Начало цикла.
Предыдыдущий пост цикла.

На следующий день, когда в 9 часов Наджаф приехал, сопровождаемый своим отцом и свитой помощников, привычно появилась Антонина Болеславовна, на час раньше рабочего времени, и предложила Мураду Мугановичу «чай или кофе». Он сказал:
— Пожалуй, я выпью кофе. Могут Наджаф и мои люди где-нибудь подождать?
— Хорошо, — сказала Антонина Болеславовна, — я накрою им кофе у себя.
— Феликс Борисович, — сказал отец Наджафа, когда мы остались вдвоём, — видите ли вы какие-нибудь положительные изменения после первой процедуры?
— Вижу, — сказал я, — и значительные.
— Наджаф говорит, что улучшение было небольшое и непродолжительное.
— Я думаю, что я разбираюсь в этих вопросах лучше, чем Наджаф.
— Если бы всё так, как планировалось раньше, то уже завтра был бы последний день нашего пребывания в Москве.
— Я это знаю.
— Но я решил перестраховаться. Леонид Иванович продлил мне на день командировку и выписал броню на билеты не на завтра, а на послезавтра, к тому же на вечер.

Вид на клинику им. С.С. Корсакова, в которой располагалась моя лаборатория.
Фото: taanyabars

— Это не будет лишним, хотя, вероятно, мы уложились бы и в прежний срок, но если у меня будет больше времени, я использую его целиком. Я хотел бы обсудить только один вопрос дополнительно. У Наджафа плохо с ходьбой, и если хотеть, чтобы он вёл полноценную активную жизнь, вернулся к работе в той же или в другой организации, ему нужно какое-нибудь средство транспорта.
— Такси?
— Нет, это должен быть собственный транспорт, который всегда под рукой.
— Вы считаете, что ему нужно купить автомобиль?
— Мне неизвестны ваши финансовые возможности, но если невозможно автомобиль купить, может быть, его можно взять напрокат?
— Если вы придаёте этому такое большое значение, то я думаю, что я это сделаю, но ведь его не пропустит медицинская комиссия, его права могут признать недействительными.
— Вряд ли, — сказал я, — думаю, что это можно будет уладить. Если вы считаете, что сможете решить вопрос транспорта, могу ли я сказать Наджафу, что автомобиль у него будет?
Некоторое время Мурад Муганович раздумывал.
— Не получится ли так, — сказал он, наконец, — что я приложу все силы для приобретения машины и это окажется напрасным?
— Если Вы не просто приложите силы, а приобретёте машину, это напрасным не окажется, потому что Наджаф будет чувствовать себя спокойнее, зная, что может куда угодно доехать.
— Хорошо,—— сказал Мурад Муганович, —  я приобрету для Наджафа автомобиль, хотя он этого и не заслужил.
— Сына можно вознаградить даже авансом.
И Мурад Муганович уже решительно заявил:
— Сделаю. Но надеюсь, что вы понимаете, как это связано со здоровьем Наджафа.
— Я понимаю.
Отец Наджафа допил кофе и встал.
— Мне пора ехать.
— Да. А мы будем начинать работу, — сказал я.
Я вышел в комнату, где была Антонина Болеславовна с гостями, попросил сопровождающих подождать в большом клиническом коридоре, проводив Наджафа ко мне в кабинет. Когда мы остались с Антониной Болеславовной вдвоём, за дверью, выходящей в коридор,  послышались какие-то голоса, и в комнату вошли сразу три моих сотрудницы, которые в двадцать минут десятого редко появлялись на работе. Они были настроены явно возбуждённо, и командовала этой группой Сашенька.
— Феликс Борисович, — сказала она, — сегодня среда, день конференции лаборатории. По прежнему опыту известно, что если вы в среду начинаете работать с каким-нибудь пациентом, то конференцию проводит Елена Дмитриевна. Это и сегодня будет так?
— Я ещё не думал об этом. А вы считаете этот вопрос принципиальным?
— Мы считаем, — сказала Сашенька, — что вы проводите какую-то ускоренную психотерапию, которой никогда не занимались, не поговорив об этом ни с кем в лаборатории и не объяснив нам, что происходит.
— Короткой психотерапией занимался даже Саша Михайлов, — сказал я.
— То, что делает Саша Михайлов, не имеет для лаборатории такого значения, как то, что делаете вы.
— Сашенька, скажите прямо, чего вы хотите?
— Мы хотели бы, чтобы эта ваша работа стала и темой сегодняшней конференции. Что если можно будет что-нибудь увидеть, то вы нам это покажете.  А если по условиям терапии показать этого нельзя, то после окончания сеанса вы расскажете нам что вы делали, для чего и какой получили результат.
— Вы спрашивали мнение Елены Дмитриевны?
— Да. Елена Дмитриевна сказала, что это могло бы быть интересным, если не нарушит планов вашей работы.
— Ну, что ж, может случиться, что придётся несколько сдвинуть начало конференции, в остальном  я не вижу в вашем предложении ничего неприемлемого. Впрочем,  я, пожалуй, хочу добавить ещё одну вещь. Возможно, что мы с моим пациентом выйдем из кабинета и пройдём через коридор и амбулаторию в парк. Если вас действительно интересует эта форма терапии, то вам имело бы смысл пойти за нами, не привлекая к себе внимания. Наджаф видел коридор, через который он пойдёт, и знает, что там всегда довольно много людей. В 10 уже начало рабочего дня, если кто-нибудь ещё захочет пройтись с нами до парка,  я не буду возражать.
Сашенька обернулась к двум сотрудницам, которые вошли вместе с ней, и сказала:
— Вот видите, я говорила, что Феликс Борисович возражать не будет.
Когда я вернулся в мой кабинет, я ещё раз поздоровался с Наджафом и осведомился о его самочувствии.
— У меня уменьшилась слабость, — сказал Наджаф, — и улучшилось настроение, но ходить я всё-таки не могу.
— Всему своё время, — ответил я, — и, вспомнив то, что мне говорил отец Наджафа, подумал, что неспособность ходить для Наджафа важна и будет удерживаться, но черты улучшения он сформулировал  чётче, чем в разговоре с отцом, и говорил о них увереннее.
«Наджаф этого не знает, — подумал я, — но ему необходимо сохранить моё доброе отношение  и желание работать с ним так, чтобы невозможность ходить сохранилась, несмотря на самые благоприятные условия.
— Помните ли вы, Наджаф, чем мы занимались вчера?
— Да, вы надевали на мои пальцы какой-то приборчик, издающий звук,  а потом играли со мной в игру «Что вы видите?»
— Помните ли вы что-нибудь ещё?
— Вы говорили, что я приподнимался с кресла, но я этого не помню.
— Обратили ли вы внимание на характер звука, который издаёт приборчик? Он был постоянным, или менялся?
— Когда вы включили его во второй раз, звук был очень пронзительным, а потом стал более тихим и глухим. Вы объяснили это тем, что я успокоился, но я и с самого начала не волновался.
— Если не вдаваться в трактовки, — сказал я, — то, суммируя, можно сказать, что надетым на ваши пальцы приборчиком мы играли в игру «Что вы видите?», что я говорил вам, что вы приподнимались с кресла, хотя вы этого не помните, что при втором включении прибора его звук был особенно громким и пронзительным, а потом стал тихим и глухим, хотя ваше состояние никак не менялось.
— Вы очень опытный специалист, Феликс Борисович, — сказал Наджаф, — вы сразу запомнили всё, что я сказал, и сформулировали это короче и точнее.
— Вы полагаете, что это следствие моего опыта?
— Скорее всего, хотя, может быть, вы ещё и одарённый врач.
Наджаф был по-азербайджански вежлив, но, кроме того, он счёл нужным на всякий случай похвалить меня ещё и потому, что если он начнёт хотя бы немного двигаться, будет ясно, что это произошло в силу моей квалификации, которая была выше, чем у бакинских врачей.
— Вы не возражаете, если мы снова поиграем в ту же игру?
— Вы врач, — сказал Наджаф, — вы лучше меня знаете, что нужно делать.
— Хорошо, — сказал я, — тогда я считаю полезным потренироваться в той игре, которую мы начали вчера.

Один из коридоров Клиники им. С.С.Корсакова.
Фото: taanyabars

Я снова надел на пальцы Наджафа приборчик для измерения сопротивления кожи, включил его и с удовлетворением отметил, что с самого начала звук не был таким громким и высоким, как в прошлый раз. И по ходу игры «Что вы видите» снижение тона и уменьшение силы звука происходило быстрее, чем накануне.  Я немного усложнил условие игры, и когда Наджаф закончил перечисление всего, что увидел, я спросил:
— Вы уверены, что перечислили всё, что можно было увидеть?
Наджаф ещё раз внимательно осмотрелся и сказал с некоторым вызовом:
— Совершенно уверен.
— Да, я ещё в прошлый раз отметил, что вы очень хороший наблюдатель. А теперь мы сыграем в игру «Что вы слышите?»
Поскольку звуки в клинике были довольно стереотипны,  Наджаф на этот раз справился с задачей быстрее, чем накануне, и также подтвердил, что он совершенно уверен, что перечислил всё, что можно было услышать.  Было ещё одно изменение по сравнению со вчерашним днём. При переходе к новой игре, где нужен был уже слух, а не зрение, в прошлый раз отмечалось непродолжительное повышение высоты и громкости звука, который издавал прибор, в этот раз этого не было. Мы также прошли через игру «Какие запахи вы чувствуете?», закономерности были те же, что и при переходе от зрительных сигналов к звуковым. Я неизменно отмечал наблюдательность и хорошие способности Наджафа. И так же, как накануне, когда динамик устройства перешёл в режим щелчков, я сказал:
— Забудьте всё, что вы видели, слышали, ощущали телом или обонянием, и внимательно смотрите на блестящий молоточек в моей руке. С этого момента вы не будете слышать ничего, кроме моего голоса.
Вновь я начал с горизонтальных движений молоточком, перешёл на вертикальные и добился того, что Наджаф постепенно встал, чтобы хорошо видеть молоточек в верхнем его положении. Теперь должно было решиться, достаточно ли глубок был транс и достаточно ли интенсивным был раппорт, чтобы сделать радикальный шаг.
— Продолжайте смотреть на молоточек и слушайте мой голос, — сказал я, медленно отступая задом к двери, выходящей в коридор. Для того, чтобы видеть молоточек, Наджафу пришлось сделать шаг.  Потом ещё один шаг. Я двигался очень медленно, чтобы шаги Наджафа были редкими. Нужно было иметь в виду, что он три месяца не вставал с кресла самостоятельно. В этом плавном, почти незаметном движении, я вышел в коридор.

Продолжение следует.

Вернуться в LiveJournal к комментариям и вопросам.

Tags: Наджаф

Posted in Без рубрики