Из беседы по скайпу.

Деген – Березину

"Думал, как представить тебе свое творчество. Посылаю тебе два рассказа, один из которых, «Буханка хлеба», об одном из дней начала моей военной карьеры, а второй, «Придурок» — об одном из страшных дней ее конца. Правда, в этих рассказах нет главного – нет целых восьми месяцев моей танковой эпопеи. Но сам ты об этом все знаешь, а для других читателей я еще подберу какие-нибудь рассказы.

Будь здоров и счастлив, обнимаю".

Я последовал совету Яни, да и как я мог не последовать выбору, который сделал автор. И не просто автор, а Яня, Ион Деген, каждое слово которого было для меня драгоценным с самого начала нашего знакомства.

Итак, я привожу выбранные автором рассказы. Один очень длинный, один очень короткий, как все рассказы, вошедшие в цикл «Голограммы».

БУХАНКА ХЛЕБА

Авиозу

Почему я вспомнил именно этот день? Ведь там, во время боёв в предгорьях Кавказа, были дни более яркие – если можно назвать яркими дни пребывания в аду. Дни, когда я чудом избегал смерти, или, вернее, смерть избегала меня.  Например, тот осенний день 1942 года, когда бронепоезд «Сибиряк» отразил атаку стада немецких танков.

Бронепоезд «Сибиряк»

Фото с сайта http://dis.podelise.ru/text/index-33407.html?page=4

Четыре 76-миллиметровые пушки бронеплощадок и две 37-миллиметровые зенитки и два крупнокалиберных пулемёта на открытых платформах впереди и позади бронеплощадок против десятков танковых орудий. Да и сравнить ли маневренность танков с маневренностью бронепоезда, привязанного к железнодорожной колее…  Правда, экипажи бронеплощадок были укомплектованы добровольцами-сибиряками, железнодорожниками, которые служили танкистами во время боёв на озере Хасан и на Халкин-Голе. Вечером того дня у меня появилось стихотворение:

Воздух вздрогнул.

Выстрел.

Дым.

На старых деревьях обрублены сучья.

А я ещё жив.

А я невредим.

Случай.

Грешен. Даже во время боёв у меня иногда выкраивалось время глотать книги стихов, они во множестве валялись на путях отступления. И писать стихи. Наверно, в семнадцать лет все пишут стихи… 

Случилось это уже позже того дня. А сколько ещё не менее страшных дней пришлось пережить летом и осенью 1942 года… Почему же не те дни, а именно этот, прокручивается в моём сознании со всеми подробностями от подъёма до отбоя, как полнометражный документальный фильм? Хотя, собственно говоря, подъёма не было, ночь была бессонной.

Шесть разведчиков отдельного дивизиона бронепоездов в ту ночь вернулись из ближнего немецкого тыла и по приказу майора Аркуши, командира дивизиона, заняли оборону вдоль северо-западного края железнодорожного вокзала. Майор предупредил, что, как только нас сменят пехотинцы, мы должны пробраться в теснину, в которой скрылся бронепоезд. Километра три от станции. Туда он сумел отойти своим ходом вчера вечером после боя с немецкими танками.  Болванкой был пробит сухопарник бронепаровоза. Воентехник Тертычко под огнём противника, обжигаясь, заглушил пробоину поленом и паклей. Ночью должен был подойти «чёрный паровоз» и вытащить бронепоезд в тыл. «Чёрными» называли все небронированные паровозы, от «овечки» до «ИС», «СО» и «ФД».

«Черный» паровоз

Фото с сайта

По какой-то причине «чёрный паровоз» ночью не пришёл. И не пришли пехотинцы, которые должны были нас сменить. Тоже по какой-то причине.

Занять оборону!.. Что бы сказал майор, увидев эту оборону? Но ведь у него была карта-километровка с горизонталями, и он даже по карте мог представить себе абсурдность такого приказа. Оборона! Шесть человек, вооружённых автоматами, гранатами и кинжалами, должны были прикрыть участок фронта шириной не менее километра, доступный атакам немецких танков…

А что сумеет пехота, которая должна сменить нас?

К майору Аркуше я относился с уважением. Он лучше меня знал, как воевать. У меня в петлицах не было не только двух шпал, но даже ни одного треугольника. Почему же такой идиотский приказ? Значит, ему приказал кто-то, может быть, генерал. Нехорошие мысли вползали в голову ортодоксального комсомольца. Я стыдился самого себя. Но такая оборона!.. 

Почему именно этот день я вспоминаю? Странно. Отчётливо помню все подробности его, но не могу вспомнить, когда именно всё произошло, не могу прикрепить его к определённой календарной дате. Помню только, что этот летний день с лёгким пушистыми облаками на ярко-голубом небе, вероятнее всего, конца августа 1942 года, будил в душе противоречивые чувства. С одной стороны – не придётся мокнуть под дождём. С другой стороны, такой день – раздолье для немецких самолётов, от которых нет спасения. Но если уж говорить о дне, то, конечно, от подъёма до отбоя.

Подъём все-таки был. Минута, когда в этом ярко-голубом небе появилась проклятая «рама». Этот немецкий разведывательный самолёт с двумя фюзеляжами, хоть он не стрелял и не бомбил, мы ненавидели, пожалуй, больше, чем убивавшие нас «Юнкерсы» и «Хейнкели».

Немецкий разведывательный самолет «Фокке-Вульф» Fw 189 («Uhu» — нем. Филин), который в наших войсках обычно и называли «рама».

Фото с сайта

Медленно, словно паря, «рама» своим жужжанием выматывала нервы. Мы ведь знали, что она наблюдает за нами, за каждым нашим движением. А через несколько минут на привокзальную площадь и всё открытое рядом с нею пространство с грохотом, который мы слышали, находясь в полукилометре оттуда, выкатили немецкие танки и грузовики с пехотой. Со своего наблюдательного пункта я пытался сосчитать танки. Иногда получалось двенадцать. Иногда четырнадцать. Танки стояли, заслоняя друг друга. В бинокль отчётливо было видно, как немцы, танкисты и пехотинцы, расположились завтракать у своих машин. И нам не мешало бы. Только еды у нас не было. И позиция наша – ужаснее не бывает. Но ведь мы ждали пехоту.

По привычке я приготовил данные для стрельбы бронеплощадок, хотя понимал всю бессмысленность расчётов. В самом благоприятном случае из лощины могло стрелять только орудие передней бронеплощадки. Но по привычке данные для стрельбы были приготовлены и по привычке мы передали их бронепоезду. Благо, связь у нас была налажена, и для этого не пришлось тянуть линию. Степан Лагутин, несмотря на свой рост и вес, в сапожищах сорок шестого размера легко взобрался на телеграфный столб и накинул провод от телефона на третий и четвёртый провод между столбами, шагающими вдоль железнодорожного пути. А у бронепоезда на те же провода накинули провод их телефона.

Нас торопили с возвращением. Уже ничего не сказали о пехоте, которая должна сменить.  С минуты не минуту ожидался «чёрный» паровоз.

Внезапно в небе появились три наших истребителя. К такому празднику мы не привыкли. Больше месяца  не видели нашей авиации, если не считать ночных полётов «кукурузников» — «У-2», пилотируемых героическими женщинами. Немцы хозяйничали в небе. Истребители ринулись  к раме. Мы уже предвкушали, как она, подлая, заполыхает и  рухнет не землю. Но случилось невероятное. Это мерзкое, едва передвигающееся устройство вдруг на невероятной скорости стало уходить от наших истребителей и скрылось за горизонтом. Такого мы даже представить себе не могли. Нам открылось ещё одно свойство «рамы», что, естественно, не добавило любви к ней. Истребители развернулись и улетели на восток, посрамлённые неудачей.

И вдруг на нас навалился неописуемый грохот. Мы чувствовали себя так, словно, прижимаясь к шпалам, лежим между рельсами, по которым несётся тяжёло груженый состав. «Катюша»! Я услыхал её второй раз в жизни. Неделю назад подобный грохот застиг нас врасплох на перроне  почти такого же вокзала. Не знавшие, что это, испуганные, оглушённые неслыханным ранее, необычным, мы вскочили в первую же раскрытую дверь и бросились на пол. То была станционная уборная. Представляете станционную уборную во время войны? Стыдясь друг друга, мы доковыляли до Терека – добро, до него было не более двухсот метров, и окунулись в бурную холодную воду. Мы пытались смыть с себя экскременты, но отмыть удалось лишь автоматы и гранаты. Пришлось раздеться догола и выбросить обмундирование. Остались в одних кальсонах. В таком виде, с оружием и гранатами, связанными проводом, добрались до бронепоезда. Не понимаю, как бронепоезд не развалился от хохота. Несколько дней меня преследовало зловоние. К еде прикоснуться не мог. Так состоялось моё знакомство с «катюшей».

«Катюша» ведет огонь

Иллюстрация с сайта

Тогда реактивные снаряды пролетали над нашими головами и взрывались неизвестно где. А сейчас мы наблюдали результаты этого залпа в пятистах метрах от нас. Загорелось четыре танка – три Т-4 и один Т-3 – и несколько грузовиков. Вся площадь была завалена немецкими трупами.  Я смотрел на горящие машины, на трупы и такая радость обуяла меня, что даже на какое-то время забыл о проклятой «раме», удравшей от наших «Як»ов. Но когда немцы начали грузить в кузовы раненых, я опустил бинокль. Хоть и немцы, но не для меня такое зрелище. Конечно,  я постарался, чтобы моя трусость осталась незамеченной ребятами.

В это время подошла наша смена…

Продолжение следует

К комментариям в ЖЖ

Posted in Колонка Иона Дегена