Во время первой сессии психотерапии я заранее решил, что она не будет продолжаться более двух часов, и к этому времени нужно получить снижение уровня тревоги.
Я не буду повторять рассказа Дмитрия, он лёг в основу всего описания его судьбы. Через полтора часа я убедился, что его произвольный рассказ последователен, содержит много подробностей, но прерывается паузами.
 

Моим сотрудникам можно было доверять. На снимке Лидия Дмитриевна Варрик во время беседы с пациентом.
Фото из моего архива.

Я стал ждать очередной паузы, чтобы завершить эту встречу. И, когда такая пауза наступила, сказал:
— Вы хорошо продумали все, о чем рассказали. Ваш рассказ последователен и убедителен. В нём много важных для меня подробностей. Возможно, что когда рассказ полностью завершится, мы некоторые подробности будем совместно уточнять. Рассказывали ли вы кому-нибудь о себе так последовательно и подробно?

— Не приходилось, — сказал Дмитрий, — ни в какой сфере общения собеседники не просили меня рассказывать о себе.
— Какие чувства вы испытывали, когда рассказывали мне?
— Я чувствовал удовлетворение, как всегда, когда мне позволяют изложить концепцию, не ограничивая сообщение временем.
— Когда вы встретились со мной, вы испытывали беспокойство?
— Беспокойство было причиной моего к вам обращения. В начале нашей сегодняшней беседы оно только усиливалось, потому что я не знал, как беседа будет протекать. Теперь, когда я понял, что я смогу полностью изложить концепцию своего состояния, и не ограничен временем, я сосредоточился не на состоянии, а на продумывании своего рассказа. Беспокойство уменьшилось, я думаю, именно поэтому.
— В будущем, — сказал я, — мы будем начинать с рассказа о том, были ли периоды беспокойства между нашими встречами, и если были, то в чём они выражались. Вы согласны?
— Да, — ответил Дмитрий, — но мы ещё не обсудили периодичности наших встреч.
— Если время вам позволит, то до окончания вашего рассказа я предпочёл бы ежедневные встречи. Период ежедневных встреч, если это будет вам удобно, я сохранил бы и после Вашего рассказа на всё время, которое мне потребуется, чтобы совместно с Вами уточнить подробности. Мне важно, чтобы вы сообщили мне обо всём, что вы считаете важным.
— На такой период, — сказал Дмитрий, — я сумею освободить время для ежедневных встреч. Будет ли удобно, если я буду сообщать о желаемом времени встречи накануне?
— Вполне, — сказал я, — если вы сообщите накануне, я смогу это предусмотреть в распорядке своего дня.
— Это плотный распорядок? – спросил Дмитрий.
— Очень плотный, — ответил я, — моё время расписано по минутам. Но я внесу коррективы в своё расписание, как только вы уточните время следующей встречи. Но сегодняшнюю встречу, если у вас не будет возражений, я посчитаю законченной.
— У меня не будет возражений — сказал Дмитрий, — если вы согласны провести следующую встречу в это же время.
-Хорошо. Я согласен завтра встретиться с вами в восемнадцать тридцать. Постарайтесь выполнить психодиагностические тесты до завтрашнего дня. Выполнению каждого теста предшествует подробная инструкция. Я хочу только добавить, что при тестировании пауза разрешается только между тестами. В период прохождения очередного теста пауза невозможна.
— Я это учту, — сказал Дмитрий. – Если на сегодня всё, то я прощаюсь. Если у вас нет машины, могу вас подбросить домой.
— Меня ждёт машина, — сказал я. — Счастливого вам пути.
— И вам тоже, — сказал Дмитрий, — потому что вы тоже сейчас уезжаете.
Утром следующего дня Дмитрий переслал мне результаты тестирования через модемное соединение. У меня тогда уже была хорошая программа по обработке результатов тестирования, и через несколько минут я внимательно изучил полученные данные в сопоставлении с популяционным стандартом. Я увидел то, что понимал уже после первой беседы с Дмитрием. Он был человеком сверхточным, очень тщательным, стремящимся всё удержать под контролем и ориентироваться как на ближайший, так и на отдалённый результат. Я увидел, что тревога приступообразна. Когда её нет, сверхточность, тщательность, способность в случае необходимости отложить удовлетворение потребностей, чтобы получить пусть отдалённое, но более значимое удовлетворение.

Лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» был привычен и не вызывал ориентировочной реакции.
Фото: Grumbler %-|

Я понимал, что его потребность всё держать под контролем была блокирована, так как в 1990 году уже было ясно, что самые важные перемены зависят от макросоциального сценария, который находится вне зоны его контроля. Утрата полного контроля над ситуацией для сверхточных личностей неизбежно оборачивается блокадой потребности в безопасности. У Дмитрия это был источник фрустрации. По мере накопления суммы фрустраций (я называл это суммарным фрустрационным напряжением) всё более вероятным становилось состояние стресса с неизбежным при психическом стрессе ощущением угрозы. С этим ощущением у Дмитрия и была связана тревога.
Это ощущение отходило на второй план, когда работа требовала контакта с другими людьми, и вновь периодически возникала во время самостоятельной работы или отдыха. Я увидел, что хотя Дмитрий понимал зависимость его работы от макросоциального сценария, осознаваемая блокада потребностей была существенно меньше, чем суммарная фрустрация. То, что между приступами тревоги сохранялась высокая способность к интеграции поведения, обуславливало сохранение способности к интенсивной деятельности и к теоретическому обобщению результатов получаемых в его исследовательской работе. Но хотя мне многое стало ясно в результате проведения тестирования, я не мог этого обсуждать, пока не закончится спонтанный рассказ Дмитрия. Я обещал ему неограниченное время и действительно не собирался это время ограничивать. Дмитрий придавал большое значение своей концепции, касающейся его личности и нынешнего состояния. Любое ограничение времени в этой ситуации само по себе могло служить триггером, запускающим тревогу. Имея ясное представление о Дмитрии и о блокаде его потребности в безопасности, я мог обратить внимание на отражение ощущения угрозы в его рассказе.
 

Эти лозунги встречались повсеместно даже в период перестройки.
Фото: IISG

Так же, как и накануне, я встретил Дмитрия в вестибюле и занял самый просторный кабинет в амбулатории. Накануне я предупредил Дмитрия, что перед каждым продолжением его рассказа мы будем обсуждать периоды беспокойства, если беспокойство наступало между нашими встречами. Мне не пришлось об этом спрашивать. Дмитрий хорошо запомнил всё, что я говорил. После того, как он сел в кресло, в котором сидел накануне, он сразу сказал:
— Периодов беспокойства после вчерашней встречи не было.
Сохранение для Дмитрия того же кресла, в котором он сидел во время первой сессии, не было случайностью. Он адекватно воспринял первую сессию, и нужно было максимально сохранить обстановку, в которой проявилась адекватность восприятия и мышления.
До того, как Дмитрий продолжил своё повествование, я сказал:
— То, что периодов беспокойства после первой сессии не было, даёт основание предполагать, что их уже больше не будет. Разумеется, в том случае, если мы продолжим ежедневные сессии.
— Я выделил время для ежедневных сессий, — ответил Дмитрий.
— Хорошо. Продолжайте свой рассказ. Общее время рассказа я по-прежнему не ограничиваю, но постарайтесь разбить его на двухчасовые отрезки.
— Я это учту.
— Хорошо. Продолжайте, я вас слушаю.

Рассказ Дмитрия занял ещё шесть сессий. Каждая из сессий начиналась примерно таким же вступлением, что и вторая. Когда Дмитрий дошёл в своём рассказе до последнего предупреждения генерала Гровса, он сказал:
— Тревога, вероятно, изначально была связана с высказываниями Александра. После его последнего предупреждения она явно усилилась, а когда тревога стала отражаться на моём состоянии, я уже решил, что нужно будет обратиться к вам за помощью. Немедленное обращение к вам стало неизбежным при том ощущении паники, которое возникло ночью перед днём нашей первой встречи. Я считаю, что я изложил вам свою жизнь и свои ощущения с того времени, как начал заниматься физикой. Поэтому сегодня я считаю, что закончил свой рассказ.
— Хорошо, — сказал я, — в следующий раз мы уточним некоторые детали.

Продолжение следует.

Начало цикла здесь.

По традиции, которая сейчас устанавливается, я попробую сформулировать некоторые вопросы для комментариев. Напоминаю, что комментарии не ограничиваются этими вопросами. Любые комментарии доставят мне удовлетворение. Обратная связь необходима для успешной работы журнала.

1) С чем вы связываете уменьшение уровня тревоги Дмитрия, которое появилось во время его спонтанного рассказа, до того, как я начал активную психотерапевтическую работу?
2) Согласны ли вы с тем, что прогнозы генерала Гровса могли породить ощущение угрозы?
3) Каково, на ваш взгляд, соотношение роли получаемой информации и особенностей личности Дмитрия в происхождении его тревоги?

Помимо этих вопросов я задам ещё два, которые сохранят своё значение на всё время этого повествования.

4) Как вы оцениваете значение информации, о неизбежном распаде Советского Союза, которую Дмитрий получил от Александра?
5) Считаете ли вы, что рассказ о Дмитрии чрезмерно затянулся?

Перейти к комментариям.

Posted in Без рубрики