На посту Хрущёва сменил Брежнев, который термин «первый секретарь ЦК» заменил на «генеральный секретарь ЦК», т.е. возвратился к сталинской терминологии.

Фселикос решил, что эта фраза означает, что он больше не может играть независимой роли в Центре микроэлектроники в Зеленограде, хотя ему принадлежали замысел создания Центра и основные проекты при его реализации. Эти проекты были созданы небольшой группой (в разное время 5 или 6 человек) под его руководством. Члены этой группы были ещё молоды, горели энтузиазмом и любили своего руководителя не только за то, что он — выдающийся специалист, но и за то, что благодаря отношению к нему Хрущёва он получил разрешение «действовать свободно». В отношении значения фразы Шокина, которую Фселикос запомнил почти дословно, он не ошибся, уже в следующем 1965 году он был снят с поста заместителя по науке генерального директора зеленоградского Центра микроэлектроники. Но с поста руководителя КБ-2 снять его было сложнее. Основным инициатором вынесения Фселикосу «вотума недоверия» был Романов, который в то же время хотел понизить статус КБ, превратив его в подразделение ЛЭМЗ, и, соответственно, покончить с подчинением КБ-2 Фселикоса непосредственно Москве. Но как бы ни относился Шокин к Фселикосу, он понимал, что пока Фселикос ему подчинён, выдающиеся разработки КБ-2 будут заслугой Министерства электронной промышленности. Если же КБ-2 станет подразделением ЛЭМЗ, то и возможности Фселикоса сильно уменьшатся, а то, что даже при этом уменьшении возможностей он сделает, будет заслугой Ленинградской партийной организации. Поэтому Шокин выступил против планов снижения статуса КБ-2, и в этом его поддержали руководители военно-промышленной комиссии (ВПК). Фселикоса несколько раз приглашали на заседания ВПК при Совмине СССР. Он докладывал там свои проекты и привозил их обратно в Ленинград уже с приложением на одном листе, в котором значилось: «Предлагаемый проект был одобрен ВПА при СМ СССР на заседании такого-то числа». Но сотрудничество с военными Фселикос высоко ценил не только потому, что они создавали буфер между ним и Романовым, но и потому, что у них имелись средства и они имели возможность приобретения оборудования, необходимого для выполнения тех проектов, которые они одобряли. Бюрократические происки высокопоставленные военные умели нейтрализовать, поскольку оборонные проекты в глазах советского руководства обладали высшим приоритетом. Военачальники могли вполне обоснованно аргументировать свою позицию относительно сохранения независимого КБ-2 с Фселикосом во главе. Именно в это время он стал создателем советской БИС (большой интегральной схемы) на одном кристалле и первого малого бортового компьютера для военных самолётов. В то же время многие его коллеги — руководители крупных КБ — считали, что его успехи в значительной мере связаны с исключительными условиями, созданными ему в СССР были созданы. Необычный для страны характер этих условий был подчёркнут фразой Хрущёва «Вы можете действовать свободно». Но даже те люди, которые подчёркивали роль исключительных условий, не отрицали больших технических, административных и даже политических талантов, которые Фселикос продемонстрировал в Союзе. КБ-2, которым он руководил, стало образцом для советского военно-промышленного комплекса. В этом комплексе достижения конкретных результатов в короткий промежуток времени, с использованием всех доступных ресурсов стало основным требованием и критерием успеха. Там, где это возможно, ориентировка на эти критерии сохраняется и в наше время.
Балансируя между министерством электронный промышленности, руководством военно-промышленного комплекса и Романовым, Фселикос стал более гибким в кадровой политике. Если на одну и ту же должность претендовали еврей, русский беспартийный и русский член КПСС, то при равной квалификации преимущество отдавалось последнему. Но только при равной квалификации, талант и квалификация оставались решающим критерием при подборе кадров. Позднее он говорил мне: «Мне представлялось, что было лучше выслушать обвинение в негибкой кадровой политике, чем провалить работу КБ». Неустойчивое равновесие было нарушено в 1974 году. Романов часто посещал КБ-2, обязательно высказывал какие-нибудь замечания и говорил Фселикосу: «Так вот, передайте это своему министру…». Романов считал, и не без основания, что замечания, которые будет передавать начальник КБ-2, чьё бы мнение он не транслировал, будет воспринята Шокиным как критика Фселикоса в его адрес. Часть этих замечаний Фселикос передавал Шокину во время визитов в Москву, особенно если они были связаны с докладами на ВПК, следующим образом: «Вот уж раза четыре заходил ко мне Романов, и каждый раз искал, к чему бы придраться. Вот такие вот он замечания сделал… Я думал, что вам будет полезно это знать».

Г.В. Романов, секретарь Ленинградского обкома, известный в Ленинграде под прозвищем «Хозяин».
Фото: ИТАР-ТАСС

В этот период ситуация для Фселикоса уже стала стрессогенной. Она действительно была ситуацией испытаний, полностью определялась вхождение в новый, ни чем не смягчённый социальный контекст. Вынужденные поиски безопасного пути, лавирование, функции посредника между Романовым, который считался в партии могущественным человеком, и Шокиным, министром электронной промышленности, чьё ведомство вошло в число девяти оборонных ведомств, воспринимались Фселикосом как противоречащие его образу собственной личности. Во время следующего визита в КБ-2, Романов называл эти посещения ознакомительными визитами, он продиктовал своему референту целый ряд замечаний. Перед уходом он положил на стол перед Фселикосом записи, которые продиктовал референту, и сказал: «Вот так и передайте вашему министру». Чаша терпения Фселикоса уже переполнилась и он ответил: «А не проще ли вам самому сообщить ему эти замечания? У вас первая «вертушка» стоит, а у меня нет». Подчёркнуто спокойно Романов сказал ему: «До свидания, товарищ Фселикос. Хотя боюсь, что мы с вами больше не увидимся». На следующий день Фселикосу позвонил Александров, тогда президент АН СССР: «Мне бы хотелось, чтобы вы сегодня или, в крайнем случае, завтра прибыли в Москву и сразу же по прибытии позвонили мне, чтобы договориться о немедленной встрече». «А что стряслось?» — спросил Фселикос, и услышал: «Не телефонный разговор, приезжайте, обсудим». «Какая-то клановая борьба, — сказал Фселикос жене. Ты не будешь возражать, если я уеду куда-нибудь подальше от Романова?» «Расстояние до Романова для меня не существенно, — ответила жена, — важнее, насколько мне подойдёт то место, куда мы уедем». «Вот, вернусь из Москвы, скажу о месте что-нибудь более определённое». Они говорили по-английски, потому что жене Фселикоса было легче говорить на этом языке. На русском она говорила «не идеально». Она преподавала английский аспирантам Академии наук, Фселикос ей не раз повторял: «Не говори с аспирантами по-русски. Говори по-английски, пусть они ошибаются». И теперь, провожая мужа в Москву, на том же английском она сказала: «Good Luck!».
После посадки во Внуково, Фселикос сразу позвонил Александрову. «Можете приехать сейчас?» – спросил его президент Академии. «Могу». «Выслать за вами машу?» «Не нужно, я в аэропорту и легко возьму здесь такси». Секретарь, сидевшая в приёмной, сразу провела его к Александрову.
— Садитесь, — предложил ему Александров, и, когда Фселикос сел в одно из двух кресел, стоящее перед столом, добавил:
— Вы с дороги? Чаю или кофе
— Пожалуй, чаю.
И после его слов ритуал, означавший гостеприимство хозяина, был немедленно исполнен. На передвижном столике женщина в белой шапочке и в белом фартуке вкатила два стакана чая и вазочки с печеньем и конфетами. Фселикос хотел сразу спросить, в чём дело, но подчинился бюрократическому ритуалу и чинно выпил чай. Когда с чаепитием было покончено, Александров спросил:
— Что произошло между вами и Романовым?
— Между мной и Романовым ничего не произошло. У него есть претензии к моему министерству, а я человек маленький.
— Вы можете мне передать ваш последний разговор?
— Разумеется, — ответил Фселикос. – Не вижу в этом ничего секретного.
После того, как он повторил свой разговор с Романовым, состоящий из трёх фраз, Александров сказал:
— Романов чрезвычайно чувствителен к знакам внешнего почтения или непочтения. Меня ни в чём не нужно убеждать. Я прекрасно понимаю, что как руководитель лаборатории, автор и научный руководитель целого ряда приоритетных проектов, вы делаете честь Ленинграду. И, всё-таки, я вынужден предложить вам перемещение. Мы сейчас создаём Дальневосточный Научный центр. Его возглавил сын Питера Капицы, думаю, что вам знакомо это имя, Андрей Капица. Я могу предложить вам там лабораторию микроэлектроники и кафедру в ДВГУ.
— А что, в тамошнем университете есть кафедра микроэлектроники?

Здание Дальневосточного Государственного Университета.
Фото: barah

— Пока не было, — сказал Александров, — поскольку во Владивостоке нет человека, который мог бы её возглавить. Как только вы окажетесь во Владивостоке, такая кафедра будет учреждена.
Фселикос молчал, обдумывая предложение. И Александров добавил:
— Да, ведь вы яхтсмен. Мы поручим вам возглавить яхт-клуб ДВНЦ, и предоставим всё необходимое для организации такого клуба.
ДВНЦ работает на территории нескольких областей и Приморский крайком не имеет в ДВНЦ такой власти, какую имеет Романов в Ленинграде.

Продолжение следует.

Начало цикла здесь.

По традиции я попробую сформулировать некоторые вопросы для комментариев. Напоминаю, что комментарии не ограничиваются этими вопросами. Любые комментарии доставят мне удовлетворение. Обратная связь необходима для успешной работы журнала.

1) Насколько было обоснованно, по Вашему мнению, недоверие руководства ЦК во главе с Брежневым к Фселикосу? Как можно трактовать фразу Шокина, что создателем советской микроэлектроники является КПСС?

2) Как Вы считаете, почему Фселикосу не предложили работы в Зеленоградском центре микроэлектроники, с которым он был хорошо знаком, хотя бы в должности руководителя лаборатории?

3) Предлагая Фселикосу работу на Дальнем Востоке, Александров пришёл к самостоятельному выводу о том, что это лучший для Фселикоса вариант, или он был выразителем сформировавшегося в правящих кругах мнения?

Перейти к комментариям.

Tags: Фселикос

Posted in Без рубрики