— Вы даёте мне открытый лист, — спросил Дмитрий, — или вы исходите из какого-то предположения о моей работе?
— Разумеется, ваша приверженность к новому направлению КХД позволяет мне предположить, как будет развиваться ваша работа. Я хочу добавить ещё несколько слов, которые могут повлиять на ваше решение. Контакты с ИТЭФ не ограничены. Правда, вам придётся оформить допуск к секретным материалам, но в ИТЭФ тоже нет серьёзных людей, не имеющих такого допуска. Поэтому там вы сможете говорить совершенно свободно, и я не буду против этого возражать. Контакт с ИТЭФ я подчёркиваю, чтобы вы поняли, что ничего не теряете. Людей, с которыми вы будете работать, вы подберёте сами. Ну, и, самое главное, вам будет выделено необычно длительное время на мощном ускорителе.
— Заманчиво, — сказал Дмитрий. – А чего вы захотите взамен?
— Немногого – оформления первой формы допуска, вместо второй, которая у вас уже есть, возможность просматривать все препринты ваших будущих статей, и беседы со мной на свободные темы.
— А где ловушка? – спросил Дмитрий.
— Пока её нет. А где она сформируется, я не могу предсказать. Я, во всяком случае, ловушек устраивать не буду.
— Если вы не будете устраивать ловушек, то их и не будет.
 

Медленная прогулка в обрамлении этого пейзажа обычно помогала Дмитрию думать.
Фото: Ghenady

— Ловушки может создать ситуация, и об одной возможности возникновения такой ловушки я могу сказать уже сейчас. Если вам по какой-либо причине потребуется выезжать за рубеж как частному лицу, то вы должны отказаться от допуска к секретным материалам за три года до предполагаемой даты отъезда.
— Три года – это многовато, — сказал Дмитрий.
— Это лучший вариант. Этот вариант наверняка реализуется только в том случае, если я буду занимать нынешнюю должность. Я вам могу обещать, что пока это зависит от меня, через три года после прекращения допуска к секретным материалам мы дадим свою визу на представление ваших документов в иностранное консульство. Уменьшить этот срок я не смогу. Три года – это регламентное требование. А увеличивать его можно безгранично за счёт резолюций «Секретная информация ещё не утратила актуальности». Я не обязан доказывать это, меня никто не посмеет об этом спросить. Но хочу повторить, что пока это будет зависеть от меня, вы сможете уехать в любую зарубежную страну через три года после прекращения допуска к секретной информации.
Дмитрий задумался.
— Я слышал, — сказал он, — что в ИТЭФ такое разрешение получали через два года.
— В ИТЭФ первую форму имеют никому не известные единицы. Там массовая форма – вторая. А, выражаясь языком математической статистики, срок задержки обратно пропорционален номеру формы допуска.
— Отъезд в зарубежную страну для меня никогда не стоял. Мне никогда не мешали свободно работать здесь.
— Я не говорю, — ответил генерал Гровс, — что собираюсь вам мешать свободно работать, но может измениться историческая ситуация, а над этим один человек не властен.
— Такая вероятность не больше, чем вероятность гибели при ДТП, если учитывать, что машину я вожу аккуратно.
Генерал Гровс никак не отреагировал на эту реплику. Казалось, что он вообще прекратил разговор.
— Мы закончили? – спросил Дмитрий.
— Вы торопитесь? – спросил Александр.
— Не очень, — ответил Дмитрий. – Но, всё же, мне интересно, сколько ещё времени будет длиться этот разговор.
— Этого нельзя оценить статистически достоверно. Всегда возможны глубокие флуктуации. Я не замечал времени и не могу точно сказать, сколько времени я держал паузу. Но она оказалась достаточной для того, чтобы вы решили, что наш разговор окончен. А я напряжённо обдумывал, что вам можно сказать и чего вам говорить не следует.
— Могу ли я спросить, — сказал Дмитрий, — к какой области относилась информация, которую мне можно было сообщать, но можно было и не сообщить?
— Сейчас я уже решил, что могу приоткрыть завесу над этой информации, как раз настолько, чтобы иметь возможность ответить вам на последний вопрос. Информация, которую я имею в виду, относится к области финансирования оборонного заказа. Пока у государства есть возможность и желание сохранять финансирование на нынешнем уровне, у вас, скорее всего, не возникнет желания покинуть это государство. А существенное сокращение расходов на нужды обороны может изменить положение в наиболее важной для вас области, в области вашей работы. Вам будет многое дано, всё это бюджет будет оплачивать. И ни у кого не возникнет протеста против таких больших расходов при низкой вероятности достаточной отдачи. Протест не возникнет потому, что даже министр обороны не имеет возможности узнать точную цифру и конкретное назначение расходов. Эти расходы идут по разным статьям, цель работы формулируется настолько аккуратно, что даже в случае негативного результата можно будет сказать, что это и нужно было узнать. Но у людей, которые сейчас стоят, или впоследствии станут во главе государства, может измениться представление о приоритетности оборонных программ. И также вероятно то, что по не зависящим от них причинам, количество средств, которое будет в их распоряжении, резко уменьшится. Тогда вопрос об оборонном финансировании будет вызывать разногласия внутри самой «руководящей верхушки», как любят это формулировать наши газеты, когда речь идёт о правительствах других стран. В этом случае протест против затраты средств на ваши проекты станет возможным или даже неизбежным. Я хорошо понимаю, что лишить вас возможности работать, значит вызвать у вас желание покинуть страну, если на какой-то другой территории вам такую возможность предложат.
Генерал Гровс замолчал, ожидая реакцию Дмитрия.
— Трагический прогноз, — сказал Дмитрий. – Вопреки правилам математической статистики, вы рассматриваете только область под кривой. А на уровне этой кривой, или над ней, могут существовать и другие прогнозы. В обычных задачах в области кривой находится наиболее вероятный вариант развития событий, а над кривой – оптимистический вариант их развития.
— Поверьте мне, — сказал генерал Гровс, — что на таком уровне я с математической статистикой знаком. Разница между нами в том, что я лучше информирован, знаю, где расположена в данный момент изолиния, и какова вероятность флюктуации в обоих направлениях.

Дмитрий любил свой район, где воплощение урбанизации вдруг сменялось переулками «тихого центра», в одном из которых стоял родительский дом, где он жил до сих пор.
Фото: Planetgordon.com

— Предположим, что это так, — сказал Дмитрий. – Тогда для чего вы мне это говорите?
— Мои мотивы безоговорочно осуждаются в нашей службе. Я чувствую к вам симпатию. Я чрезвычайно высоко ценю вашу одарённость и хочу, чтобы вы, если пойдёте на риск, шли бы на него с открытыми глазами.
На этот раз пауза затянулась. Нависшее молчание Дмитрий прервал фразой:
— В отношении единичного события статистические закономерности не работают. Может быть, что при самой пессимистической флюктуации я окажусь в средней, если можно так выразиться, прогнозной полосе. А, может быть, и в оптимистической. Когда говорят «Катастрофа унесла жизни большей части населения», то это звучит страшно. Никто не рассматривает оптимистическую ноту в этой трагической информации.
— А вы видите в ней какую-то оптимистическую ноту?
— Дорогой генерал, — сказал Дмитрий, — вы видите её не хуже меня, только не хотите отрываться от статистических закономерностей. Эта фраза содержит информацию о том, что меньшая часть населения осталась в живых, а кто-то, может быть, даже сохранил благоденствие. До сих пор я был счастливчиком, и если я не переполнил чашу терпения природы, то я могу оказаться счастливчиком и на этот раз, и при общей трагической ситуации сохранить своё благоденствие.
Генерал Гровс вздохнул.
— Я предложил вам очень привлекательную работу. Для меня было очевидно, что вы это предложение примете, но я чувствовал себя человеком, утаившим опасные сценарии. Теперь я их высказал. Я знаю, что вы принимаете решение сознательно.
— Последний вопрос, генерал, — сказал Дмитрий. – Откуда вообще возникло предположение, что изолиния проходит не там, где вижу её я?
— Ну что ж, Дмитрий, я задал вам последний вопрос и сейчас дам вам последний ответ. У меня есть допуск к прогнозной информации наших экспертов, и к исходным материалам, на которых строится прогноз. Я был когда-то хорошим математиком, и сохранил достаточно знаний, чтобы делать собственные расчеты. Первичные материалы достоверны, а методы, на которых основывается прогноз, не обязательно адекватны.
— Правильно ли я понимаю, — сказал Дмитрий, — что ваши расчёты сдвигают изолинию так, что нынешний вариант трагического прогноза переходит в область наибольшей вероятности?
Александр вздохнул.
— Я ведь предупредил вас, — сказал он, — что я даю вам последний ответ. А дальнейшая оценка становится вашей прерогативой.
— Печальная прерогатива, — задумчиво произнёс Дмитрий. И, всё-таки, в самом маленьком уголке наименее вероятной флюктуации сохранится зона выживания.
— Я сказал всё, что мог, — ответил Александр, — я не могу себе позволить развивать эту тему.
— Ну, что ж, — сказал Дмитрий, — я буду надеяться на то, что на этом месте по-прежнему будете находиться вы или кто-то равный вам по этическим качествам. Тогда мой риск – это просто три потерянных для работы года.
— Только? – удивлённо переспросил Александр.
— Только, — повторил Дмитрий, — потому что значительная часть моей работы, та, которая называется теоретической, может осуществляться до тех пор, пока я жив, и от внешних обстоятельств не зависит.
— Вы так думаете? – спросил Александр, и добавил: — Вы напомнили мне беседу, которая произошла, когда чете Эйнштейнов показывали самый большой в мире радиотелескоп. «Конечно, — сказала Эльза, — я не рассчитывала понять подробности, но можете ли вы мне сказать в двух словах, для чего нужно это огромное сооружение?» «Для исследования тайн вселенной» — сказал сопровождающий Эйнштейнов сотрудник института, создавшего телескоп. «Да? – удивлённо протянула Эльза, — а мой муж обычно делает это на обороте старых конвертов». Но даже Эйнштейну нужны были какие-то материальные вещи, хотя бы те же старые конверты. – И тут же, оборвав себя, Александр спросил: — Так что же, вы приняли моё предложение?
— Я прошу сутки на размышление, — сказал Дмитрий.
— Согласен, — сказал генерал Гровс. – Но думаю, что за сутки мир не изменится. Вы сможете со мной встретиться, чтобы сообщить своё окончательное решение?
— Не вижу к этому препятствий, — ответил Дмитрий и добавил: — Вы считаете, наш разговор абсолютно секретным?
По лицу Александра скользнула ироническая улыбка.
— В этом случае, я думаю, нет. Человек, с которым вы собираетесь советоваться, имеет допуск к секретной информации, о многом осведомлён и не болтлив.
— Вы о ком?
— Вы же знаете, о ком я. Есть только один человек, с которым вам захочется посоветоваться.
— Я не ориентируюсь на советы,  но выслушать третье мнение от человека с хорошим интеллектом может быть полезно.
 

Дмитрий никогда не занимался архитектурой, не слишком интересовался этой областью искусства, но когда какой-нибудь дом вдруг привлекал его внимание, он был уверен, что обнаружит на одной из стен табличку «Памятник архитектуры. Охраняется государством».
Фото: Yuri Virovets

— Хорошо, вас устраивали условия, в которых проходила наша сегодняшняя беседа? Они были достаточно комфортными?
— Думаю, что да, хотя такая беседа не предъявляет больших требований к комфорту.
— Хорошо, тогда вы получите кабинет декана на тех же условиях, что сегодня. Надеюсь, что вы придёте с готовым решением, и мне не придётся тратить на беседу так много времени.
— Сейчас, — сказал Дмитрий, — я тоже на это надеюсь.

Продолжение следует.

Posted in Без рубрики