Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

656. Неясная эпидемическая вспышка. 7

Теперь, когда я знал, что Нина Ермолаева договорится с Беклемишевым о его приезде, можно было звонить и Стефе – для меня последней и всемогущей инстанции. Я рассказал ей, что выяснила лаборатория Жуматова, о двух новых тяжёлых осложнениях в стационаре, и о том, что желательно было бы как можно быстрее доставить сюда Беклемишева.
— Может, он и не больше нас сделает,  — сказал я, — но, всё-таки, авторитет действительного члена АМН будет значить для республиканских инстанций  больше, чем  наша квалификация.
Стефа презрительно хмыкнула:
— Если дело только в том, чтобы управиться с республиканскими инстанциями, у нас для этого есть достаточно мощные рычаги.
— Лучше бы, всё-таки, управляться с ними по медицинской линии, — сказал я, — а вашу тяжёлую артиллерию держать в резерве.
— Ладно, — сказала Стефания Григорьевна, —  я на всякий случай со всеми переговорю, чтобы если нужно будет действовать, всё уже было подготовлено.

 


Зимний пейзаж на Рудном Алтае.
Фото: nazipha

 

— И лягу спать! – сказала она подчеркнуто, — и надеюсь проспать до утра.
— Стефания Григорьевна, — сказал я извиняющимся тоном, — вы же понимаете, что у меня не было другого выхода.
— Конечно, — сказал она. – Олейнику ты уже позвонил, хотя и не сказал мне об этом, о прибытии Беклемишева узнал, и разбудил меня для того, чтобы я сделала то, чего Олейник сделать не сможет.
— Стефания Григорьевна! Как вы можете так говорить!?
— Ладно-ладно, — сказала она, — всё правильно делаешь, а теперь дай мне поспать, и, если есть возможность, поспи сам.
Я снова вернулся к боксам. Ситуация не осложнялась,  и реаниматолог и Шефер были уверены, что к утру опасные моменты будут пройдены.
— Ладно, — сказал я, — поскольку сегодня я дежурный, я пойду спать, а отдежурю в следующий раз вместо кого-нибудь из вас, всё равно сейчас все на ногах.
Я посмотрел на часы, увидел, что с момента моего разговора с Олейником прошло 40 минут, и торопливо взбежал наверх. Снова набрал номер Олейника.
— Всё, что можно сделать в области, уже делается, — сказал мне Олейник, — Весь район от посёлка сотрудников каскада до базы отдыха будет оцеплен милицейскими нарядами с правом задержания на 48 часов всех, перешедших линию контроля. Воинская часть согласилась передать нам свой санитарный транспорт, если в этом будет необходимость. Остальное – дело Господа.
 Я пожелал Олейнику спокойной ночи, лёг, и, к своему удивлению, заснул. Я редко запоминаю свои сновидения, потому что просыпаюсь из медленного сна, но на этот раз я совершенно ясно увидел, как Олейник сидит у себя в кабинете и говорит в трубку: «Ну, мы что могли, сделали, Господи, а уж без твоей помощи не обойтись». Услышав этот разговор, я вздрогнул от неожиданности и проснулся, вероятно, из той же фазы быстрого сна, во время которой было сновидение. Это было единственное объяснение тому, что я сновидение запомнил. То ли Олейник больше не разговаривал с Господом, то ли я потерял к их разговорам интерес, но проснулся я поздним утром. Проснулся с мыслью: «А что там в боксах?». Я быстро оделся и спустился вниз. Наружная дверь одного из боксов была открыта, я сразу отправился туда, чтобы ликвидировать такое грубое нарушение инфекционной дисциплины, а когда я открыл вторую дверь, я убедился, что в боксе никого не было. Осторожно, по всем правилам посещения инфекционного бокса, я открыл первую дверь следующего бокса, сменил халат и обувь, и вошёл внутрь. Пациент лежал  на постели, железные лёгкие были отключены, а Шефер привычно выслушивал грудь пациента. Он обернулся ко мне, кивнул, и сказал пациенту:
— Вы сможете самостоятельно повернуться спиной вверх?
Пациент осторожно произнёс:
— Попробую, — и переворачиваться стал действительно очень осторожно, но сумел лечь на живот без особого труда.
Я с интересом наблюдал за работой Шефера,  он очень артистично клал один палец на спину пациента и стучал по нему другим, потом перемещал руки и повторял ту же процедуру несколько раз, пока не прошёл всю спину, и это напоминало какой-то танец для рук. Потом он обернулся ко мне и сказал:
— Притуплений нет, если и хрипы ещё уменьшатся, то можно его возвращать в палату.
— А сосед его где? – спросил я.
— А его уже через два часа можно было вернуть на место.
— Пойду, поговорю с ним, — сказал я.
— Ладно, — сказал Лев, вдевая в уши фонендоскоп, — я сейчас прослушаю и к тебе присоединюсь.
Мне на встречу шла одна из медсестёр-практиканток, и я попросил её:
— Передайте, пожалуйста, Алевтине Митрофановне, что мы хотим сейчас сделать обход.
Я ещё разговаривал с пациентом, у которого ночью была левосторонняя пневмония, как Аля присоединилась ко мне.
— Как вы находите пациента? – спросила она.
— По-моему, его состояние удовлетворительное. Кашляет редко и продуктивно, значит, слизь отхаркивается, пульс нормальной частоты и равномерный, но, впрочем, давайте лучше спросим его самого, — и, обращаясь к пациенту, я сказал: — Как бы вы сейчас оценили своё самочувствие?
— Ночью очень страшно было, в горячке был, в беспамятство впадал. Но, вроде, недолго это было, как стало светать, я попросил меня обратно в палату перевести.
— А что, в боксе хуже, чем в палате?
— В боксе страшнее, раз тебя сюда перевезли, значит, чем-то ты тяжелее других пациентов болен. Ну, и дышалось очень трудно, иной раз казалось, что сейчас задохнусь, а потом  сильно вспотел и уснул, а, может быть, и в беспамятство впал. Только помню я, что лежал в этой коробке, которую вы железными лёгкими называете, а открыл глаза уже на постели. Часок ещё полежал, тогда и попросился обратно в палату, — пациент помолчал и добавил: — Страшно мне было ночью, а теперь как будто этой ночи и не было.
Я подумал, то ли пневмония легче по течению, чем по рентгенологической картине, то ли это какая-то особая быстротечная форма её. Я оглянулся посмотреть, не вышел ли из бокса Лев, и увидел, что он стоит за моей спиной.
— Там Сергей остался, — сказал он, — а я могу принять участие в обходе.
Мы медленно обошли палату, причём Шефер, желая придать важность процедуре, нёс стул, ставил его возле каждой кровати и говорил мне:
— Садитесь, доктор.
Новых осложнений мы не обнаружили. Я попрощался с пациентами, заверив их, что мы ещё несомненно сегодня увидимся. Я ещё раз заглянул в бокс, убедился, что ухудшения не происходит и, выйдя из бокса, сказал:
— Все, кто не находятся на дежурстве, могут отдыхать.
И тут же вздрогнул от звука выстрела. Я быстро направился к двери, пока шёл, понял, что выстрел был не случайным, выстрелили и во второй раз, и в третий. Шагах в 10 от нашего временного стационара по направлению к амбулатории стояла одна из сотрудниц Жуматова, а двое молодых ребят с гидрокаскада стреляли из ружей по галкам и воронам. Метко стреляли, выстрелов было только три, а убитых птиц четыре.
— Может быть, пока хватит? – спросил я сотрудницу Жуматова.
— Ну пока, может быть, и достаточно, — она поблагодарила ребят, которые стреляли, пинцетом взяла за лапы птиц и погрузила их  в стерильный бокс.
— Вы думаете, — спросил я её, — что рекомбинация происходит прямо здесь?
— Вряд ли, — сказала она, — птицы не выглядят больными, но лучше перестраховаться. Если мы найдём вирус у птиц, то установить эффективный карантин будет значительно труднее. К вечеру я вам это скажу.
— Что происходит? – спросил подошедший Лев.
— Да вот, пытаемся организовать ещё один очаг инфекции.
Сотрудница Жуматова нахмурилась и сказала:
— Феликс Борисович, это не повод для шуток.
Я молча принял этот справедливый выговор, хотя птицы действительно не выглядели больными, а, кроме того, я считал, что утроить рекомбинацию прямо на месте вспышки это было бы уже перебором.
— Пойдём, посмотрим, что делается у Жуматова, — сказал я Шеферу.
Но едва мы подошли к амбулатории, Аля вышла и сказала:
— Феликс Борисович, Лев Григорьевич, завтрак уже готов.
Практикантки под Алиным руководством  развернули небольшую, но эффективную кухню, и Аля сказала:
— На первое у нас салат, на второе – грибной суп, на третье – бефстроганов.
— Алевтина Митрофановна, — сказал я, — это же у нас завтрак, а не обед.
— Во-первых,  — ответила она, — зовите меня просто Аля, разница положений и возрастов это оправдывает. А во-вторых, завтрак у нас уже есть, а что случится до обеда неизвестно.
Совместный завтрак  с начальством нашим медсёстрам-практиканткам понравился. Они шутили, рассказывали анекдоты и даже вполголоса напевали местные частушки.

 


Дрозд-рябинник. Всякая птица при рекомбинантном гриппе заслуживает внимания.
Фото: al2211958 

 

— Всё очень вкусно, — сказал я, — если вы будете так же работать, как готовите, то лучшего не требуется.
— А если мы в следующий раз сделаем ещё вкуснее, — сказала Аля, — то и работать придётся лучше?
— Работать всегда нужно как можно лучше, — сказал я, — но не сомневаюсь, что вы делаете всё, что возможно.
Едва мы вышли из амбулатории, послышался гул вертолёта, и мы поспешили к вертолётной площадке, расположенной между школой и амбулаторией. Первой по спущенному трапу вышла Нина Ермолаева, протянула руку кому-то вверх,  в проёме показалась несколько грузная фигура Беклемишева.  За ним легко и пружинисто вышел Олейник, и спросил Беклемишева:
— Владимир Николаевич, Вы здесь сколько пробудете?
— Сколько потребуется, — медленно и врастяжку произнёс Беклемишев.
— Но не меньше какого времени? – спросил Олейник.
— Ну, думаю, что не меньше полутора часов.
— Мне даже столько не потребуется, — сказал Олейник. – Не будете возражать, если мы пока возьмём вертолёт и облетим кордоны?
— Ну, — сказал Беклемишев, — если вам нужно моё разрешение, то я вам  его даю.
— И прекрасно,  — сказал Олейник, — кроме вас мы здесь больше пока никому не нужны.
Мы с Шефером подвели Беклемишева и Нину Ермолаеву к амбулатории и спросили Беклемишева:
— Хотите вначале нас послушать, или предпочтёте первый разговор провести с Хамзой Жуматовичем?
— Пожалуй, сначала вас. Послушаю, как это выглядело до вирусологического исследования.
Мы молча переглянулись с Шефером и он кивнул мне, передавая слово. Я рассказал, как мы пришли в посёлок, как мы увидели первых больных прямо в амбулатории, как буквально через пару часов у обоих начались первичные вирусные осложнения, сообщил о принятых мерах и полученных результатах. Аля, которая присутствовала при разговоре, улыбнувшись, сказала:
— Мы все сильно испугались, а оказалось, что это просто грипп.
— Грипп не простой, — сказал Беклемишев, — Испанка тоже была рекомбинантным гриппом, а выкосила пол Европы.

Продолжение следует.

 

Инициативная группа, образовавшая фонд Ф.Б.Березина, напоминает о том, что сбор средств для поддержки научной и научно-просветительской деятельности Ф.Б. Березина продолжается.

 

К комментариям.

 

 

 

 

 

Posted in Без рубрики


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *