Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

6. Приговор, не приведенный в исполнение

К предыдущему

К началу

К содержанию

 

Сионисты России никогда не выступали против революции или против советской власти. Единственная их вина заключалась в концепции, что евреи не должны иметь ничего общего ни с революцией, ни с советской властью, что дело евреев – иммиграция в Эрец–Исраэль и воссоздание там своего государства. Но в глазах большевиков, пришедших к властиконцепция эта была смертным грехом, который необходимо искоренять физически. Так определил их вождь Ленин. Претворение в жизнь этих указаний – фактически физическое искоренение еврейской нации в России – осуществлял «карающий меч» революции – Дзержинский.

…В феврале 1918 года ЧК арестовала группу московских сионистов, в том числе – технического секретаря организации, при обыске которого был обнаружен список жертвователей на покупку земли в Палестине. Шимона Великовского успели предупредить об опасности. Он не вернулся домой и уже никогда не видел ни дома, ни своего имущества, накопленного годами неустанного труда. Однако ему удалось избежать ареста. Три недели он скрывался у надежных людей, прежде чем представилась возможность выбраться из Москвы с женой и младшим сыном – Иммануилом.

Наиболее логичным путем в Палестину семье Великовских казался путь через Украину. Но о какой логике можно говорить во время революции и гражданской войны? Дорога на юг была сопряжена со смертельной опасностью. Кого только не было в тех местах! Немцы и поляки, белые армии Деникина и Врангеля, украинские гайдамаки и армия Петлюры, банды Григорьева и другие.. У каждой из этих армий и банд была своя политическая платформа, своя программа. Но в одном они были едины – в оголтелом антисемитизме.

Долгие месяцы скиталась семья Великовских по пылающей Украине, пытаясь пробиться на запад. Иногда по нескольку дней оставались без куска хлеба. Иногда в течение одного дня подвергались опасности попасть в лапы трех сменяющих друг друга режимов, одинаково ненавидящих евреев. Не был исключением «в этом вопросе» и таращанский полк под командованием Боженко, входивший в состав Красной армии.

…Случилось это в начале зимы 1919 года на Дону. Иммануил пошел в станицу в надежде раздобыть хотя бы какую–нибудь еду. Высокий юноша с интеллигентным лицом и волевым подбородком, юноша, в котором безошибочно можно было распознать еврея, почему–то показался казакам генерала Шкуро большевистским агитатором. Допрашивавшему Иммануила есаулу попросту лень было выслушивать объяснения какого–то жида. Мало их, что ли комиссарит в Красной армии? Приговор был скорым и безапелляционным — расстрелять!

Казак средних лет повел Иммануила на окраину станицы, к яру, в котором расстреливали пленных. Великовский шел не оглядываясь, время от времени ощущая прикосновение штыка к спине. Жидкая грязь чавкала под ногами. Первые снежинки неуверенно парили в сером свете рано угасающего дня. Какое–то непонятное состояние, какое–то неясное ощущение безмерности отсекло и страх, и даже тревогу о родителях, ничего не знающих о его судьбе. Неизвестно почему и зачем, он вдруг начал спокойный рассказ. Он говорил о том, что еще совсем недавно вспомнилось ему на Украине – на пепелище еврейского местечка, куда, в надежде на кров и еду семья Великовских пришла, к счастью, уже после погрома.

Он рассказывал о Диего Пиресе – рыцаре и маране начала XVI века, прекрасном юноше, любимце португальской королевы. Под влиянием выдумщика Давида Реубени, объявившего,что он пришел из чудесного царства, где счастливо живут десять исчезнувших колен Израиля, Диего принял иудаизм, обрезался, сменил свое имя на Соломон Молхо и стал изучать Каббалу. Католическая церковь обвинила его в ереси. В день аутодафе папа Климентий VII спрятал его, а на костре сожгли другого человека. Диего–Соломон и Реубени под знаменем Маккавеев направились к королю Карлу. Король выдал тридцатидвухлетнего Диего–Соломона. В день казни король направил своего посланника с предложением о помиловании, если Диего возвратится в христианство. Пирес отказался и был сожжен.

…Чавкала грязь под ногами. Казак слушал с интересом и удивлением. Он шел, уже не прикасаясь штыком к спине Иммануила. Когда они остановились у обрыва над яром, казаквнимательно вглядываясь в лицо пленника, сказал:

– Чудной ты какой–то… Хоть и жид, а человек. Ладно. Не стану я брать грех на свою душу. Спустись в яр, дождись темноты и уходи.

Два выстрела прогремели в мокрых сумерках. И снова тревожная тишина окутала мир.

Скрываясь в яру до темноты, охваченный нахлынувшим страхом, Великовский пытался проанализировать, что же произошло с ним по пути к расстрелу. Откуда взялось то непонятное и сейчас состояние безмерности, отсутствия страха и даже тревоги о родителях? Что это было? Стопор? Охранительное торможение? И почему он вдруг заговорил о Диего Пиресе?

Уже на Кавказе, глядя на мощную шапку Казбека, преграждавшего путь на юг, в Эрец–Исраэль, Иммануил Великовский написал поэму в прозе о рыцаре и маране, прекрасном юноше Диего Пиресе.

Пройдет еще пятнадцать лет, и эта поэма будет опубликована в Париже на языке оригинала – на русском языке: Эммануил Рам, «Тридцать дней и ночей Диего Пиреса на мосту Святого Ангела».

Читать дальше

К содержанию

 


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *