителей коренного населения, испытывающих затруднения в процессе психической адаптации, особенно в левой гемисфере, тогда как альфа-индекс адаптированных субъектов этой группы практически совпадает с альфа-индексом представителей пришлого населения.

Различия между испытуемыми с нарушениями психической адаптации и без таковых выявлялись и при функциональных нагрузках (табл. 3). В целом у эффективно адаптированных при решении арифметических задач более выражено снижение альфа-индекса в левой гемисфере, у дезадаптированных — в правой. Таким образом, можно предполагать, что особенности распределения альфа-ритма и его изменений у представителей пришлого и коренного населения определяются различиями между представителями пришлого и неадаптированными представителями коренного населения.

Таблица 3.

Представленность альфа-ритма (альфа-индекса) при выполнении функциональных проб у представителей коренного и пришлого населения с разной степенью психической адаптации

* Различия достоверны.

Примечание. В числителе — правое полушарие, в знаменателе — левое.

 

 

Таблица 4.

Соотношение выраженности альфа-ритма и вегетативных показателей у представителей населения Севера (верхняя строка — в юношеском возрасте, нижняя — в зрелом)

* Различия достоверны

 

 

 

Проанализированы также соотношения между выраженностью альфа-индекса в покое и рядом вегетативных показателей в двух различных по возрастному составу группах испытуемых: группа юношеского возраста (студенты техникума, средний возраст 20 лет) и группа лиц зрелого возраста (работники прииска, средний возраст 31 год), причем последняя группа целиком состояла из представителей пришлого населения. Испытуемые были разделены па тех, у кого на ЭЭГ доминировал аль фа-ритм, и на тех, у кого на ЭЭГ доминировали другие ритмы и, следовательно, альфа-индекс был низким. У работников при иска (табл. 4) при низком альфа-индексе достоверно выше амплитуда спонтанных КГР в фоне, повышено систолическое и диастолическое артериальное давление и укорочен минимальный R—R интервал. Кроме того, эти данные свидетельствуют о более выраженной вегетативной активации у лиц с низким альфа-индексом, т. е. о параллелизме между вегетативной и церебральной активацией. У лиц с низким альфа-индексом отмечался более высокий уровень профиля методики многостороннего исследования личности (рис. 3), что может рассматриваться как показатель большей психической напряженности.

Рис. 3.

Усредненные профили методики многостороннего исследования личности у представителей пришлого населения Севера с высоким и низким альфа-индексом. 1 —группа с высоким альфа-индексом (более 70%), 2—с низким (менее 30%). х — достоверные различия (Р<0,05)

Таким образом, более выраженная вегетативная и церебральная активация соответствует и более выраженной психической напряженности. В то же время у лиц с высоким альфа-индек сом наблюдалось замедление угашения ориентировочной реакции, что можно объяснить более выраженной аффективной ригидностью лиц, входящих в эту группу, отражающейся, в частности, в пике профиля методики многостороннего исследования личности на 6-й шкале.

У студентов техникума в группе с низким альфа-индексом максимальная амплитуда КГР в фоне достоверно выше, чем в группе с высоким альфа-индексом, а скорость угашения ориентировочной реакции меньше, что также свидетельствует о более высокой вегетативной активации при низком альфа-индексе. Однако в этой группе нет достоверных отличий по величине артериального давления и минимальному значению интервала R—R (табл. 4). Можно предполагать, что влияние высокой активации на такие гомеостатические функции, как величина артериального давления и постоянство сердечного ритма, начинает сказываться только после определенного возраста. В этой группе исследуемых усредненные профили методики многостороннего исследования личности не различаются достоверно при высоком и низком альфа-индексе (рис. 4).

Рис. 4.

Усредненные профили методики многостороннего исследования личности у учащихся техникума с высоким и низким альфа-индексом (без учета этнической принадлежности). 1 —группа с высоким альфа-индексом (более 70%), 2 — с низким (менее 30%)

Таким образом, еще раз подтверждается относительная стабильность психовегетативных соотношений: меньшему различию вегетативных показателей соответствует уменьшение различия между группами и по психическому состоянию испытуемых. Следует также отметить, что представители коренного населения с низким альфа-индексом в большей степени отличаются от представителей пришлого населения с низким альфа-индексом, чем различаются между собой этнические группы с высоким альфа-индексом.

В группе с низким (38%) альфа-индексом у представителей коренного населения в профиле методики многостороннего исследования личности отмечалось значимое повышение на 7— 9-й шкалах; это позволяет считать, что повышение церебральной активации в данной группе испытуемых сопровождается большим, чем у представителей пришлого населения, повышением активности, которое в свою очередь сопровождается повышением тревожности или усилением тенденции к оценке ситуации без достаточного учета заданных извне критериев (рис. 5).

Рис. 5.

Усредненные профили методики многостороннего исследования личности у представителен коренного (2) и пришлого (1) населения Севера, входящих в группу с низким альфа-индексом (менее 30%)

При высоком (72%) альфа-индексе достоверных различий между группами коренного и пришлого населения по усредненным профилям методики многостороннего исследования личности обнаружить не удалось (рис. 6).

Рис.6.

Усредненные профили методики многостороннего исследования личности у представителей пришлого (1) и коренного (2) населения Севера, входящих в группу с высоким альфа-индексом (более 70%)

Кроме альфа-индекса, подсчитывали амплитуды альфа-ритма в лобных и затылочных отведениях. Как известно, для здоровых субъектов, обследуемых в условиях средней полосы, характерна максимальная амплитуда альфа-ритма в затылочных отведениях. Амплитуда альфа-ритма прогрессивно уменьшается в сагиттальном направлении. В лобных отведениях амплитуда альфа-ритма минимальна, а часто вообще не удается зарегистрировать сколько-нибудь выраженного альфа-ритма. Здесь доминируют низкоамплитудные медленные волны в дельта-тета-диапазонах, чередующиеся с низкоамплитудной быстрой активностью. В отличие от этого у представителей и коренного и пришлого населения в исследуемом регионе па Крайнем Северо-Востоке в значительном проценте случаев выявлена инверсия амплитуды альфа-ритма. В обследованной группе коренных жителей лица с инверсией альфа-ритма составили 50,4%, а в различных группах пришлого населения от 43 до 70% всех обследованных. У лиц с инверсией альфа-ритма его амплитуда в лобных отведениях была равна амплитуде в затылочных или превышала ее. Аналогичные изменения в характере альфа-ритма были зарегистрированы у участников полярных исследований в Антарктиде [Василевский и др., 1978]. Функциональный смысл такого перераспределения амплитуды альфа-ритма остается неясным. Сходный феномен, зарегистрированный после повторных сеансов медитации, был связан [Ornstein, 1973] с характерными для медитации состояниями сознания, возникновение которых трактуется как следствие изменения межполу-шарных отношений, с относительным преобладанием правополушарного мышления. В какой степени такая трактовка адекватна для результатов, полученных в настоящем исследовании, пока неясно.

Наряду с изучением представленности амплитуды и распределения альфа-ритма у обследованных проводилось также изучение пространственной синхронизации биопотенциалов мозга, позволяющее путем корреляционного анализа ЭЭГ установить, являются ли два сравниваемых процесса изменения биоэлектрической активности мозга независимыми друг от друга или между ними существует различная степень взаимосвязи. Количественное значение этой взаимосвязи (степень синхронизации) выражается коэффициентом корреляции. Исследование проводилось по методу Е. Б. Сологуб раздельно для каждого полушария. Известно, что пространственная синхронизация между сравниваемыми участками обратно пропорциональна расстоянию между ними, причем градиент падения больше в лобном, чем в затылочном направлении. У здоровых людей в спокойном бездеятельном состоянии наиболее выражены слабые корреляции с однонаправленными колебаниями биопотенциалов. Их доля составляет 45—48% от всех возможных корреляций. Сильные корреляции между биопотенциалами представлены очень мало — не более 3%. Корреляции максимальны между потенциалами близлежащих точек. У взрослых синхронность лучше всего выражена в передних отделах. При решении арифметических задач увеличивается количество как слабых, так и, особенно, сильных корреляций, причем чем больших усилий требует задание и чем успешнее оно выполняется, тем сильнее пространственная синхронизация и больше увеличиваются корреляции между биопотенциалами лобных отделов.

Привычная автоматизированная деятельность не приводит к увеличению сильных корреляций. В процессе выработки двигательных стереотипов у спортсменов пространственная синхронизация возрастает, а после завершения выработки и достижения оптимума зоны синхронной активности ограничиваются моторной и нижнетеменной областями. У спортсменов низкой квалификации такого ограничения структуры не возникало (по данным Е. Б. Сологуб).

Исследований, посвященных межполушарному распределению пространственных синхронизаций, относительно немного. Показано, что у здоровых людей в фоне пространственная синхронизация преобладает слева (сумма слабых и сильных корреляций слева составляет 54,6, справа — 44,1%). В процессе активной деятельности, особенно если она связана со специфическими способностями того или иного полушария, межполушарная асимметрия возрастает, и это является показателем нормального функционирования мозга.

Иная картина обнаружена нами при исследовании больных с некоторыми формами психосоматических расстройств. В этих случаях отмечается значительное увеличение (по сравнению со здоровыми испытуемыми) количества сильных корреляций (особенно в правой гемисфере) в фоновых исследованиях и в то же время меньшее, чем у здоровых, число сильных корреляций при различных заданиях, требующих активной деятельности (таких, в частности, как арифметические действия, составление слов из заданного числа букв, дифференциация звуков). Приведенные данные позволяют считать, что исследование пространственной синхронизации как в фоне, так и при выполнении задач различной модальности может быть использовано как для оценки функционального состояния мозга, так и для изучения межполушарпых отношений.

При сопоставлении пространственной синхронизации (учитывались средние, сильные и очень сильные корреляции) в правой и левой гемисферах у представителей коренного и пришлого населения в фоне, при решении арифметических задач и представлении зрительного образа (рис. 7) были обнаружены выраженные различия между указанными группами.

Рис. 7.

Пространственная синхронизация при выполнении функциональных проб у представителей коренного и пришлого населения Севера (дневные часы).

1 — правое, 2 — левое полушария у представителей коренного населения, 3 — правое, 4— левое полушария у представителей пришлого населения: I — фон, II — представление зрительного образа, III — решение арифметических задач

Рис. 8.

Пространственная синхронизация при выполнении функциональных проб у представителей коренного (I, 2) и пришлого (3, 4) населения Севера (вечерние часы). 1, 3 — правое полушарие головного мозга, 2, 4 — левое; I — фон, II — представление зрительного образа, III — решение арифметических задач

Эти различия в фоновых исследованиях были незначительны, хотя уже здесь отмечался несколько более высокий удельный вес учитываемых корреляций в левом полушарии в группе пришлого населения и в правом полушарии в группе коренного. Основное же различие между коренным и пришлым населением заключается в том, что у представителей коренного па- селения отмечается достоверное усиление пространственной синхронизации в правой гемисфере при представлении зрительного образа, тогда как для пришлых характерно максимальное увеличение пространственной синхронизации в левом полушарии при решении арифметических задач. Поскольку функциональное состояние мозга может зависеть от суточной ритмики, были сопоставлены данные, полученные в группе испытуемых, исследованных в первой половине дня и в вечернее время. Однако установленные различия не зависели от времени суток, в которое происходило исследование. При вечернем исследовании (рис. 8 ) обнаруженная закономерность полностью сохранялась (единственное различие заключалось в некотором общем снижении сильных корреляций в фоне в вечернее время).

Приведенные результаты свидетельствуют, по-видимому, о том, что у представителей коренного населения большие возможности включения и использования функциональных систем правого полушария при адекватных для этого полушария задачах, чем у пришлого. В то же время способности к максимальному использованию функциональных систем левого полушария у них выражены слабее, чем у пришлого населения. Эти различия могут зависеть от некоторых особенностей мышления коренного населения, которое в большей степени опирается на невербальные компоненты, носит пространственно-образный характер, что проявляется и в ярко выраженной способности ориентироваться в пространстве, и в способностях к художественному творчеству. Это подтверждается также более высоким процентом четких образов у представителей коренного населения при исследовании с помощью теста Роршаха. В клинике эти особенности мышления проявляются в том, что галлюцина-торно-бредовые расстройства у представителей коренного населения выражаются почти исключительно яркими галлюцинациями, тогда как идеаторный бред, как правило, отсутствует. Таким образом, физиологические исследования, в согласии с психологическими и клиническими наблюдениями, свидетельствуют о том, что у представителей коренного населения относительно более активно правополушарное мышление. Коэффициент пространственной синхронизации отражает, по-видимому, способность гемисферы к включению в соответствующий вид деятельности.

С этих позиций могут быть рассмотрены и результаты, полученные при исследовании альфа-индекса. Выраженность альфа-индекса находится в обратной зависимости от выраженности неспецифических восходящих активирующих влияний. В тех случаях, когда функциональные возможности определенных отделов мозга достаточно высоки, выполнение предъявляемых задач не требует дополнительной неспецифической активации. Это представление подтверждается и некоторыми данными литературы. Показано [Rodest, Mahoney, 1978], что время ответной реакции было короче, когда гемисфера, преимущественно вовлеченная в решение задачи, была менее активирована, чем противоположная. В соответствии с этим представлением неспецифическая активация той или иной церебральной системы должна быть тем более выражена, в чем меньшей степени эта система в данный момент приспособлена к выполнению вставшей перед ней задачи.

Если данное рассуждение верно, то у представителей коренного населения, оказавшихся в условиях нашей вербальной цивилизации, предъявляющей повышенные требования к системе левополушарпого мышления, левое полушарие должно быть постоянно более активировано (состояние тонической активации), что и отражается в относительном снижении альфа-индекса. В то же время при представлении зрительного образа степень редукции альфа-индекса должна быть менее выраженной, чем у представителей пришлого населения, что также выявлено в настоящем исследовании, тогда как при решении арифметических задач степень активации должна быть у них выражена больше. В настоящем исследовании это проявилось усилением активации и правого полушария, позволяющим использовать дополнительные возможности для решения задач, адресованных преимущественно к левому полушарию. В этой связи интересно, что различие в величине фонового альфа-индекса между коренным и пришлым населением создается главным образом за счет неадаптированных представителей коренного населения — именно у них особенно снижен альфа-индекс слева. Если рассматривать это снижение, отражающее неспецифическую активацию, как попытку компенсации некоторой относительной функциональной недостаточности системы левополушарпого мышления, то можно предположить, что в основе недостаточной адаптации лежат особенности межполушарных отношений, которые делают представителей коренного населения, обнаруживающих эти нарушения, менее приспособленными к условиям вербальной цивилизации. Возможно, в тесной взаимосвязи с этими особенностями мышления находится и отмеченная выше более выраженная интравертированность представителей коренного населения, которая в свою очередь затрудняет адаптацию к социально-обусловленным стрессорным ситуациям [Herrman et al., 1977]. Если это предположение будет подтверждено дальнейшими исследованиями, то следует рассмотреть вопрос о применении в учебных заведениях, где обучаются представители коренных народностей, методик преподавания, ориентированных на использование систем правого полушария. О связи качества психической адаптации и межполушарных соотношений свидетельствует тот факт, что у представителей пришлого населения, обнаруживающих нарушения психической адаптации, функциональная асимметрия не возрастает при предъявлении нагрузки, адресованной к левому полушарию (альфа-индекс в обоих полушариях практически совпадает), а также более выраженная у этих испытуемых активация правого полушария в фоновых исследованиях.

Особенности ночного сна у коренного и пришлого населения Севера

Исследования ночного сна, проведенные как у здоровых испытуемых с различными психологическими особенностями в обычных условиях, при изменении режима труда и отдыха и в ситуации эмоционального стресса, так и у больных с теми или иными формами психических расстройств и на разных этапах развития заболевания, показали, что изменения структуры сна являются тонким индикатором не только степени психической адаптированности, но и способа, с помощью которого достигается адаптация. Согласно ранее разработанной концепции [Аршавский, Ротенберг, 1978], направленность изменения структуры сна прежде всего зависит от типа реагирования на необычную ситуацию. Если это реагирование включает компонент поисковой активности, т. е. активности, направленной на изменение ситуации при отсутствии возможности достаточно определенно прогнозировать результат, отмечается снижение потребности в фазе быстрого сна, что проявляется удлинением латентного периода первого эпизода быстрого сна и в ряде случаев — уменьшением ее представленности. Других изменений структуры сна обычно не наблюдается, хотя при очень выраженном эмоциональном напряжении, сопровождающемся поисковой активностью, может наступить общее сокращение длительности сна и соответственно некоторое сокращение продолжительности глубоких стадий медленного сна (дельта-сна), не идущее, однако, в сравнение с редукцией быстрого сна по степени выраженности. Характер эмоциональных изменений, сочетающихся с этим типом поведения, не имеет решающего значения. И положительные эмоции (сопровождающие решение задачи) и отрицательные (сопровождающие такие разные формы поискового поведения, как бегство и агрессия) могут приводить к одинаковым изменениям структуры сна. В эксперименте на животных этому поведению соответствуют самостимуляция и активнооборонительные реакции, которые, как показано ранее [Аршавский, Ротенберг, 1976, 1978], повышают резистентность организма к вредным воздействиям. Если же поведение характеризуется отказом от поиска, несмотря па субъективную неудовлетворенность ситуацией, то сочетающееся с такой реакцией эмоциональное напряжение приводит к повышению потребности в быстром сне, ибо, согласно указанной концепции, во время быстрого сна осуществляется поиск на интрапсихическом уровне, за счет которого происходит компенсация состояния отказа от поиска в период бодрствования. В зависимости от того, в какой степени удается удовлетворить эту повышенную потребность в быстром сне и тем самым достичь успешной адаптации, структура сна меняется по-разному: при успешной адаптации сокращается латентный период первого эпизода быстрого сна, увеличивается его процентная представленность и общая длительность, в результате после пробуждения снижается эмоциональное напряжение и восстанавливается способность к поисковому поведению. Однако при состоянии отказа от поиска эмоциональное напряжение, повышающее потребность в быстром сне, может одновременно препятствовать удовлетворению этой потребности, снижая порог пробуждения и приводя к увеличению числа пробуждений и активационных сдвигов в первом цикле (что удлиняет латентный период быстрого сна), а также обусловливая пробуждение из фазы быстрого сна, что в итоге приводит к ее сокращению. Таким образом, на этапе декомпенсации представленность быстрого сна может быть даже уменьшена, а латентный его период увеличен, несмотря на повышенную потребность в быстром сне. Одновременно в еще большей степени редуцируется дельта-сон, также за счет повышения активационных сдвигов при тревоге. С учетом этого обстоятельства Ротенбергом предложен новый показатель, позволяющий оценить качество эмоционального напряжения: отношение длительности быстрого сна в первых двух циклах к длительности дельта-сна в этих же циклах (индекс Б/Д). При эмоциональном напряжении, сопровождающемся поисковой активностью, этот показатель уменьшается за счет редукции быстрого сна, а при состоянии отказа от поиска (например, при депрессии или тревоге невротического генеза) он увеличивается, так как даже в тех случаях, когда расстройства тревожного ряда ведут к относительному сокращению длительности каждого эпизода быстрого сна, происходит, во-первых, еще более выраженная редукция дельта-сна, а во-вторых, сокращаются, как правило, более поздние эпизоды быстрого сна.

Дифференциация двух типов эмоционального напряжения — сопровождающихся или не сопровождающихся поисковой активностью — представляется практически важной, так как поисковая активность делает эмоциональное напряжение продуктивным, помогающим справиться со стрессовой ситуацией, и повышает резистентность организма к заболеваниям, тогда как при отказе от поиска эмоциональное напряжение еще более нарушает процесс адаптации и снижает резистентность организма, к стрессовым воздействиям. Изложенные теоретические представления были использованы при анализе результатов исследования ночного сна у 32 представителей коренного и пришлого населения Крайнего Северо-Востока СССР. Исследование проводилось на переносном восьмикапальном энцефалографе фирмы «Галилео» после одной адаптационной ночи. Регистрировались: ЭЭГ (лобные и затылочные отведения с обеих гемисфер), электроокулограмма, электромиограмма с мышц диафрагмы рта, ЭКГ, КГР. Стадии сна определялись по международной классификации. Все испытуемые были разделены на три группы: представители коренных народностей Севера (15 человек), представители пришлого населения, прибывшие на Север (11 человек), и лица, родившиеся на Севере, родители которых прибыли в этот регион из центральных районов страны (6 человек). Группы подбирались таким образом, чтобы обнаруженные различия не могли быть связаны с полом, возрастом и другими существенными факторами. Результаты изучения полиграфической структуры сна сопоставлялись с результатами психодиагностических исследований.

Таблица 5.

Структура сна и мотивация достижения у разных групп населения Крайнего Севера

* Различия достоверны.

Примечание. 1 — пришлое, 2 — коренное население, 3 — лица, родившиеся на Севере в семьях пришлого населения. Индекс Б/Д — см. в тексте.

Основное различие между представителями пришлого и коренного населения выражалось в более низкой представленности у первых фазы быстрого сна (в процентах к общей продолжительности ночного сна), снижении индекса Б/Д и в тенденции к увеличению латентного периода первого эпизода быстрого сна (табл. 5). По остальным показателям структуры сна различий не выявляется. Выявленные различия могут быть обусловлены либо снижением потребности в быстром сне у представителей пришлого населения, либо повышением потребности в этой стадии сна у коренного населения. У представителей пришлого населения быстрый сон занимает в среднем менее 20% сна, и это более низкий показатель, чем у здоровых лиц того же возраста, проживающих в средней полосе. У жителей средней полосы той же возрастной группы такие низкие показатели процентного содержания быстрого сна встречаются только в первую ночь и обусловлены тревожным напряжением в незнакомой обстановке исследования. Можно предполагать, что у представителей пришлого населения снижена представленность быстрого сна и уменьшена потребность в этой стадии сна, что, как указывалось выше, может служить показателем эмоционального напряжения, сочетающегося с поисковой активностью. При обсуждении причин, которые могут обусловливать такое эмоциональное напряжение, целесообразно вернуться к рассмотрению различий между представителями коренного и пришлого населения по уровню суммарной мотивации достижения. Как было показано, суммарная мотивация достижения в среднем выше в группе пришлого населения. Удовлетворение такой мотивации невозможно без выраженной поисковой активности, причем в свете изложенной концепции несущественно, направлена ли поисковая активность на достижение успеха или на избегание неудачи; важно только, чтобы мотивация реализовалась в поведении, т. е. чтобы потребность в достижении не была фрустрирована (если субъект не имеет возможности реализовать потребность в достижении успеха или избегании неудачи, потребность в быстром сне может не только не уменьшиться, но даже возрасти, ибо в таком случае возникает непродуктивное эмоциональное напряжение). Исходя из этих теоретических посылок, можно предположить, что зависимость между мотивацией достижения и редукцией быстрого сна будет наиболее выражена в условиях, когда потребность в достижении не фрустрируется. Чтобы в максимальной степени исключить возможность фрустрации потребности в достижении у испытуемых, сопоставлялись представители коренного и пришлого населения, не обнаруживавшие нарушений психической адаптации. Между этими двумя группами были достоверные различия по проценту быстрого сна, индексу Б/Д и суммарной мотивации достижения, причем выявлялась тенденция к редукции быстрого сна у представителей пришлого населения. В то же время среди психически дезадаптированных представителей коренного и пришлого населения, особенно среди тех, у кого были выражены невротические расстройства, встречались лица, у которых высокая мотивация достижения сочеталась с высокой представленностью быстрого сна. В некоторых случаях, когда нарушения адаптации проявлялись в чрезмерной активности и тенденции к повышению настроения, низкая мотивация достижения могла сочетаться с низкими показателями быстрого сна. Однако в этих случаях высокая активность обычно не связана с целеустремленной деятельностью, направленной на достижение определенного результата, т. е. с мотивацией достижения. В свете полученных данных можно полагать, что редукция быстрого сна у здоровых психически адаптированных субъектов, прибывших на Север или в другой новый регион, является нормальной адаптивной реакцией, отражающей повышение мотивации достижения в связи с необходимостью адаптации к новым условиям среды. Этот вывод практически важен, поскольку редукцию быстрого сна в условиях Арктики и Антарктиды отмечали многие исследователи [Natani et al., 1970; Burguet et al., 1976; Василевский и др., 1978], но характер этого феномена не выяснен.

Учитывая важную роль быстрого сна в поддержании психического гомеостаза, трудно ответить однозначно на вопрос, является ли редукция быстрого сна вредной или полезной. Так, Василевский и др. [1978], справедливо предполагая связь между редукцией быстрого сна и состоянием полярного стресса, не дифференцируют в то же время эмоциональное напряжение здорового человека, ведущее к активной деятельности, от эмоционального напряжения при неврозе и в результате приходят к выводу, что редукция быстрого сна у полярных исследователей является компенсаторным феноменом, уменьшающим эмоциональное напряжение невротического генеза.

Приведенные данные свидетельствуют скорее о том, что редукция быстрого сна — результат снижения потребности в быстром сне у лиц с высокой мотивацией достижения, эмоциональное напряжение которых находит выход в целенаправленной активности. Нельзя исключить, что отсутствие этой редукции, возрастание представленности быстрого сна у представителей пришлого населения может быть признаком снижения уровня активности, необходимой для успешной адаптации в новой ситуации.

Кроме структуры сна у большинства обследованных был изучен характер пространственной синхронизации в разных ста- днях сна в правой и левой гемисферах. Преследовалась цель проверить гипотезу Cohen [1977], согласно которой в первой половине ночи в быстром сне преобладает активность правого полушария, а во второй половине ночи — левого. В подтверждение своей гипотезы Cohen привел ряд косвенных доказательств (преимущественная направленность глазодвигательной активности, изменения сюжетов сновидений от вечера к утру) и некоторые прямые (усиление ЭЭГ-активации правой гемисферы во время быстрого сна в первой половине ночи и левой — во второй). Изучение пространственной синхронизации относится к способам прямого измерения функциональной активности мозговых структур. Кроме того, учитывая данные об относительном преобладании правополушарного мышления у представителей коренного населения, мы хотели проверить, насколько такие различия характерны не только для бодрствования, но и для сна. Для дополнительного контроля использовалась группа студентов, жителей средней полосы (6 человек), у которых в ночном сне также анализировалась пространственная синхронизация биопотенциалов.

Таблица 6.

Пространственная синхронизация в различные фазы сна у представителей коренного и пришлого населения Севера и у контрольной группы (%)

* Контрольную группу составили жители одного из центральных районов.

Примечание. В числителе — правое полушарие, в знаменателе — левое.

У представителей как пришлого, так и коренного населения Крайнего Северо-Востока пространственная синхронизация в двух первых циклах выше справа, а в двух последних циклах — слева, причем в последних циклах происходит не только увеличение пространственной синхронизации слева, но и ее относительное уменьшение справа (табл. 6). Аналогичные результаты получены при исследовании студентов г. Москвы. Таким образом, полученные результаты подтверждают данные Cohen, но функциональный смысл выявленной закономерности может трактоваться по-разному. Cohen предполагает, что выявленный сдвиг отражает постепенную подготовку мозга к переходу в состояние бодрствования, во время которого доминирует левополушарная активность. Однако в нашем исследовании участвовали представители коренного населения, у которых в состоянии бодрствования выявляется тенденция к относительному преобладанию активности правого полушария; тем не менее по динамике пространственной синхронизации в течение ночи разницы между подгруппами выявлено не было. Для объяснения выявленной динамики можно выдвинуть следующую гипотезу: основная задача правополушарного, образного мышления во время сновидений сводится к разрешению мотивационного конфликта, примирению конфликтных установок (Greenberg, 1970—1976 гг., Ротенберг, 1971 —1979 гг). Есть основания предполагать, что основная тяжесть решения этой задачи ложится на два первых эпизода быстрого сна. Об этом свидетельствует максимальное учащение пульса в этих эпизодах, удлинение, как правило, самих эпизодов после эмоционального стресса [Гончаренко и др., 1977], динамика эмоционального состояния от поздних вечер них часов к утренним. Если в течение первых эпизодов быстрого сна удается решить указанную задачу (хотя бы в незначительной мере), потребность в доминировании образного мышления начинает снижаться, что и проявляется в изменении соотношения активности левой и правой гемисфер. Отсутствие различий по этому показателю между представителями коренного и пришлого населения показывает, что во время ночного сна сглаживаются различия между группами испытуемых с разным характером межполушарных отношений.


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *