Пожелание Жуматова обеспечить ему такой вирус, который не будет при пересевах исчезать, естественно, было шуткой, такие вещи можно было бы сделать только методами генной инженерии, которой никто из нас не занимался и методами которой не владел.
— Постараюсь, — ответил я,  — вирус, похоже, очень упорный. Если я смогу выполнять все ваши пожелания относительно свойств вируса без применения методов генной инженерии, Нобелевскую премию делим пополам.
Все рассмеялись.
— Ну, а теперь к делу, — сказал я, — какое вам нужно помещение?
— Три, — ответил Жуматов, — в крайнем случае, две комнаты, достаточно просторных, метров по 18-20, и с хорошей вентиляцией.
— Ну, примерно так мы и сделали,  — сказал я, — ориентируясь на наше знакомство во время вспышки энцефалита.
Сотрудники каскада, которые с любопытством наблюдали за происходящим, спросили меня:
— Ну, что носить будем?
— Это не ко мне вопрос, вот, профессор Жуматов здесь главный.

В окрестностях базы отдыха «Синегорье» под Риддером.
Фото: restorsi

— Отнести не трудно, — сказал Жуматов, — ящики у нас портативные с двумя ручками, а вот вскрывать уже будет труднее, потому что нужно будет очень осторожно действовать – аппаратура хрупкая, а ящики прочные.
— Сделаем, — сказал председатель поссовета, который неожиданно появлялся, как только в нём обнаруживалась надобность.
Уже стемнело, все пациенты были размещены в палатах или боксах, мы сделали первый нормальный обход. Осложнений пока больше ни у кого не было, но Шефер уверенно сказал мне:
— Осложнения, во всяком случае, легочные, будут. Среди пациентов есть заболевшие позавчера, у них могут быть ранние осложнения; и заболевшие неделю назад, осложнения у них будут поздние.
— А совсем без осложнений нельзя? – спросил я.
— Я не возражаю, — ответил Шефер с улыбкой, — да только вряд ли обойдётся.
— Я думаю, — сказал я Шеферу, — завтра с утра переселимся в то крыло, в котором практикантки были, всё-таки, нужно находиться поближе к больным, а до амбулатории какое-никакое, а расстояние.
— Ладно, с утра переедем, — сказал Шефер, — а сейчас зайдём к Жуматову?
— Зайдём, может чем помочь нужно.
Помощь не потребовалась, физическую рабочую силу сотрудникам Жуматова, в основном женщинам, обеспечили те же ребята с каскада, а к колбам, пробиркам, возгоночному аппарату и ещё какой-то непонятной мне аппаратуре люди Жуматова никого не подпускали: «Разобьёте, вся работа насмарку» . Жуматов подошёл ко мне:
— Феликс Борисович, вы не будете возражать, если мы сегодня возьмём первые пробы?
— Если ваши сотрудники никогда не спят, то у меня возражений нет.
— Они сейчас, даже если лягут, не уснут – всем очень интересно.
— Хорошо, — сказал я, — если будет нужна помощь дежурных сестёр, обращайтесь к ним, а с завтрашнего дня Лев Григорьевич или Алевтина Митрофановна или я будем дежурить в стационаре круглосуточно.
Первое ночное дежурства было моё, и оно подтвердило пессимистический прогноз Шефера. У двух больных на третий день заболевания начались легочные осложнения со стереотипно повторяющейся картиной: вначале отёк, а по мере его уменьшения проявлялась картина долевой крупозной пневмонии. Разница была только в количестве долей, причём в том случае, где наблюдалась однодолевая пневмония, поражено было левое лёгкое, а в другом случае, где воспаление возникло в правом лёгком, была двудолевая пневмония.
Все специалисты находились в здании школы, врач-реаниматолог и его фельдшер, Шефер и я. К специалистам я также причислил Алевтину Митрофановну, считая её специалистом по наиболее рациональному использованию практиканток, она знала, что практикантки уже умеют и чему их можно быстро научить. Эти две пневмонии ставили перед нами вопрос: Что это? Организм настолько ослабляется, что быстро присоединяется бактериальная инфекция, или до третьего дня ещё могут возникать первично-вирусные поражения. Вирусологи были единственными специалистами, которых в школе не было. Я позвонил Людмиле Дмитриевне и попросил, чтобы сам Жуматов или кто-нибудь из его старших сотрудников с инструментами для взятия проб крови приехали в стационар.
Десант вирусологов поразил меня размерами. Приехал и сам Жуматов, и четыре его сотрудницы. Впрочем, две из них, взяв пробы крови, вернулись в свою импровизированную лабораторию, а Жуматов спросил меня, буду ли я сейчас непосредственно занят с тяжёлыми больными. Я обернулся к Шеферу:
— Лев Григорьевич, я Вам нужен?
— Реаниматолог и его помощник мне сейчас нужны, вы вряд ли понадобитесь.
— Хамза Жуматович, — обратился я к руководителю вирусологов, — вы хотели со мной поговорить?
— Да, — сказал Жуматов, — и желательно не здесь.
— Пойдёмте ко мне.
Жуматов и его сотрудницы поднялись со мной в то крыло второго этажа школы, где раньше находились практиканты, а теперь высококвалифицированный персонал. Неожиданно для меня Жуматов обратился к одной из своих сотрудниц:
— Люся, расскажите, что у нас получается. Вкратце, без подробностей.
Я не очень удивился тому, что Хамза Жуматович поручил говорить Люсе. Когда речь шла о результатах, получаемых с помощью специальных методик, обычно слово получал тот, кто этими методиками лучше всего владел.
— Феликс Борисович, — сказала Люся, — сейчас я ещё не могу этого категорически утверждать. Полная уверенность в том, что наша гипотеза верна или не верна будет через 7-8 часов, когда завершится второй пересев, — она замолчала и вопросительно смотрела на Жуматова.
— Продолжай, продолжай, — сказал он ей, — у тебя хорошо получается.
— Похоже, — сказала Люся, — что мы имеем дело с рекомбинантным вирусом, в котором имеется РНК, человеческого гриппа А и птичьего гриппа А. Завтра мы скажем вам это точно. Но если это действительно рекомбинантный вирус, то при всей важности спасения тяжёлых больных, самое важное – не выпустить его за пределы этого очага. В нашем регионе иммунитета против рекомбинантного вируса у людей нет, и если мы выпустим грипп за те пределы, в которых он сейчас находится, можем получить эпидемию рекомбинантного гриппа. Хорошо справляться с ним, насколько я знаю, пока никто не умеет, и лучше бы эпидемии не допустить.
— Ну, — сказал я, — вероятно, в этом сомнения нет. Мы многое уже сделали, за пределами посёлка мы не ожидаем заболевания, хотя, конечно, 100% уверенности в этом нет. А боле мощная изоляция очага потребует привлечения новых сил, у нас их нет, но я попробую сейчас что-нибудь сделать в этом плане. Если вы разрешите, Хамза Жуматович, я вас сейчас покину и попрошу вас подождать меня здесь, либо у себя в лаборатории, куда вас могут отвезти, а потом сообщу вам, какие меры были предприняты.
— Будет лучше, если мы подождём у себя в лаборатории, — сказал Жуматов.
— Хорошо, машина амбулатории, которая вас привезла, стоит у крыльца школы, и я попрошу водителя отвезти вас обратно.
Ситуация стала очень тревожной, я с удивлением увидел,  что Жуматов держится очень гордо, так, как будто бы он придумал рекомбинантный вирус или изобрёл способ его ликвидации. Естественно, я не позволил себе никакого намёка на некоторую неуместность такого поведения. Я открыл перед Жуматовым дверь, вежливо закрыл, и, оглянувшись, увидел, что его спутницы уже сидят в машине. Соблюдая все правила, я вошёл в боксы, где находились пациенты с осложнениями, я снял свой халат и повесил его на одну из вешалок, с другой вешалки взял халат, в котором можно было войти в бокс, и сменил обувь на больничные тапочки. Любая работа в боксах предполагала это, но в этот раз я чувствовал что это не рутинная процедура. В одном боксе работал реаниматолог и Аля, в другом – Шефер и фельдшер  реаниматолога. Работали удивительно слажено, так, как будто всю жизнь этим занимались. «Сколько времени прошло с начала интенсивной терапии  с этими пациентами? – подумал я, — Часа два-три?» Наверное, не меньше, потому что состояние больных уже  существенно изменилось к лучшему.
— Я буду наверху, — сказал я Шеферу, — если понадоблюсь, зовите срочно.
Шефер посмотрел на меня удивлённо и тихо сказал:
— Манера уходить от больных обычно тебе не свойственна.
— Я скоро приду, — ответил я, не вдаваясь в подробности.
Не задумываясь о времени, я позвонил Олейнику и в трёх словах обрисовал ему ситуацию.

Медвежья прогулка под Риддером.
Фото: © Sarayev_Oleg  \ sir-high2011

— Да, — сказал Олейник, — здесь на договорённостях не продержишься, нужна серьёзная сила, облечённая карательными полномочиями.
— А что делать мне? – спросил я.
— Перезвони через полчаса.
Оставалось ещё два звонка, на минутку я задумался об их очерёдности, и, всё-таки, начал со звонка Нине Ермолаевой.
— Как живётся на базе отдыха? – спросил я.
— Неплохо, — ответила Нина, — но ты же меня разбудил среди ночи не для того, чтобы об этом узнать?
— Нет, я хотел спросить, не знаешь ли ты, где сейчас Беклемишев.
— Утром должен быть в Риддере, мы договорились, что я оставлю здесь подмену и приеду, чтобы с ним встретиться.
— Тут ЧП, Нина, — сказал я, — похоже, что у нас рекомбинантный грипп.  Ты знаешь, что он трудно лечится, почти всегда даёт осложнения, а иногда и летальные исходы. Может быть, будет лучше, если как только Беклемишев прилетит в Риддер, его привезут к тебе на базу, и вы вместе подъедете ко мне?
— Конечно, — сказал Нина, мы постараемся сделать именно так.

Продолжение следует.

Инициативная группа, образовавшая фонд Ф.Б.Березина, напоминает о том, что сбор средств для поддержки научной и научно-просветительской деятельности Ф.Б. Березина продолжается.

К комментариям.

Posted in Без рубрики