Я с большим интересом выслушал генерала. Может быть то, что он говорил, было важной чертой военной этики.
— Это всё очень интересно, — сказал я. – Я попрошу вас, когда вам будет удобно, рассказать об этом подробнее, ещё до того, как выйдет ваша книга. Сейчас я, к сожалению, вынужден вас покинуть. Но если мне это разрешат, я буду присутствовать при проведении вашего обследования в госпитале имени Мандрыка.
— Могут не разрешить? – спросил генерал.

— Могут, — сказал я. – Вы же знаете, это закрытый госпиталь для высшего командного состава. Я не военнослужащий и у меня никогда не было никакой формы допуска к секретным материалам.
— Разрешат, — сказал генерал, — я об этом позабочусь.
Кардиолог генерала позвонил мне на следующее утро. Было десять часов, а в это время я либо был ещё в дороге, либо находился уже в лаборатории. По счастью, я уже был в лаборатории, и связаться со мной было не сложно.

Здание клиники было полускрыто деревьями, но окна нашей лаборатории были хорошо видны из автомобиля.
Фотография .

— Реанимобиль, — сказал кардиолог, — или «специальная скорая медицинская помощь», как у нас говорят, чтобы не пугать пациентов, подъедет к дому генерала в двенадцать. Может, чуть раньше, если никаких задержек в пути не будет, а время на такие задержки положено предусматривать. Вы хотите поехать с нами?
— Вы думаете, мне разрешат пребывание в закрытом военном госпитале? – спросил я.
— Я позаботился об этом, — сказал кардиолог. – А мне генерал решительно заявил, что если ваше присутствие будет невозможно, он просто никуда не поедет.
— Хорошо, — сказал я, — время ещё есть. К двенадцати я подъеду к генеральскому дому.
Я тоже решил оставить некоторый запас времени. Как говорил генерал, когда ещё работал в Минобороны, «Запас времени нужен для смены колеса».
Я подъехал к дому, известному под прозвищем «генеральский» без четверти двенадцать. Но, по-видимому, все в этот день руководствовались принципом «оставить время на замену колеса». Колёса у всех оказались в порядке. Генерал ещё не выходил. Я поднялся к нему и застал его за бурной беседой с двумя мужчинами из группы сопровождения:
— С этой минуты, — говорил один из них, — мы за вас отвечаем, и поэтому вы сядете в это кресло, а мы вынесем вас в машину.
— Я ещё не разучился двигать ногами, — сказал генерал.
— Товарищ генерал, — сказал второй из сопровождающих, — вы знаете, что такое приказ?
— Естественно! — сказал генерал. — Причём тут приказ?
— Мы получили приказ не разрешать вам самостоятельно ходить. До тех пор, пока обследование не покажет, можно ли вам это разрешить. Вы нас подведёте, если не поедете. Вы нас подведёте, если отправитесь с пятого этажа пешком, даже если это несколько шагов до лифта и один лестничный марш от лифта.
Этот язык генерал мог понять.
— Только из уважения к воинской дисциплине. Вы не виноваты в том, что вам отдают глупые указания, — и он тяжело опустился в глубокую кресло-каталку.
Сопровождающие покатили его по полу до лифта, вкатили в лифт, а когда лифт опустился до первого этажа, подняли каталку с генералом — для этого у неё были специальные ручки – снесли к дверям подъезда и подкатили к машине.
— Я бы советовал вам, — сказал мне кардиолог, — сесть в эту же машину «скорой помощи», у меня и у невролога есть специальные пропуска. Вашу машину на территорию не пустят. Пусть ваш водитель просто подождёт вас у ворот.
Меня это задело, медицина была сферой моей деятельности, и ещё не было лечебного учреждения, в которое бы меня не впустили. Но я понимал, что случай исключительный и рисковать не захотел. Один из членов сопровождающей медицинской бригады после того, как генерала уложили на специальные носилки, уважительно откинул мне кресло и сказал:
— Сюда, пожалуйста, профессор.
 

По дороге в госпиталь.
Фото: W124

— Спасибо, — сказал я, — здесь очень комфортно, но я мог бы сидеть и рядом с водителем.
— Не стоит, — сказал врач, возглавлявший бригаду. Наши физиономии охранникам примелькались. Увидят незнакомую, могут начать проверять документы.
— Ну, что ж, — сказал я. – Ехать с комфортом даже приятно. Но, всё-таки, странные у вас порядки.
— Не мы их вводили, — флегматично сказал мне врач, возглавлявший бригаду. – И не могли бы их отменить, при всём желании.
Я пожал плечами и замолчал. Машина двинулась на очень хорошей скорости, крякая, как только кто-нибудь пытался загородить ей дорогу.
— Сирену не включают? – спросил я врача.
— Нет, в этом обычно нет нужды, наш кряк водители, обычно, хорошо знают.
Нас уже ждали.
— Второй этаж, 17 кабинет, — сказала встречавшая нас женщина, то ли врач, то ли старшая медицинская сестра.
Те же двое сопровождающих вдвинули каталку генерала в лифт и выкатили её на втором этаже. Новенький аппарат МРТ производил большое впечатление. Было ясно, что он новый, что его разрешающая способность максимальная для этого времени, и что пользуются им нечасто. Врач, который должен был проводить МРТ, вполголоса давал генералу какие-то инструкции, и из всего того, что было сказано, я услышал только голос генерала, который довольно громко сказал:
— Да и не пугаюсь я никаких неожиданностей.
Вогнутый поднос, на который уложили генерала, медленно скрылся в глубокой трубе томографа. Невролог и я остались в кабинете МРТ. Кардиолог сказал:
— Пойду, посмотрю, что ещё можно сделать. Вытащить генерала из дома – дело сложное, раз удалось вытащить, надо использовать это по максимуму.
Врач, специалист по МРТ, делал МРТ-томограммы, фокусируя томограф на разной глубине. Получался как будто бы комплекс срезов.
— Вы эти срезы будете анализировать? – спросил я.
— Срезы тоже. А потом заложу эти данные в компьютер, и он мне даст целостную картину. Например, если бы у него была опухоль, он бы мне дал не её разрезы, а воспроизвёл бы опухоль целиком, и я мог бы увидеть её местонахождение.
Когда процедура закончилась, невролог на минутку вышел и откуда-то позвал кардиолога. И кардиолог тихо сказал:
— Здесь сейчас лучшей в Москве специалист по коронарографии. Попробую уговорить генерала коронарографию сделать.
Генерала попросили подождать в холле. Его бдительные стражи даже в холл отвезли его на кресле-каталке.
— И что? – спросил я у специалиста по МРТ
— Дисциркуляторная энцефалопатия второй степени. Не удивительно при его возрасте и гипертонии. Удивительно другое – что при такой МРТ-картине он сохраняет ясный ум, трезвую память и высокую работоспособность.
— Значит, большие были резервы, — сказал я.
И врач, оператор МРТ, задумчиво сказал:
— Он не мог ничего не потерять. Значит, очень уж большие были запасы.
Он сел писать заключение, а я спросил:
— Там, в подбугорье или около, ничего особенного нету?
 

Генерала попросили подождать в холле.
Фото: veter

— Картина диффузная, — сказал врач, — но, пожалуй, вы правы, вокруг подбугорья изменения больше.
— Если не сложно, — сказал я, — вы сделаете для меня копию заключения?
— Для вас – нет, — сказал оператор МРТ, — а для нашего невролога обязательно сделаю. А уж он, если сочтёт нужным, может размножать её по своему усмотрению.
Когда я вышел в холл, невролог остался в кабинете ждать заключения. Я подошёл в холле к генералу и застал напряжённый разговор с кардиологом.
— Я – боевой генерал. Я через почти замкнувшееся кольцо сумел вывести полк из окружения. Уверяю вас, что шансов быть убитым у меня было много. Не в трусости дело, а в том, для чего это надо. Что вы хотите узнать.
И кардиолог ответил:
— Я хочу узнать, не нужно ли вам аортокоронарное шунтирование.
— Аортокоронарное шунтирование требует большого количества времени, а мне нужно завершить книгу.
— Я же не говорю, что его нужно будет делать немедленно. Мы просто будем знать, потребуется оно или нет.
— Что случилось? – спросил я генерала, — вас кто-нибудь обидел? Я никогда не слышал у вас такого агрессивного тона.
И генерал сказал с видимой грустью:
— Много лет я управлял своим телом. Похоже, сейчас оно начало управлять мною.
— Это невозможно, — сказал я. Ваш дух всегда властвовал над телом, и так будет до тех пор, пока вы живы.

Продолжение следует.

Оставить комментарий в ЖЖ.

или воспользоваться формой для комментирования на сайте (см. ниже)

Posted in Без рубрики