Начало цикла.
Предыдыдущий пост цикла.

По коридору до амбулатории было примерно 50 метров, и Наджаф в том же медленном темпе следовал за мной.  Встретившиеся в коридоре клиники её сотрудники понимали, что такое гипноз, но знали, что его полагается проводить в защищённом от помех изолированном помещении, на двери которого висит табличка: «Не звонить. Гипноз».  Даже эриксоновский гипноз в нашей клинике проводился в описанных условиях. Сотрудники клиники не сомневались, что то, что они видят, может быть названо гипнозом, но такой гипноз в коридоре, по которому ходят люди и не соблюдается тишина, они до того не наблюдали. Пятеро моих сотрудников шли за мной на небольшом отдалении, наблюдая за процессом терапии, их больше всего интересовало, каким образом будет получено негативное подкрепление.
По короткому коридорчику, который проходил мимо амбулатории, можно было выйти во внутренний сад, где ежедневно гуляли пациенты клиники. Дорожки в саду были менее ровными, чем паркет коридора, Наджаф мог упасть, а мне не хотелось, чтобы это произошло самопроизвольно. Выход из транса должен был быть управляемым. Возле ближайшей скамейки я остановился, ещё раз повторил «Вы слышите только мой голос и видите только этот молоточек», а потом резко оборвал транс, громкой фразой:
— Теперь вы можете видеть и слышать всё, что здесь происходит. Посмотрите, как хорошо в саду.

Клиника имени С.С. Корсакова, вид сзади.
Фото: nvirtiuga

Около минуты Наджаф озирался вокруг, стоя на ногах, не очень понимая, как он попал в сад, но твёрдо помня, что он не в состоянии ходить. Поэтому после короткой паузы, которую я сделал, он посмотрел вниз на дорожку и сел на неё.
— Наджаф, зачем же на дорожку? — сказал я, и, обратившись к своим сотрудникам, попросил: — Помогите ему сесть на скамейку, пожалуйста.
Три женщины и двое молодых мужчин без труда водрузили Наджафа на скамейку.
— Вы не помните, как вы сюда дошли? — спросил я Наджафа.
— Нет.
— Впрочем, это неважно.  Когда вы садились на дорожку в двух шагах от скамейки, это было нецелесообразно. Вы испачкали свой прекрасный костюм и, может быть, даже ушиблись?
— Да, — раздражённо подтвердил Наджаф, — я ушибся.
— Но зато, — сказал я, — теперь вы научились ходить, и вопрос о том, как добраться до машины и от машины до двери, таким образом, решён.
Также раздражённо Наджаф сказал:
— А машины у меня нет.
— Ваш отец заверил меня, что как только вы встанете на ноги, он купит вам машину.
Тон Наджафа перестал быть раздражённым, но в нём появилось недоверие:
— Я не думаю, что у отца есть столько свободных денег.
— Вероятно, он знает, что говорит. Он говорил твёрдо и разрешил мне вам это сообщить. Но сейчас мы будем закреплять приобретённый навык ходьбы. Вы шли сюда в значительной степени автоматически, не думая о том, что вы идёте. Это легче. А теперь вы будете идти абсолютно сознательно, правда, я иногда буду поддерживать вас, чтобы вы не упали.
Я спрятал молоточек в карман халата, в другой карман положил приборчик для измерения электрического сопротивления кожи и взял Наджафа под руку, и он встал со скамьи. Я сказал своим сотрудникам:
— Я часа два погуляю с Наджафом и побеседую с ним о Москве. Если кто-нибудь хочет остаться, он может сделать это, если у кого-то неотложные дела, то я могу вас отпустить, здесь мне достаточно двух человек. Помните только, что конференция сегодня будет в 15:30, и проводиться она будет в помещении амбулатории.
Елена Сергеевна, Наташа и Ланеев ушли, Наиль и Сашенька остались со мной. Я сказал Наджафу:
— Сотрудницы моей лаборатории помогут вам, если это потребуется, но я думаю, что это не понадобится. Тренировать навык в саду значительно приятнее, чем в помещении. Посмотрите, как здесь красиво. К сожалению, сад сократили почти наполовину, но ту половину, на которую выходит задний двор усадьбы Толстого, сохранили. Когда-то Лев Николаевич любил гулять в этом саду, а теперь здесь погуляем мы.
Мы шли и всё время беседовали, время от времени Наджаф делал попытки упасть, но его подхватывали. Пару раз минут по 15 мы посидели, отдыхая на скамейке. Хотя Наджаф отвык от длительной ходьбы, но происходящее его заинтересовало. Шли мы медленно, даже очень медленно, а когда Наджаф сказал мне: «Дома я не смогу ходить так медленно», я ответил: «Дома это будет не нужно, вы сможете ходить с любой скоростью. Сейчас мы просто гуляем по красивому саду». В осмотре сада и Толстовской усадьбы время пролетело незаметно, и когда я посмотрел на часы, было уже около трёх. Когда Наджаф вошёл в коридор, его шаги стали более неуверенными,  но за ним следовали мои сотрудники, а я слегка придерживал его об руку. Тем же путём мы возвратились к моему кабинету. Наджаф оступался, останавливался, но шёл. А я рисовал заманчивую картину:
— Наверное, не у многих из ваших друзей в этом возрасте уже есть собственный автомобиль — второй автомобиль в семье. Пожалуй, они вам позавидуют. Очевидно, что после болезни вы на первых порах будете работать не так хорошо, как до болезни, но это всем будет понятно. Если ради того, чтобы вы вернулись в прежнее состояние и к прежней работоспособности, отец готов купить вам автомобиль, значит, он в вас верит, верит в ваше будущее.  В Азербайджане он пользуется значительным влиянием, и он попросит человека, который вначале будет выполнять ваши прежние обязанности, чтобы он потихоньку помогал вам вновь войти в курс дела. И когда это произойдёт, вы уже с полным знанием дела будете делать ту же работу, что до смерти деда. К этому времени вы уже будете достаточно хорошо ходить, вы полностью выйдете из своей болезни, восстановите профессиональные навыки и получите в награду автомобиль.

Портрет С.С. Корсакова внутри здания клиники.
Фото: taanyabars 

Я посмотрел на часы, было 15:30. Это была среда, день конференции, но мои сотрудники сознательно согласились начать конференцию на полчаса позже. Отец Наджафа должен был прийти  в 16 часов, но я попросил передать ему, чтобы он меня подождал.
— Наджаф, — сказал я, — у меня сейчас совещание, но примерно через полчаса я вернусь, мы договоримся о завтрашней встрече. Завтра, вероятно, будет последняя наша беседа, когда вы и ваш отец сможете выяснить любые вопросы, которые ещё не ясны, а я в заключение повторю свои рекомендации.
— Антонина Болеславовна, — обратился я к старшей сестре нашей лаборатории, — поухаживайте за Наджафом, напоите его чаем, угостите чем-нибудь вкусным, и я уверен, что вы не дадите ему скучать.
Амбулатория работала до 15 часов, я решил провести конференцию там, потому что слышимость в моей лаборатории была чрезмерной для той беседы, которая должна была состояться. Я зашёл на вахту, взял ключ от амбулатории и открыл дверь, пропуская вперёд своих сотрудников. Несколько минут они выбирали себе места в непривычном помещении, но всё-таки в 15:30 мы конференцию начали. В лаборатории был установлен порядок, при котором докладчик не может председательствовать на конференции. В этот раз я выполнял роль докладчика, и председательствовать попросил Елену Дмитриевну. Я начал с объяснения:
— Поскольку мы будем говорить о моём пациенте, а он ожидает в моём кабинете, то, при великолепной слышимости в лаборатории, было целесообразно перенести конференцию в другое место. До 15:00 амбулатория работает, и мы договорились с Альбиной Дмитриевной (заведующей амбулаторией), что мы сможем занять амбулаторию с 15:30. Изменение темы сегодняшней конференции связано с просьбой многих сотрудников лаборатории изложить теоретическую подоплёку того метода психотерапии, который я использовал в работе с Наджафом, и объяснить, почему именно этот метод был избран.

Продолжение следует.

Вернуться в LiveJournal к комментариям и вопросам.

Tags: Наджаф

Posted in Без рубрики