Экспедиция на остров Врангеля была самой высокоширотной из всех наших экспедиций (от Врангеля было ближе всего к Северному Полюсу), самой напряжённой из-за ограниченности времени, и самой дорогой из-за цены авиаперевозок, а нас было 5 человек и 140 кг груза. Для прибывших с материка прибытие на остров Врангеля означало самую резкую из всех, которую нам ранее приходилось наблюдать перемену социально-экологических условий. Экологические условия для разных групп изменялись примерно одинаково, социальные по-разному, но, всё же, резко отличались от условий на материке. Именно это изменение условий предъявляло повышенные требования к адаптационным механизмам. Возможно, что после контрреволюционного переворота 1991-1992 годов и последующего за ним крушения сложившихся социальных институтов и возникновения совершенно новой социальной среды даже для людей, не менявших региона проживания, аналогичные исследования можно было бы провести значительно дешевле, хотя и меньшие деньги в то время вряд ли бы кто-нибудь выделил на такие исследования.

Исследования на острове Врангеля мы планировали на месяц, причём, время после этого месяца было плотно занято и задержаться мы не могли. Старожилы подняли меня на смех: «Нельзя на остров Врангеля лететь на точно назначенный срок. Вы можете в аэропорту Шмидта прождать вертолёта 2 недели, а вторые 2 недели прождать вертолёт обратно». Особенно язвителен был Ткачёв – командир отряда зоологов, который летел на мыс Шмидта вместе с нами.

На Шмидте располагался один из физиологических стационаров Института проблем севера, сотрудники которого встретили нас очень радушно. Руководитель стационара сходил со мной к диспетчеру аэропорта и диспетчер сказа: «Завтра вертолёт будет, только смотрите, не прозевайте». Вертолёт приходилось ждать, и я сказал Ткачёву: «Документы оставляю тебе, если начнётся выдача билетов, крикни мне, а я, может быть, успею позавтракать».

Вернулся я в обстановку крайне напряжённую и, по первому взгляду, безнадёжную. Ткачёв во время моего отсутствия нанял себе сезонных рабочих (желающих поработать сезон в заполярье всегда было достаточно) и использовал для того, чтобы увезти их на Врангеля, мою броню на билеты. Я снова пошёл к диспетчеру. Милая, молодая женщина, очень расположенная, доброжелательная, была в некоторой растерянности. «Мне в голову не могло прийти, что ваши же люди вашу броню отберут». «Люди бывают разные, — сказал я, — некоторые и изо рта броню вырвут, а у нас только месяц. Мы – ВУЗ и 1 сентября мы должны быть в Москве». «Вот, живёшь рядом с человеком, — сказала мне диспетчер, а он – сволочь, а вы за 3 года знакомства этого не разглядели». Минутку она посидела в задумчивости, а потом сказала: «Сашка вообще парень рисковый, попробуем». Она связалась по рации с бортом и сказала: «Саш, людям очень нужно на Врангеля, у них нет времени и весь их сезон пропадёт, если они на Врангеле не побывают. Можешь что-нибудь сделать?» «Сколько их?» «Пять человек» «А груза?» — спросил Саша. «140 килограмм» — сказал я, а диспетчер повторила эту цифру командиру экипажа. И после минутной паузы последовало: «Чтоб через 10 минут были на борту с грузом».

Я уже не помню, как мы расхватали груз, даже я потащил что-то в обычных условиях для меня неподъёмное, а Саша Ланеев забросил на плечо 50-кг энцефалограф а в руку взял пакет с комплектом методик. Через 10 минут мы были на борту с грузом.

Разместиться оказалось нетрудно, лимитировал груз, а не места. Я сказал Ткачёву: «Сволочь же ты, однако». «Север, — ответил он, — здесь каждый за себя. Вот теперь будешь иметь урок, больше не проколешься». Постепенно успокаиваясь, мы расселись по своим местам: кроме моей группы летел отряд ботаников из БИНа и зоологическая группа Ткачёва. И в это время к трапу вертолёта подкатила аэропортовская машина и диспетчер, которую я успел полюбить, влетела в салон вертолёта со словами, по-видимому, обращёнными мне: «Вам что, не нужно было лететь?» Я, ничего не понимая, сказал: «Нам очень нужно было лететь, я постарался вам это объяснить». «А что ж вы распускаете своего рыжего?» Рыжий был у нас один, Саша Михайлов, как он распустился я ещё не понял, но заверил диспетчера, что немедленно разберусь, и если от рыжего что-то потребуется, то он это сделает. Диспетчер посмотрела на меня и сказала: «Что ж это у вас так? Смежники вас вокруг пальца обводят, сотрудник позволяет себе вести себя так, как вы бы ему никогда не позволили». Потом вздохнула, смягчилась и сказала мне: «Интеллигентность – она приемлема только в определённых дозах». Я ещё раз принёс ей извинения, если мои сотрудники сделали что-то недопустимое, ещё раз пообещал ей разобраться в этом и принять меры, предотвращающие такие действия».

Командир корабля повернулся к нам и сказал: «Лид, отношения выяснила? А то мне все-таки лететь надо». «Да нет, это всё ерунда, когда на целую партию приходится один хороший человек, конечно, ему трудно». И неожиданно протянула мне руку для прощального рукопожатия. Я всё ещё не понимал, что произошло, и вертолёт уже был в воздухе, когда Васьковский – командир отряда ботаников из ленинградского БИНа, сказал Михайлову: «Ну, брат, на Шмидте диспетчера матерком? Благодари начальника, он ей понравился, а то загорал бы ты месяц в гостинице «Полюс»». «А в чём дело? – спросил я Михайлова, — что за хулиганские выходки?» «Я к ней до вас подходил, — сказал Михайлов, — а она сказала, что ничего нельзя сделать. Для меня, значит, нельзя, а для вас – можно?»

Радио в пилотской кабине громко сказало голосом диспетчера: «Саш, метеосводка плохая. Туман сверху прижимает ко льду». «Не возвращаться же? – сказал Саша, — мы уже 2/3 пути пролетели. Как-нибудь выползем». Я слышал этот разговор, но не придал ему особого значения, и даже не придал значения тому, как насторожились и напряглись все три экспедиционные группы, находившиеся в вертолёте. Туман давил сверху и на кромке тумана надо льдом очень точно держался вертолёт. Я ожидал, что скорость вертолёта замедлится, но она, напротив, возросла, и минут через 20 мы увидели впереди что-то чёрное. Более опытные люди понимали, что это остров, я понял это не сразу. Нос вертолёта поднялся к верху и на очень малой высоте он начал вползать на остров. Уровень суши поднимался вверх, а рисковый Саша сохранял то же расстояние между вертолётом и сушей. Внезапно моторы загудели громче, вертолёт чуть приподнялся и медленно опустился. Мы оказались на вертолётной площадке. Раздался шумный гомон, кто-то громко сказал: «Выбрались». Пилотам зааплодировали и стоящий рядом со мной высокий седоватый мужчина сказал: «Ну, я уж в таких переделках бывал, выбирались и раньше». Тогда я понял, что посадка в узком коридоре между туманом и островом была опасной. Саша Михайлов не матерился, но громко ворчал: «Что я должен, шею ломать из-за этого лихача-идиота!? Говорила же ему диспетчер, что лётная обстановка ухудшается. Надо было сразу поворачивать обратно! Феликс Борисович, что хотите, но на Шмидт или со Шмидта я больше никогда не полечу». «Хорошо, — сказал я Саше, — я это учту», хотя уже после инцидента с диспетчером я решил, что сашиной ноги на Шмидте не будет. Васьковский спросил меня: «Кто вам подписал письмо в Гидромете?» «Я не был в Гидромете, — сказал я, — и никакого письма мне никто не подписывал». «Ну, — сказал Васьковский, — ваше счастье, если в ТЗП есть в продаже утеплённые палатки, тогда как-нибудь продержитесь, а иначе вам нужно этим же рейсом улетать обратно». «Не думаю», — сказал я, и разговор на этом прервался, потому что все услышали какой-то приближающийся гул.

Posted in Без рубрики