Коль скоро я упоминал, что Деген коснулся боевых действий в Вильнюсе, где один взвод представлял прославленную танковую бригаду, я хочу остановиться на этих действиях более подробно.

Приказ выступить в Вильнюс был получен неожиданно, и подготовить бригаду к такой переброске было невозможно. Но невозможно было и оставить приказ без последствий. И поэтому взвод из трех танков во главе с командиром взвода (командиром этого взвода был Деген) форсированным маршем отправился в Вильнюс.

Теперь танк военного времени Т-34/85 в городе можно увидеть только на постаменте

Фото с сайта. Автор fotokoot

После того как танковая бригада прорвала оборону между Витебском и Оршей, Вильнюс остался в окружении, обескровленная танковая бригада получила приказ штурмовать Вильнюс. Но бригада не была готова к действиям. Танки продвинулись далеко на запад, а тылы оставались за Березиной. Жалких остатков едва хватило, чтобы экипировать один танковый взвод (три танка), который возглавил Деген. Командир батальона объяснил Дегену, какое высокое доверие оказано взводу: он будет представлять бригаду в боях за Вильнюс.

«Я предоставляю вам возможность отличиться», — так всегда деликатно выражался командир батальона, посылая меня на явную гибель. На Березине я уцелел, — говорит Деген, — и вот теперь мне снова предоставлялась возможность отличиться».

Не имея конкретных приказов командования, Деген предложил помощь танка вооруженным людям с красно-белыми повязками — полякам, подчиняющимся лондонскому правительству (то есть польскому правительству в изгнании). Его собственный танк был подбит — разбита гусеница, и он, оставив командира одного из трех танков вместо себя, сел на его место в неповрежденной машине. Он имел возможность просто отдать приказание о поддержке польского батальона командиру неповрежденного танка и дожидаться ремонта своего. Но Деген не мог так поступить. Поляки оставлены на растерзание немцев (их не поддерживали основные силы Красной армии), а кроме того, кто-нибудь мог подумать, что еврей конфузится. В батальоне поляков оставалось 17 человек, и Деген подумал, что пропорции соблюдены: если три танка могут рассматриваться как бригада, то 17 человек могут расцениваться как батальон.

Не имея никакой связи с бригадой, Деген командовал танком непосредственной поддержки пехоты. Он мог только скупо поддерживать батальон огнем двух пулеметов и, экономя боекомплект, тысячу раз думать, прежде чем позволить себе выстрел из пушки. Еще можно было давить гусеницами орудия, которые немцы установили на перекрестках. И тут же отступать, чтобы не попасть под огонь пушки на соседнем перекрестке. Так продолжалось, пока Деген не увидел церковь, служившую ориентиром, и понял, что за тем углом танк не достанет уже никакой снаряд. Деген улыбается и рассказывает о казусном событии: они выехали к советскому орудию, которым командовал младший лейтенант, дрожащий от мысли о возможности появления немецких танков.  

«Увидев наш танк с немцами, вскочившими на нашу корму, артиллеристы за считанные секунды развернули орудия на 90 градусов».

Эти секунды спасли жизнь Дегена и его танкистов, поскольку механик-водитель открыл свой люк и, почти остановив машину, выдал такую матовую фиоритуру, какую улицы Вильнюса не слышали со дня основания города.

«Полк вышел к реке. Надобность в нас отпала. И вдруг внезапно люди в рваной гражданской одежде, с красными повязками на руках собрались вокруг танка. Партизаны – у поляков повязки красно-белые. И эти люди говорили на идиш. Это был еврейский партизанский отряд, имя командира которого  — Абба Ковнер – Деген узнал только 20 лет спустя.

Абба Ковнер, командир еврейского партизанского отряда в Вильнюсе

Фото с сайта

Все ожидали, что за Вильнюс Дегена представят к званию Героя Советского Союза. Не представили. Представили за Кенигсберг. Какая разница, если все равно не дали.

А в Кенигсберг, находившийся за 70 километров от линии фронта, Деген ворвался еще с двумя машинами, переехал линию действующего трамвая, и только тогда на танки обратили внимание. Поэтому уезжать из города пришлось очень быстро. За то время, что танки покидали город, они раздавили более ста немецких автомобилей.

Но еще в Вильнюсе произошла интереснейшая встреча. К Дегену доставили взятого в плен командира танкового батальона дивизии СС в звании капитана. На этом месте должен быть полковник, а перед Дегеном стоял капитан, который некоторое время с насмешкой наблюдал за тем, с каким трудом Деген строит немецкие фразы, и вдруг ответил на вполне приличном русском языке. Он сообщил, что часть танков немецкого батальона выскочила из окружения северо-западнее Вильнюса. Его танк «Тигр» был подбит, а командир немецкого танкового батальона с двумя членами экипажа вернулся в город. Пленный 1913 года рождения, то есть, по мнению 19-летнего Дегена, старик, окончил Венский университет и в 1933 году из идейных соображений вступил в Национал-социалистическую партию.

— А вы знаете, что я еврей? — с вызовом спросил Деген.

— Ну и что? Я знаю, что вы из Второй гвардейской танковой бригады, и догадываюсь, что вы коммунист. Этого уже достаточно, чтобы вас убили, если бы вы попали в наши руки. То, что вы еврей, к этому ничего не прибавило бы.

— Но вам-то добавляет унижения, что вас допрашивает еврей и что ваша жизнь полностью в руках еврея?

— Большего унижения, чем отступление из-под Витебска, а до этого от Москвы, мне уже не пережить, — сказал немец. – А то, что вы еврей, для меня лично не имеет значения. Большинство моих друзей в Венском университете были евреями. Нескольких из них после 1938 года мне удалось переправить в безопасную эмиграцию. Некоторые не хотели поверить моему мнению о том, во что выродится идея национал-социализма. Тогда в это трудно было поверить. Увы, все эти социализмы, и национал, и марксо-ленинский, клок сена на оглобле повозки, в которую запряжена подыхающая кляча.

«Я схватился за парабеллум, — продолжает Деген. – Немецкий капитан (гауптштурмфюрер СС) улыбнулся и сказал:

— Вам, по-видимому, нет еще двадцати лет. В вашем возрасте я тоже слепо верил. Поверьте мне, после войны вы перестанете гордо заявлять, что вы еврей. Тоталитаризм – коричневый или красный – все равно. Если вы уцелеете, вы увидите, как расцветет антисемитизм в вашей стране. Все эти «измы» не оставляют места человеку.

Почему-то, — снова продолжил Деген, — я не мог нажать на спусковой крючок парабеллума. И хотя я обозвал себя слюнтяем, я приказал солдатам отвести гауптмана в штаб полка».

Деген помолчал и добавил: «Сделав несколько шагов, гауптштурмфюрер остановился.

— Младший лейтенант, возьмите это на память. – И протянул мне автоматическую ручку удивительной красоты.

Как она не попала в поле зрения «славян», взявших его в плен? Впрочем, для них были более существенны консервы и водка».

Ион Деген читает свои стихи.

Автор фотографии: Павел Харитонов

«Я отлично знаю, что я не поэт», — говорит Деген. И обращаясь ко мне, добавляет:  «Ты «Эмбрионаду» помнишь?» Я утвердительно киваю. «Единственная ценность этого стихотворения в том, что мне поставили пятерку по акушерству и гинекологии без экзаменов. Люся, можно прочитать «Молитву»? Жена разрешила. Это израильское стихотворение.

Молитва

За все, Господь, благодарю,

За радости и за страдания,

За точно по календарю

Цветение и увядание.

За то, что выжил на войне

Во всех кругах, в горниле ада,

Где возвращалась жизнь ко мне

Тропинкой, а не автострадой.

За то, что в сталинской ночи

Я уцелел, Тобой хранимый.

За то, что Ты меня вручил

Единственной незаменимой.

За продолжение меня –

За внучек славных и за внука.

За то, что в ярком свете дня

Еще светлей Твоя наука.

За прикасание к струне,

Звенящей искренне и чисто.

За то, что я живу в стране,

Единственной, где нет фашистов.

За то, что всюду в час любой

Вокруг меня родные лица.

За то, что говорю с Тобой

Я, не наученный молиться.

За звонкий золотой закат,

За день, что не напрасно прожит.

За радость бытия

Стократ

Спасибо, мой великий Боже».

 Ион Деген со своей женой Люсей, «единственной незаменимой».

Фото с сайта

«Еще раз благодарю за эту встречу, которую организовал Юрий Каннер. Какой же он молодец! Когда он меня пригласил, я, естественно, обратился к жене: «Ну что, примем приглашение?» Жена кивнула, я тут же поблагодарил Каннера за приглашение, и вот я гость».

Деген наливает себе воды и замечает: «Необъяснимая особенность: в Израиле я почти не пью воду, и жена меня ругает за это. В Москве я половину Волги уже выпил».

Ни один рассказ об Ионе Дегене не обходится без стихотворения «Мой товарищ, в смертельной агонии…» И на встрече в музее к Иону подошел один из зрителей и попросил прочесть именно это стихотворение. Деген отреагировал так:

«Вера и Наташа, вы слышали, как позавчера я сказал, что он — например, 1-й фортепианный концерт Чайковского. Замечательный! Но затаскали его, понимаете? (Деген напевает начало концерта). И вчера мы с женой слушали 1-й фортепианный концерт Чайковского в исполнении Владимира Фельцмана в филармонии. Так вот, к своему этому стихотворению я отношусь как к первому концерту Чайковского: затаскано! Ну, не люблю его.

Самое любимое из моих стихотворений:

Воздух вздрогнул.
Выстрел.
Дым.
На старых деревьях
обрублены сучья.
А я еще жив.
А я невредим.
Случай?

Но раз жена разрешила прочесть «Мой товарищ в смертельной агонии», прочитаю».

Деген читает эти стихи (мы их уже приводили в  первом тексте этого цикла)

Продолжение следует

Posted in Без рубрики