Когда я приехал, генерал поздоровался и сказал:
— Мне нужно поговорить с понимающим человеком, и, может быть, вы подскажете мне, что сейчас делать.
Я знал, что у генерала была гипертония и нестабильная стенокардия. Он находился под постоянным наблюдением кардиолога, давление ему поддерживали на необходимом уровне, приступов стенокардии не было уже несколько лет.
— Как ваша гипертония? – спросил я.
— Моя гипертония обострилась в течение последней недели.
— Предполагаете ли вы какую-нибудь причину, которая вызвала это обострение?
И после этого вопроса я выслушал длинную исповедь. Она началась так:

— Поскольку я не был генералом армии, автоматическое зачисление в генеральную инспекцию Советской Армии на меня не распространялось. Перед тем, как я сегодня вам позвонил, я был на приёме у Устинова, нынешнего министра обороны…
Генерал рассказал, что он лично вручил Устинову свой рапорт, в котором содержалась просьба не увольнять его в отставку, а зачислить в штат генеральной инспекции. Министр имел право это сделать. Однако, он сначала молча выслушал генерала, а затем также молча прочитал его рапорт, и потом на уголке рапорта написал: «Назначить военную пенсию в размере оклада генерального инспектора», и отдал генералу рапорт с этой резолюцией.
— Причём тут деньги? – сказал генерал министру.

Здание одного из главных управлений Советской Армии.

Pars

И министр ответил:
— Это единственное, что я считаю возможным для вас сделать. Ваши личные заслуги не подлежат сомнению, потому и было указано в моём приказе, «не смотря на любые личные заслуги».
По армейским законам приказы не обсуждают, а выполняют. Военнослужащий может пожаловаться в более высокую инстанцию, но до того, как приказ будет изменён, он обязан его выполнять. В данном случае не было даже высшей инстанции, поскольку министр обороны для армии был высшим должностным лицом. Примерно минуту генерал молча стоял в кабинете министра, пока тот не добавил:
— Можете быть свободны.
Генерал вышел из приёмной министра и вошёл в кабинет, который ещё не был передан его преемнику, да и был ли уже назначен преемник? Он почувствовал сильную головную боль и тяжесть в левой половине груди. Для перестраховки, как он говорил, он вызвал из медпункта Министерства обороны медицинскую сестру, она измерила ему давление и сказала, подойдя к его телефону:
— Это уже не моя компетенция, сейчас вызову врача.
Врач поднялся необычно быстро, вновь измерил генералу давление, попросил снять китель и выслушал его сердце и лёгкие фонендоскопом. Потом сказал:
— У вас довольно тяжёлый гипертонический криз. Вы не хотите отдохнуть в центральном военном госпитале?
— А здесь ничего нельзя сделать? – спросил генерал
— Мы можем дать вам время для того, чтобы полежать на кушетке в медпункте, сделаем все необходимые инъекции. Однако, нам нужно будет по крайней мере два часа, чтобы понять, можно ли отпустить вас домой.
— Полежу два часа у вас, — сказал генерал.
Через два часа врач повторил исследование и сказал:
— Я могу отпустить вас домой, если вы пообещаете мне в течение недели избегать больших нагрузок и сильных волнений.
— Обещаю, — сказал генерал и подумал: «Избегать нагрузок мне теперь не трудно, а волнения только начинаются».
Его отвезли домой на машине скорой помощи в сопровождении медицинской бригады, и в соответствии с полученной от врача инструкцией, он попросил жену постелить ему на диване, и прилёг. Потом позвонил водителю и попросил его подогнать машину к дому: «Возможно, позднее я куда-нибудь поеду». На всякий случай генерал попросил жену переставить к дивану столик, на котором стоял телефон. Как только она сделала это, прозвучал звонок телефона. Он взял трубку и привычно назвал свою фамилию. Женский голос сказал:
— Это говорят из секретариата министерства обороны. Дмитрий Фёдорович хотел с вами поговорить. Соединяю.
И почти сразу в трубке прозвучал голос министра обороны Устинова:
— Прошу понять, — сказал Устинов, — что это не служебный, не уставный разговор. Сейчас просто лично я лично вам хочу сказать, что я понимаю то, что вы сейчас чувствуете, и хочу максимально сохранить вам привычное окружение. У вас останется эта машина, ваш водитель. Вам будут по-прежнему подчинены ваш порученец и ваш адъютант, и солдата в звании старшины я включу в ваш штат в качестве ординарца.
— Благодарю вас, — сказал генерал, — хотя в обмен на любую работу в министерстве я готов отказаться от всех этих привилегий.
— Я буду иметь это в виду, — сказал Устинов, — но пока я делаю для вас всё, что могу.
 

Д.Ф. Устинов, министр обороны СССР в 1976-1984 гг.
Фото с сайта.

Почти сразу после этого из машины министерства, остановившейся возле дома генерала, вышли его порученец и адъютант, и доложили, что прибыли в его распоряжение. Генерал отпустил их до завтрашнего дня, а когда чуть позже ему отрапортовал старшина, который должен был исполнять обязанности его ординарца, генерал попросил жену зайти к нему в кабинет, познакомил её с будущим ординарцем и сказал старшине:
— Она будет обращаться к вам непосредственно, и давать вам поручения как моему ординарцу.

— На этом, — сказал мне генерал, — мои служебные обязанности закончились. Я не буду испытывать никаких лишений, пенсия в размере оклада генерального инспектора вполне достаточна для безбедной жизни, и привычное личное окружение я сохранил. Но я всю жизнь провёл в армии, всю жизнь был среди сослуживцев, я жил заботами армии. Я хорошо знал эти заботы благодаря должности, которую занимал. Теперь меня связывает с армией только пенсия, и ещё три человека в прямом подчинении. Но частью армии я быть перестал.
Я спросил:
— По вашему мнению, Устинов должен был нарушить им самим установленный порядок ухода генералов на пенсию?
— По моему мнению, — сказал генерал, — Устинов вообще не должен был быть министром обороны. И свои ордена он заслужил не на фронте, а за то, что обеспечил эффективную работу оборонной промышленности во время войны. Человек, прошедший в строю фронт, никогда бы не предложил мне отставки. Можно было оставить меня в должности с формулировкой «В порядке исключения, разрешить продолжение службы после установленного возрастного предела, в связи с необходимостью использования его опыта и знаний». И после этого назначить мне молодого заместителя, которого бы я лет пять обучал, привлекал бы его ко всем переговорам с войсками и ко всем контактам, которые были связаны с моей должностью. Фронтовик так бы и поступил. Как министр оборонной промышленности, Устинов был на месте, а кому пришло в голову сделать его министром обороны, не могу понять. Мне оставили порученца и адъютанта, но я не знаю, что я должен поручать порученцу, и в чём мне должен оказывать помощь мой адъютант.
Генерал сделал длинную паузу, а потом спросил:
— Что вы мне скажете по этому поводу?
— Когда невозможно изменить ситуацию, — сказал я, — можно изменить своё отношение к сложившейся ситуации. Вот, например, раньше у вас никогда не было свободного времени, вы не могли написать книгу.
 

Фотография памятника Жукову могла бы стать одной из иллюстраций в книге генерала.
Фото: al2211958

— Эта книга, — продолжил я, — отражала бы ваши знания и опыт. Это может быть сделано в форме воспоминаний. Но на каждом этапе этих воспоминаний вы могли бы излагать свои взгляды на то, как должен действовать офицер и генерал. Вы могли бы рассказать о своём опыте офицера в мирное время. А позднее – о том, что важно для командира полка во время войны. И дальше – ваше мнение о том, как должен действовать в военных обстоятельствах начальник штаба армии и командарм. Вы могли бы рассказать, какие трудности приходится преодолевать при переходе с командной должности на штабную работу в министерстве обороны.

Продолжение следует.

Оставить комментарий в ЖЖ

или воспользоваться формой для комментирования на сайте (см. ниже).

Posted in Без рубрики