Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

997. Беседа с моими читателями

 

Многоуважаемые читатели, дорогие мои друзья!
Когда некоторое время назад, прервав текст почти на полуслове, я сказал, что вынужден на некоторое время прекратить ведение Журнала, я не определял этого времени, потому что сам не знал его. Теперь я вернулся хотя бы для того, чтобы закончить прерванный тогда текст. С разгона написал несколько лишних фраз, не входивших в прерванный пост, например, короткий рассказ о гуцуле, который стал студентом университета. А потом понял, что мне нужно объяснить все, что связывает меня с Журналом, причину ухода и мотивы, которые свидетельствовали в пользу возвращения в журнал или против такого возвращения.
Я пришел в Журнал, когда прекратила существование моя лаборатория. Государство перестало ее финансировать, программа “Отчизна”, из которой исходили основные средства, попадавшие в мою лабораторию, с распадом Союза перестала существовать. Мой заключаемый раз в пять лет контракт с институтом закончился тогда, когда мне было 80 лет. Я даже не пытался возобновить его в атмосфере всеобщего стремления к омоложению кадров.
У меня образовалось необычно много свободного времени. Я подумал, чем бы его занять. Моя сестра Тареева tareeva – уже тогда один из самых известных блогеров в Живых Журналах – посоветовала мне вести журнал. Я решил попробовать. Сначала только в свободное от иной, более важной работы время. А потом я понял, что журнал решает для меня еще одну важную проблему: проблему одиночества.
Вокруг меня образовался вакуум. Лаборатории больше не было. Мое поколение ушло. Об этом интересно написала Татьяна Барлас в своем предисловии научного редактора к моей последней монографии. (“Моей” я говорю с глубокой грустью, потому что формально у меня было два соавтора, в том числе моя жена. Но соавторы мои умерли в один и тот же 2004 год, и книга стала моей). По мнению Татьяны Барлас, книга, о которой идет речь, “дарит нам возможность соприкоснуться с делами и мыслями поколения, создавшего сегодняшнюю психологию. Поколения, которое уходит. Или уже ушло и никогда не вернется…”

Активно работающие коллеги обращались ко мне только тогда, когда им нужно было получить авторитетный отзыв. Единственный человек, который обратился ко мне с просьбой о консультировании ее текущей диссертационной работы, белоруска по происхождению, ныне работающая преподавателем в Барселонском университете, начала свое первое письмо ко мне так: “Как странно просить о консультировании человека 1929 года рождения, работавшего с Лурия, которого давно нет в живых”.
И хотя я по-прежнему получал приглашения на любые симпозиумы, конференции, конгрессы, это было просто формальной данью уважения человеку, который долго считался живым классиком.
Тогда я относился к этому с юмором и хочу привести два стихотворения из моего цикла «Старость».

«Классик живой» — называли меня.
Но акцент в этой фразе менялся.
«Живой» слабело день ото дня.
Хорошо хоть «классик» остался.

И еще одно четверостишие:

Уже трудно разогнуть колени.
Старость и во сне, и наяву.
И в толпе пришедших поколений
Я давно покойником слыву.

Часто я был не в состоянии принять приглашение на какое-нибудь научное собрание, даже если хотел послушать, что говорят новые люди.
Это были совсем другие люди. Тогда я писал:

Растерялись мои друзья
Чаще в том, реже в этом мире.
Мы вдвоем – компьютер и я –
В стометровой моей квартире.

А коллеги мои, россияне,
Молодая поросль наук –
Аспирантами знал их когда-то,
Все теперь на подбор кандидаты –
Совершают неспешный круг
От высоких ворот познания
К сытной сфере платных услуг.
Называю по имени-отчеству,
Если встречу вдруг на пути.
— Заходите в мое одиночество!
— Как-то времени нету зайти…

Журнал с его читателями, при условии получения обратной связи, при условии интенсивной переписки создавал некое виртуальное пространство, в котором я не был одинок. В этом было явное преимущество.
Я знал, что могу сообщить своей аудитории очень много важного и полезного – того, что она не может получить ни в каком другом месте. Было бы желание это принять.
Я работал с удовольствием и максимальным напряжением. Потом стали происходить перемены. Численно аудитория оставалась прежней, но она перестала быть стабильной. Многие уходили, многие приходили. Общее количество сохранялось всегда, свыше 990, хотя никогда не достигло тысячи. Уменьшилось число комментариев. Я понял, что обратная связь стала для меня уже недостаточной и перестала снимать мое чувство одиночества.
Но все-таки я знал, что существуют 20 или даже скорее 30 человек, в жизни которых я и мой журнал занимаем существенное место. Эти люди являются моими друзьями не по принятой в ЖЖ терминологии, а друзьями реальными, пусть даже общение происходило в виртуальном мире. Часть этих людей хорошо знали меня до журнала, часть связались со мной через журнал, поскольку нуждались в психотерапевтической помощи и, получив ее, по-прежнему сохранили потребность в постоянном со мной общении. И наконец, была небольшая группа людей, которых я не знал лично и которые не нуждались в моей профессиональной помощи, но которые хорошо меня понимали, регулярно читали то, что я пишу, и присылали содержательные комментарии. Этих людей я тоже вношу в число своей привилегированной тридцатки. Эти люди действительно испытывают ко мне дружеские чувства, так же, как и я к ним.
Я был готов работать только для этих 20 или 30 человек. И я работал до тех пор, пока мое состояние не ухудшилось в очередной раз, и это ухудшение было более выраженным, чем все предыдущие. Я прервал текст буквально на полуслове, потому что возник тяжелый гипертонический криз, в результате которого расширился и ранее существовавший постинсультный очаг в моем мозгу. Недели две мои близкие считали мое состояние критическим и даже организовали круглосуточное дежурство, чтобы вовремя вмешаться и не допустить наступления смерти.
Потом я вернулся к далеко не лучшему состоянию, существовавшему до этого гипертонического криза.
Я прошел тщательное обследование и убедился, что мои старые заболевания сохранились, только утяжелились, а новым был только случайно обнаруженный рак, рак пустяковый, пигментированная форма базальноклеточного рака, который редко дает метастазы.

родинка 1Все же оставлять его было нельзя, но справился я с ним за пять дней. Сначала Наташа заметила измененность одной из моих родинок, сделала увеличенные снимки и послала их для консультирования известному дерматоонкологу Игорю Евгеньевичу Синельникову (dr_jamais). Он сразу разобрался в ситуации и написал: «Сообщите своему пациенту, поскольку он врач, что любое улучшение фотографии бессмысленно. Этих фотографий достаточно, чтобы вынести суждение, и покупка нового фотоаппарата была бы напрасной тратой денег. А нужно обратиться в онкологическое учреждение, где могут сделать соскоб для гистологического исследования и удалить опухоль. Такая опухоль непрерывно растет, хотя метастазы дает редко, и больше полугода я не стал бы ждать».
Опухоль действительно росла. Я обратился в онкологическое отделение Центральной клинической больницы, показал им снимки и письмо Синельникова, и опытный онколог сказал мне: «Это на снимках выглядит страшно. А так это маленькая тютелька. Там даже для гистологического исследования материала не хватит. Я просто выжгу это жидким азотом». И сделал это.
Я все-таки захотел побеседовать с человеком, который был не только известным и талантливым онкологом, но всегда пленял меня своей мудростью. Я хотел послушать, что скажет он.. И он изложил мне свою философию жизни.
«Прекратите обследования, – сказал он. – Эти обследования только способ заставить вас тратить деньги. Практического смысла они не имеют. Даже если потом у вас найдут более тяжелое опухолевидное образование, в них нет все равно нет смысла. Вам 85. Обнаружение таких образований потребует двух операций, обе под общим наркозом. Первую операцию, во время которой будет взят материал из опухоли для морфологического исследования, вы, вероятно, перенесете. Но если злокачественная природа опухоли подтвердится, что потом? Даже если метастазов нет и ее можно еще удалить. В ваши годы, при вашем состоянии здоровья длительный глубокий наркоз, обширное оперативное вмешательство оставляют вам очень мало шансов. Вероятно, вы даже не встанете живым с операционного стола. Я бы не взялся вас оперировать. Во всяком случае, я повел себя так в отношении своего отца». «За тем, чтобы найти человека, который возьмется оперировать меня, дело не станет», – заметил я. «Вы невнимательно слушаете, – ответил Андрей Аркадьевич. – Я сказал, что я не стал бы вас оперировать, исходя из изложенных обстоятельств. Я не говорил, что не найдется людей, которые захотят ни за что получить 30-40 тысяч. Таких теперь развелось много. Ваши основные заболевания, обусловленные, главным образом, давними травмами и выраженным атеросклерозом сосудов, особенно сосудов мозга, никуда не денутся и неизбежно будут прогрессировать.. Но обследоваться бессмысленно. Нет методов, которые обратили бы вспять уже возникшие атеросклеротические изменения. Их прогресс неизбежен».
«И что же, – спросила моя дочь, на присутствии которой при этой беседе Андрей Аркадьевич настаивал, – сидеть и ждать смерти?» – «Зачем ждать? Вы чем-то занимаетесь? Занимайтесь. Будут периоды, когда вы будете не в состоянии что-нибудь делать, потом на каком-то уровне трудоспособность будет возвращаться. И надо использовать эти периоды сохранившейся работоспособности”.

Читать продолжение

К комментариям в ЖЖ

Posted in Без рубрики


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *