Меня заинтересовал вопрос о том, насколько неразрывна связь тревоги с болевыми ощущениями в области сердца и «перебоями», которые представляли собой нарушение ритма сердца. Хочу напомнить, что и гипертоническая болезнь, и нарушения ритма сердца относятся к числу психосоматических расстройств, т.е. расстройств, находящихся в верхней части психосоматического континуума. Я спросил генерала:
— А бывала ли тревога, при которой не возникали бы неприятные ощущения в сердце?

— Бывала, — ответил генерал, — но я довольно быстро её снимал с помощью повторных приёмов алпразолама по предложенной вами схеме, и, может быть, неприятные ощущения в сердце просто не успевали развиться.
— Это возможно, — сказал я. – И если это будет удаваться и впредь, может, нам удастся избежать появления новой кардиологической симптоматики. А что касается тревоги, то она может быть связана с уже происшедшими событиями. Мне не представляется возможным, что вы вспоминаете о своей отставке бесстрастно. В этом случае не требуется ничего дополнительного. Тем не менее, я хотел бы выяснить, нет ли и сейчас чего-нибудь, что могло бы вызвать у вас тревогу?
— Разве что отношения с дочерью, — сказал генерал. – Она стала странно воспринимать мои высказывания о моём здоровье и мои мелкие просьбы. Когда я говорю о своём здоровье, её лицо приобретает выражение «Говори-говори!». А просьбы она выполняет, но с таким видом, как будто бы мои просьбы продиктованы капризом.

Кардиолог приезжал к генералу на такой машине, где была аппаратура для необходимых исследований и для оказания экстренной помощи, в случае, если потребность в ней возникнет.
Фото: Серж

— Вы не пытались с ней обсуждать эту тему?
— Нет, — сказал генерал, — я хорошо её знаю, всякая попытка объясниться вызовет ещё большее напряжение.
— Не хотите ли вы, чтобы я с ней поговорил?
— Нет, не нужно. Она решит, что я жаловался на неё и станет хуже ко мне относиться. Это в ней какое-то недомыслие, и когда я это понял, её поведение перестало вызывать во мне тревогу. У меня есть новый кусок текста, я хотел бы вам его показать, хотелось бы знать, удалось ли мне скопировать манеру литобработчика.
— Я буду рад взглянуть на этот текст.
Генерал протянул мне пластмассовую папочку, в которой лежала пачка листков, явно отпечатанных на только что появившемся новом матричным принтере. Качество печати было довольно хорошим. Отметив про себя это обстоятельство (это было важно, потому что означало, что генералу разрешили взять с собой и технику, которой он пользовался), я стал внимательно читать. Генерал был человеком умным, он сразу понял, в чём разница между его текстом и текстом, который написал литобработчик. Текст, который я держал в руках, уже не был текстом военного доклада. Появились длинноты и литературные обороты, явно у кого-то заимствованные. Этот текст требовал литературного редактирования, но его уже не надо было переписывать.
— Прекрасно, — сказал я генералу, — вы далеко продвинулись на пути к массовому читателю.
— Мне не нравится писать в таком стиле. Но, по крайней мере, я знаю, что это мой текст, а не пересказанная другим человеком информация, которую я перед этим чётко изложил. Одним раздражением меньше. Я не знаю, сколько мне отпущено времени, и поэтому хочу разделить свои мемуары на две части. Первая – до окончания войны, вторая – работа в министерстве обороны.
— Вы представляете себе, как это будет выглядеть по срокам? – спросил я.
— Я работаю много, — сказал генерал. – Я привык работать много. Правда, эта работа не оставляет во мне такого удовлетворения, как оставляла работа в министерстве обороны, но если я уж что-нибудь делаю, я не переношу на завтра то, что можно сделать сегодня. Если здоровье меня не подведёт, то через полтора-два месяца первую часть я закончу.
— Не знаю, как другие читатели, но я жду публикации хотя бы первой части вашей книги с нетерпением, и прочту её с неослабевающим интересом.
— Благодарю вас, — сказал генерал. – Но пока вы ещё не читали всего текста целиком, вы не можете утверждать, что ваш интерес будет неослабевающим.
— Думаю, что могу. Всё, что мне удалось прочесть до сих пор, давало мне новую информацию и ощущение нетерпения: новую информацию хотелось иметь целиком.
— Если хотите, — сказал генерал, — я попрошу скопировать для вас всё, что я уже сделал, включая текст, созданный литобработчиком, и пришлю вам этот текст с адъютантом.
 

Такой компактный копировальный аппарат в те годы был роскошью. У генерала он остался со времени работы в МО, и был очень полезен для работы над книгой.
Фото с сайта.

— Мне это будет интересно, особенно, если вы будете присылать мне копии со всех новых текстов.
— Это не сложно, — сказал генерал, — по крайней мере, у меня будет один читатель, который прочтёт первую часть моей книги до её публикации.
— Спасибо, — сказал я. – Но я хотел бы обсудить ещё один вопрос. Мысли о том, что вы оказались в отставке, вас тревожат, и, по крайней мере, один раз сопровождались кардиологической симптоматикой. Вы не хотите, чтобы я или другой квалифицированный человек, которому вы доверяете, провёл бы с вами психотерапевтическую сессию, чтобы уменьшить для вас значение этого события?
— Ваш вопрос распадается на две части. Я начну с последней. Если бы я хотел провести психотерапию, я, безусловно, попросил бы об этом вас. Я знаю вас уже много лет, я полностью вам доверяю. После циклов психотерапии, которые вы провели, работая с моей дочерью, её поведение изменилось в правильном направлении. Это одна из причин, по которой ваша квалификация не вызывает у меня сомнений. Но переходя к первой части вашего вопроса, я вынужден сказать, что я не хочу психотерапевтического вмешательства. Все эмоции, которые я испытываю по поводу того, что меня отправили в отставку, это мои эмоции. Я считаю эти эмоции правомерными и не хочу отказываться от этого мнения. Для меня это выглядело бы как вмешательство в мою частную жизнь, а я всегда избегал такого вмешательства. Возможно, вы смогли бы изменить моё восприятие личности Устинова, но это тоже было бы неправомерным. Я хочу сохранить своё мнение об Устинове и его действиях. Вероятно, это относится ко всему, что может измениться в результате психотерапии. Я понимаю, что нынешняя ситуация может быть опасной для моего здоровья, но я не хочу терять часть себя ради сохранения здоровья.
— Что же, — сказал я, — вашу точку зрения можно понять. Если человек готов к самым неблагоприятным последствиям своих нынешних взглядов, он вправе их сохранить. Хочу только добавить, что если эта потребность в сохранении нынешнего восприятия людей и ситуации перестанет вам казаться частью вашей личности, то вам достаточно мне позвонить.
— Я понимаю, — сказал генерал, — но ведь вы не лишаете меня права звонить вам, даже если моё мнение не изменится?
— Разумеется, — ответил я. – И думаю, что если вы не будете возражать, мы будем часто встречаться. Жду копии вашей рукописи. Хотели ли бы вы обсудить ещё что-нибудь сегодня?
— Мне кажется, что мы обсудили всё важное. Если будет что-нибудь новое, я вам тут же перезвоню.
— Тогда я откланиваюсь, — сказал я.
— До свидания, — сказал генерал. – Адъютанта вас проводит.
Он, как обычно, нажал кнопку звонка и сказал вошедшему адъютанту:
— Проводите, пожалуйста, профессора.
Я отметил это «пожалуйста». Раньше приказания адъютанту не содержали вежливых оборотов.
 

Адъютант привёз мне рукопись на такой машине, и машина эта произвела большое впечатление на пенсионеров и подростков, гуляющих во дворе.
Фото со страницы.

Через час после того, как я приехал домой, прибыл адъютант на внушительном ЗИЛе генерала и привёз мне копию написанного генералом текста, сшитую в трёх местах скрепками и положенную в нарядную пластиковую папку, может быть, в самую нарядную из всех, которые были в распоряжении генерала. Я оставил себе на ознакомление с текстом генерала два свободных часа, но поскольку мне важно было не просто содержание, а каждое использованное слово, то на это ушло больше трёх.

Продолжение следует.

Оставить комментарий в ЖЖ

или воспользоваться формой для комментирования на сайте (см. ниже).

Posted in Без рубрики