26. НИЧЕГО ПОДОБНОГО В ЭТОМ ЗДАНИИ НЕ ПРОИСХОДИЛО
На следующий день, в пятницу, 10 марта 1950 года, Великовский договорился с Элишевой встретиться в здании компании «Макмиллан». Забыв о вчерашних письмах и статье Пайн–Гапошкин, в приподнятом состоянии духа он вошел в роскошный подъезд издательства на Пятой авеню. Прохаживаясь по холлу, он приветливо отвечал на поклоны знакомых и незнакомых сотрудников компании. Многие из них держали в руках его книгу, почтительно оставаясь на расстоянии, понимая, вероятно, причину его ожидания. Сквозь открытые двери он видел в комнатах стопки своей книги, такой долгожданной, такой притягивающей к себе. Но он не подошел посмотреть или даже прикоснуться к ней. Он ждал жену.
Когда Элишева пришла, он вошел вместе с нею в раскрытые двери комнаты, в которой у стопки авторских экземпляров его ждала дама в строгом костюме – рекламный директор издательства. Великовский взял книгу, раскрыл обложку и торжественно вручил жене свой труд. На титульном листе было напечатано посвящение. Одно слово: «Элишеве».
Тут же один за другим, с книгой в руках, к нему за автографом стали подходить сотрудники. Они покупали книгу без всяких привилегий, кроме одной – раньше, чем она появится в магазинах, за три недели до официального выхода в свет. Они покупали книгу за ощутимую по тем временам цену — четыре доллара и пятьдесят центов (зарплата профессора в университете в ту пору была около 870 долларов в месяц).
Возбужденные агенты подходили, чтобы с удивлением сообщить о неслыханном количестве экземпляров, проданных книжным магазинам: 500, 1000, 1000. Хозяйка кабинета, рекламный директор, пожимая руку Великовского, сказала:
– Ничего подобного в этом здании никогда не происходило. А вы можете себе представить, каких авторов видела компания «Макмиллан»! Никогда еще сюда не стекалось столько людей со всех этажей за автографом…
Радостную атмосферу внезапно омрачило сообщение о том, что экземпляры книги, посланные попечителям Американского музея естественной истории, не приняты и возвращены в издательство.
Великовский понял: в планетарии, принадлежащем музею, не состоится драматизация «Миров в столкновениях», хотя она уже была объявлена. Путнэм, озабоченно потирая подбородок, сказал:
– Боюсь, как бы не вышибли Этвотера, если его статья появится в печати.
Безошибочно определив судьбу Этвотера, Путнэм еще не предвидел, что ждет его самого. В конце марта Этвотер, действительно, был уволен с постов заведующего астрономическим отделом Американского музея естественной истории и куратора планетария.
Драматизация «Миров в столкновениях», объявленная в программе планетария на конец весны, была отменена.
Этим событиям предшествовало письмо Этвотеру от профессора Отто Струве, астронома, занимавшего официальную позицию в Американском астрономическом обществе и поддерживавшего тесные отношения с Шапли. Струве спрашивал, действительно ли Этвотер благосклонно относится к Великовскому и его теории. В ответе Этвотера содержалось его представление о науке и о поведении истинного ученого. Последовала немедленная реакция.
На журнал «This Week» оказывалось непрекращающееся давление с тем, чтобы там не публиковали статью Этвотера. Растерявшиеся редакторы журнала не знали, что предпринять. Они обратились за советом к опытному и авторитетному О'Нейлу. За несколько дней до этого О'Нейл тоже получил экземпляр размноженной на мимеографе статьи Пайн–Гапошкин. Отлично зная содержание книги (в отличие от автора статьи), он был возмущен форменным научным подлогом, не говоря уже о незаслуженных и недопустимых оскорблениях доктора Великовского, человека и ученого, равного которому он еще не встречал. О'Нейл посоветовал редакторам «This Week» опубликовать статью Этвотера, считая это минимумом того, что можно сделать в подобной ситуации.
А вообще ситуация была неслыханной. Впервые (снова впервые!) в истории науки Соединенных Штатов осуществлялось подобное преследование не только ученого и его теории, но даже людей, смевших оказать ему поддержку.
Этвотер действительно оказывал поддержку. Но в своей статье он был весьма осторожен. Была там и такая фраза: «Я не настаиваю на том, что все находки д–ра Великовского корректны – фактически я не согласен со многими из них». Если даже эта фраза не снимала его вины перед лагерем преследователей, что же тогда сказать о такой: «Его книга произведет взрывной эффект в научном мире»? И вообще, из статьи, которая появилась в «This Week» 2 апреля 1950 года, вытекало, что книга Великовского, даже если в ней есть ошибки, является выдающимся событием в науке, а ее автор — ученый такого уровня, который сейчас еще трудно оценить.
Мог ли профессор Струве допустить появление подобной статьи? Ведь он считал, что во Вселенной и в Солнечной системе, в частности, не происходит никаких столкновений.
В тот самый воскресный день 2 апреля 1950 года, когда официально вышла в свет книга Иммануила Великовского «Миры в столкновениях», когда в журнале «This Week» была опубликована статья Этвотера, профессор Отто Струве напечатал в «Геральд трибюн» рецензию на книгу «Миры в столкновениях», которую он, естественно, не читал. Рецензия вышла под издевательским заголовком: «Коперник? Кто это?»
Можно ли рецензировать книгу, которую ты не читал? Допустимо ли это? Струве считал, что за него книгу прочитала Пайн–Гапошкин. Может ли быть что–нибудь хуже этого? Оказывается, может. Пайн–Гапошкин тоже не читала книги…
Все в тот же день в книжном обозрении «Нью Йорк таймс» появилась статья Гарвея Брейта, которому Великовский сказал: «От своего читателя я жду только мужества. Какого мужества? Мужества верить в его собственную способность думать. Он должен читать книгу и заглядывать в ссылки и делать свои собственные заключения. Он должен помнить, что на науку не получают разрешения».
Шапли, Пайн–Гапошкин, Струве, Дело и другие представители ученого мира, рецензировавшие книгу Великовского, не читали ее, так как она тогда еще не вышла в свет. Многие из них продолжали критиковать ее, гордо заявляя, что они ее не читали и читать не собираются.
Читатель имеет возможность познакомиться с содержанием «Миров в столкновениях» и, следуя совету Великовского, должен быть мужественным, то есть верить в свою собственную способность думать. И еще читатель должен помнить, что никакое изложение содержания книги не заменит удовольствия, которое получаешь, читая ее, и, конечно, не даст представления о языке Иммануила Великовского, прелесть которого вынуждены были признать даже его злейшие противники.
Добавить комментарий