В регистратуре поликлиники на стене висел внутренний телефон с надписью: «Вы можете позвонить своему врачу». Я не знал номера внутреннего телефона врача, который был мне нужен, но оказалось, что когда снимаешь трубку, тебе отвечает справочная. Я назвал фамилию врача и спросил номер его внутреннего телефона.
— Я вас соединю, — сказал женский голос в трубке.
И через минуту я услышал чистый баритон молодого мужчины.
— Мы договаривались о встрече, — сказал я и представился.

— Напротив регистратуры, — сказал мне мой собеседник, — небольшой холл. Подождите, я сейчас спущусь.
В холле стояли удобные кресла, я сел в одно из них, и в ту же минуту человек в белом халате сказал мне вопросительно:
— Профессор Березин?
Я подтвердил это и разглядел подошедшего ко мне человека внимательнее.
Кардиолог оказался человеком молодым не только по голосу. Однако, в самом начале разговора выяснилось, что несмотря на свою молодость, он успел окончить ординатуру, а потом и целевую аспирантуру, в институте кардиологии. А поскольку аспирантура была целевая, он не спешил с продолжением научной карьеры, а вернулся в поликлинику Министерства обороны, по крайней мере, на ближайшие три года. На мой вопрос, чем отличается работа с военнослужащими от работы с больными, с которыми он имел дело до ординатуры и во время её прохождения, он сказал:
— Здесь все заболевания возникают раньше, чем им положено. Даже атеросклероз здесь возникает по тому типу «нажитого атеросклероза», который описал Ганнушкин. Скорее всего, вы лучше меня помните эту историю.
— Очень хорошо помню, — сказал я. – Ганнушкин из-за этого потерял кафедру, а его сотрудники писали в журнал «Невропатология и психиатрия» о том, что они попали под влияние своего учителя, но теперь они понимают, что в этом вопросе Ганнушкин ошибался. Вы, вероятно, не знаете, что Ганнушкина обвинили в том, что он призывает коммунистов к демобилизации, хотя он попросту рекомендовал меры для предотвращения «нажитого атеросклероза», среди которых было и снижение рабочих нагрузок.
— Вот-вот, — сказал мой собеседник, — я никого не призываю к снижению рабочих нагрузок, даже если считаю, что это было бы полезно. Я могу дать больничный лист, да и то, руководящие сотрудники Минобороны и генштаба, даже имея больничный лист, стараются не покидать своих рабочих мест. Но ведь вы хотели со мной говорить не о кардиологической службе Минобороны, а о конкретном генерал-полковнике?

В этой поликлинике наблюдался высший командный состав МО СССР и Генштаба.
Фото: elochka-7

— Конечно, — сказал я, — я просто поинтересовался тем, насколько часто у вас могут возникать подобные ситуации.
— Если я правильно понимаю, что вас ко мне привело, то с тех пор, как возрастной предел стал строго соблюдаться, такие ситуации возникают довольно часто.
— Скорее всего, вы понимаете правильно, — сказал я, — но стресс, который при этом возникает, может быть различным по выраженности. А последствия такого стресса сильно зависят от фона, на котором он возникает. Как вы расценивали здоровье генерала с точки зрения кардиологии до его отставки?
— Ну, тогда его состояние было компенсированным. Хотя и тогда изредка возникали гипертонические кризы. А от стенокардии мы избавились на последние два-три года. Сейчас – другое дело. Стресс от отставки у людей, которые уходят с такой должности, значительно сильнее выражен, чем стресс даже от запредельных нагрузок. И я понимаю ваше беспокойство. Я уже записал в свой план на будущую неделю два активных выезда к нему, со всей доступной в амбулаторных условиях аппаратурой. Госпитализацию ему предлагали в тот день, когда он беседовал с Устиновым, но он решительно от неё отказался.
— Сейчас, — сказал я, — возможны внезапные ухудшения состояния в ответ на информацию, которая с точки зрения незаинтересованного наблюдателя представляется малозначимой.
— Хорошо, — сказал кардиолог, — я поставлю в известность нашу службу неотложной помощи о том, что вызов к нему должен считаться первоочередным. Попрошу, чтобы присылали машину за мной, если что-то покажется им сложным.
— Я бы попросил вас звонить мне после каждого вашего визита к генералу.
— Это не сложно, — сказал кардиолог, — я буду звонить вам, как только буду попадать на рабочее место. Из квартиры генерала, вероятно, звонить не слишком удобно.

Так снимают электрокардиограмму.
Фото: Медицинский центр "Экстрамед"

— Не слишком, — согласился я. – Я надеюсь, что вы осуществите своё намерение и будете постоянно информировать меня о здоровье генерала.
Кардиолог заверил меня в этом, и мы расстались довольные друг другом. Во всяком случае, о себе я могу сказать это уверенно.
На следующий день генерал мне позвонил.
— Вчера я разрешил литобработчику меня навестить, и сегодня он приходил с первой частью текста, — он замолчал.
— И что? Он допустил какие-нибудь искажения?
— Нет, — сказал генерал, — он не упустил никаких фактов и не допустил никаких искажений, но я перестал воспринимать этот текст как свой.
— Вы разрешили ему продолжать работу?
— Разрешил, — сказал генерал. – Для массового читателя текст после его поправок, можно даже сказать, «его текст», вероятно, будет более доступен. В том, что мне ещё осталось написать, я попробую имитировать его стиль, но вряд ли у меня это получиться.
— Это вас огорчило? – спросил я.
— Это было так, как если бы вашего ребёнка чужие люди переодели бы в одежду, которая удобна, но вам не нравится.
— Убедительное сравнение, — сказал я. – Вы разрешите мне навестить вас завтра?
— Я буду рад, — сказал генерал, — с вами можно обо всём говорить откровенно.
На следующий день я вновь навестил генерала.
— Как самочувствие? – спросил я.
— Без особых перемен, — ответил генерал.
— А повторялась тоска с неприятными ощущениями в области сердца?
— Неприятные ощущения в области сердца, — ответил генерал, — повторялись. Но чувство, которое им предшествует, я бы сейчас уже не назвал тоской. Скорее, это какая-то неопределённая тревога, очень сильная и беспредметная.
 

Кабинет психотерапевта. Здесь возможна и групповая психотерапия, и использование специально подобранных мелодий для создания нужного настроения.
Фото: Игнатьев Михаил

— Вы вызывали кардиолога? – спросил я.
— Не сразу, — ответил генерал. – К тому времени, как он приехал, я уже успел рассосать алпразолам. Тревога ушла и вместе с ней ушли неприятные ощущения в области сердца. Она вновь возникла, но уже предметная, когда, выслушав моё сердце и повторив кардиограмму, мой кардиолог сказал: «Я не вижу острых изменений, возникших сейчас. Но я захватил с собой ваши старые кардиограммы и сегодня на ЭКГ вижу изменения, которых раньше не было. Правда, с момента последней кардиограммы прошло уже три месяца и я не могу сказать, когда именно эти изменения возникли». «Это требует какого-то дополнительного лечения? – спросил я». «Ну, вероятно я назначу вам одно дополнительное лекарство». «Какое? – спросил я». «Изоптин» — ответил врач и добавил: «Правда, изоптин может снижать давление, как правило, это вам нужно». Но если систолическое давление опустится ниже 120 мм ртутного столба, а диастолическое ниже 70, то пропустите один приём препарата и позвоните мне. Давление достаточно мерить два раза в день – утром и вечером. Чаще не нужно, может быть лишнее беспокойство».
— И что, – спросил я генерала, — помог вам изоптин?
— Вероятно да, — сказал генерал. У меня прекратились подъёмы давления, которые каждый раз нужно было снимать приёмом лекарств, снижающих давление, и у меня исчезло чувство перебоев в области сердца. Я не обращал особого внимания на эти «перебои», но сказал о них кардиологу, и он сказал, что перебои не должны повторяться во время приёма изоптина, но если они возникнут, его нужно сразу поставить в известность.

Продолжение следует.

Оставить комментарий в ЖЖ

или воспользоваться формой для комментирования на сайте (см. ниже).

Posted in Без рубрики