Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

437. Мир вверх ногами. Микросоциальный стресс. Нарушение социального статуса и жизненных ценностей.

Мир ещё на ногах 3.

(События описаны по рассказу Дмитрия)
 

— Про финансовую систему США что-нибудь известно всем, — ответил Дмитрий. — Я не думаю, что у меня в этой области выдающиеся знания. Какие бы не вводились меры по регулированию деятельности банков, какие бы не принимались на этот счёт федеральные законы, всё равно основу финансовой системы США составляют коммерческие банки, принадлежащие корпорациям и частным лицам. В США нет ни одного государственного банка. Попытка национализировать банки была предпринята только один раз – в разгар Великой депрессии, когда напуганный развалом системы страны и банкротством 9 тысяч банков Конгресс, точнее, сенат, выступил с такой инициативой. Выступая в сенате, президент Рузвельт сказал: «В этом нет нужды, банкиры согласились со мной сотрудничать». Это сотрудничество выразилось в том, что банки дали согласие на создание Федеральной резервной системы, которую иногда называют «Центральным банком США», но это далеко не точное выражение. Капитал ФРС формируется из взносов частных банков, которые являются членами ФРС, это примерно 40% банков США. Единственный государственный атрибут ФРС — это исключительное право разрешать или запрещать дополнительную эмиссию долларов. Это мощный рычаг: разрешая эмиссию, ФРС снижает цену доллара, а, соответственно, цену госдолга, номинированного в долларах.
 


Вашингтон, штаб-квартира ФРС.
Фото: Rdsmith4


— Впрочем, — продолжил Дмитрий, — размер госдолга США так велик, что никто не рассчитывает на то, что этот долг будет когда-нибудь выплачен. Да это и не выгодно огромному количеству покупателей¬ государственных облигаций США, по которым бесконечно будет идти процент. Здесь не играют никакой роли идеологические разногласия. Например, коммунистический Китай всегда был крупнейшим покупателем государственных облигаций США. ФРС, не подчинённая ни правительству, ни конгрессу, по сути дела, является крупнейшей частной корпорацией, которой делегированы некоторые права государства. Основная уступка банкиров Рузвельту заключалась в том, что они дали согласие на создание Федеральной корпорации страхования депозитов, в которую все банки-члены ФРС обязаны были вступить. Для населения главным было то, что в том случае, если банк объявлялся неплатежеспособным, за счёт Федеральной корпорации страхования депозитов выплачивалась гарантированная сумма. Эта сумму сейчас доводят до 100 тысяч долларов. Для банков же главным было то, что в случае их неплатежеспособности, они могли получать кредиты под процент, который был ниже учётной ставки, установленный ФРС. И даже в том случае, если банк не удавалось спасти, он не пропадал безвестно, унося с собой вклады частных лиц и корпораций, а просто присоединялся к более крупному банку, который соглашался взять на себя выплату его долга. Эта практика способствовала укрупнению частных банков. Единственная целиком государственная организация, имеющая огромное значение для банков, это Комиссия по ценным бумагам и биржам. Как и все «встроенные стабилизаторы», как называл такие организации Рузвельт, она была создана в годы Великой депрессии в рамках провозглашённого Рузвельтом нового курса для повышения доверия инвесторов к фондовому рынку. Эта комиссия получает регулярную отчётность от всех коммерческих организаций, имеющих право выпускать ценные бумаги на открытый рынок. Комиссия по ценным бумагам следит за тем, чтобы участники биржи находились в равных условиях, и если они располагают какой-либо информацией, они обязаны делать её достоянием биржи. Сделки могут быть признаны недействительными даже задним числом, если становится известным, что покупатель или продавец акций действовал на основе только ему одному известной информации.
Дмитрий перевёл дух и сказал:
— Там есть ещё какие-то подробности, но, пожалуй, я не рискну о них говорить, я могу что-нибудь спутать.
К этому времени поток конкурсантов потихоньку рассосался, все скрытые баллы были уже выставлены, но вся конкурсная комиссия собралась у стола, за которым сидел Дмитрий. Председатель комиссии поглядел на часы и сказал:
— Ну, хватит, пожалуй, а то мы не успеем провести конкурсную дискуссию, — и, неожиданно, сказал Дмитрию:
— Вы можете не участвовать в конкурсной дискуссии, ваше участие может недопустимо поднять стандарт, а мы обязаны ориентироваться на средний уровень конкурсантов. Но я бы просил Вас задержаться до окончания конкурса и официального подведения итогов. Вы можете подождать меня в моём кабинете.
Какой-то технический сотрудник конкурсной комиссии проводил Дмитрия в кабинет её председателя, и Дмитрий, у которого на случай ожидания всегда был с собой какой-нибудь журнал, вынул свежий номер “Physical Review” и погрузился в чтение. Потом тот же технический сотрудник пригласил Дмитрия в зал, где председатель комиссии просто прочёл фамилии людей, которые получили право на поездку в лагерь труда и отдыха.
— С баллами, — сказал он, — вы можете ознакомиться. Фамилии и балл каждого вывешены на доске объявлений.
Дмитрий слушал только до тех пор, пока не прозвучала его фамилия, а потом погрузился в размышления о только что прочитанной в “Physical Review” обзорной статье. Уходить до того, как конкурс официально был объявлен закрытым, было неловко, но думать можно было и здесь, для того, чтобы думать, место было не важно. Кто-то прикоснулся к его плечу, он обернулся и увидел того члена конкурсной комиссии, который был физиком и занимался субатомными частицами.


Форт Нокс, хранилище золотого запаса США.
Фото: Cliff

 

— Молодой человек, — сказал он, — простите, я забыл ваше имя.
— Дмитрий, — вежливо подсказал юноша.
— Вы говорите, что у вас регулярная переписка с некоторыми физиками в США, вы не могли бы назвать мне две-три фамилии?
Выражение лица Дмитрия не изменилось, и он сказал вежливо:
— Пожалуйста, я не делаю из этого секрета…
Из трёх физиков, которых он назвал, двое были нобелевскими лауреатами.
— Что ж, — сказал его собеседник, — это неплохой выбор.
Теперь закрытие конкурса было объявлено официально, и Дмитрий направился в родную школу, чтобы попрощаться с теми из преподавателей, которые ещё окажутся на месте. Джейн встретила его в дверях и сказала:
— Мне уже звонили, поздравляю! Блестяще!
И после паузы добавила:
— Но, пожалуй, ты переборщил. Не стоит так резко выделяться на общем фоне. Если ты свободен сегодня, приходи к нам в кафе, будет несколько интересных людей. У тебя прибавится два-три влиятельных в физике знакомых.
— Приду, — сказал Дмитрий.
Он вошёл в учительскую, которая была уже пуста, но за одним из столов сидел преподаватель физики.
— Я тебя дожидался, — сказал преподаватель. – Я был уверен, что ты придёшь. Я хотел спросить тебя, что ты будешь делать сейчас? Пожалуй, ты потянешь Физтех.
— Вероятно, — сказал Дмитрий, — но я не буду поступать в Физтех, я и так слишком теоретик. Я завишу от того, что сделают с моей теорией экспериментаторы. Я хочу научиться делать весь цикл от теории до эксперимента и практического приложения его результатов самостоятельно, то есть не в одиночку, конечно, но я думаю, что довольно скоро у меня появятся помощники.
— И какое же образование тебе для этого нужно?
— В МВТУ есть факультет фундаментальных наук. Я знакомился с их программой. Я думаю, что мне это подойдёт.
— Жаль, — сказал преподаватель, — физику достаточно быть выдающимся теоретиком, а любое отвлечение уменьшит сосредоточенность твоей мысли.
— Не думаю, — сказал Дмитрий, — гипотезы рождаются у меня, когда я вижу, что что-то не имеет ясного объяснения, и тогда я начинаю искать это объяснение и не успокаиваюсь, пока не нахожу его. И если я просыпаюсь ночью из какого-нибудь сновидения, я понимаю, что в сновидении решалась та же проблема. Но, если вы правы, и проведение эксперимента, а, тем более, приложение его к практике будет мешать теоретическому мышлению, я всегда смогу свой выбор изменить. А уровень подготовки в МВТУ достаточно высокий, — он засмеялся: — Не зря же в МВТУ студенты расшифровывают как «Мы вас тут угробим».
Дмитрию нужно было сдавать только один экзамен. Он не считал, что к нему нужно специально готовиться, и отправился во Флориду с лёгким сердцем.
Лагерь назывался Лагерем труда и отдыха, но рабочий день там длился только четыре часа. В течение четырёх часов участники программы лагерей труда и отдыха собирали поздние сорта апельсинов. Это оказалось тяжёлой работой, через четыре часа болела спина и ныли руки. Дмитрий подумал, что он забросил физическую подготовку, и что это недопустимо. Впрочем, с каждым следующим днём эта работа давалась легче. Четыре часа он собирал апельсины, а остальное время суток было в его распоряжении. В течение первой недели он вливался в компании сверстников и они отправлялись на тихий укромный песчаный пляж, где Дмитрий с огромным интересом расспрашивал людей, приехавших из разных стран о жизни в этих странах. А через неделю Дмитрий спросил у руководителя лагеря, имеет ли он право навестить знакомых, которые у него есть в США.

 


Укромный, почти безлюдный пляж во Флориде.
Фото: tipusa

— Это далеко? – спросил руководитель.
— Нет, — ответил Дмитрий, — двое моих знакомых живут во Флориде.
— Не заблудитесь? – спросил Дмитрия его собеседник.
— Я не знаю местности, — сказал Дмитрий, — но довольно хорошо ориентируюсь по планам и картам.
— Хорошо, я отпускаю вас до девяти вечера.
Дмитрий вышел из кабинета руководителя и спросил секретаря:
— Не могу ли я от вас позвонить?
И, получив разрешение, позвонил по очереди двум физикам, с которыми был в постоянной переписке. Реакция обоих была удивлённо-радостной. Оба они согласились на встречу с Дмитрием в какое-нибудь заранее согласованное время. Дмитрий решил встреться с одним из физиков, с которым познакомился в Москве в тот же день, а спустя два дня – с другим. Это предложение было принято. Дмитрий провёл последний безмятежный день на пляже, а потом отправился в агентство по аренде автомобилей. Денег у него было до смешного мало, но на аренду хватило. Водить он умел с детства, с тех пор, как отец купил первый «Запорожец».

Продолжение следует.

Posted in Без рубрики


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *