Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

679. Наджаф.

Мне кажется, я ещё никогда не писал об этом пациенте. Молодой человек, о котором пойдёт речь, попал ко мне не в связи с тем, что его состояние было как-либо связано с научно-исследовательской тематикой моей лаборатории, и не потому, что его состояние определялось проблемами, хорошо изученными мною ранее. Меня попросили взглянуть на него в порядке личного одолжения, и в этом разговоре я сказал, что я не очень представляю себе, о чём идёт речь, и ничего не могу обещать заранее. Но человек, который позвонил мне, был куратором нашей тематики в Госплане СССР, начальником сводного подотдела, а человек, который обратился к нему с просьбой, занимал аналогичную должность в Госплане Азербайджана. Он сказал моему куратору, что его сын уже три месяца не в состоянии сделать даже несколько шагов по комнате, теряет равновесие, а отец направляемого ко мне пациента сделал всё, чтобы провести все возможные в Азербайджане исследования, и получил заверения, что никакой органической патологии у его сына найти не удаётся. Врачи в Азербайджане говорили, что можно было бы думать об истерических проявлениях, но пациент не обнаруживал никаких истерических черт поведения, никакой  симптоматики, кроме нарушения настроения, был очень мало гипнабелен, и трудно было найти какую-либо вторичную выгоду, которую он мог бы получить от своей симптоматики. Всё же я разрешил привезти пациента ко мне на консультацию.

 


Баку – столица Азербайджана.
Фото:    JP..

 

— Да его и привозить не надо, — сказал мой куратор, — его отец приехал сейчас ко мне с отчётом и сына захватил с собой.
— А как он мог это сделать? – удивился я, — если сын не может даже сделать трёх шагов по комнате?
— Отец пациента, которого я хочу к вам направить, влиятелен в Баку, ему разрешили поставить в кабину пилота инвалидную коляску, для перестраховки ещё и пристегнули пациента к коляске ремнями, да и саму коляску зафиксировали. А здесь я послал за ними машину из госплановского гаража. Во избежание каких-либо осложнений  я договорился с руководителем медицинской амбулатории Госплана, что когда ваш пациент будет в одиночестве, мы обеспечим наблюдение медицинской сестры.
— Леонид Иванович, — сказал я, — вы проявляете колоссальную заботу.
— К коллегам нужно быть внимательным. Полезно, чтобы они чувствовали себя обязанными и старались работать как можно лучше.
— Что ж, — засмеялся я, — будем надеяться, что ваши заботы принесут нужный вам эффект. Сколько дней будет в командировке его отец?
— Три дня, не считая сегодняшнего.
— Тогда не будем затягивать, — сказал я. – Возможно ли доставить его ко мне в лабораторию к 9 часам утра, чтобы  я мог заняться им до того, как  в 10 начнёт работать лаборатория? Может статься, что потом я буду очень занят.
— Минутку, — сказал мой собеседник, и через минутку добавил: — Да, это время устраивает и отца и его сына.
Я закончил разговор и попрощался, а Елена Дмитриевна, которая вошла в мой кабинет во время разговора, сказала:
— Судя по тому, что я слышала, это вряд ли будет очень интересно.
— Речь идёт не об интересе, — сказал я, — а, вероятно, мы будем обращаться к Леониду Ивановичу чаще, чем он к нам.
— Конечно, — сказала Елена Дмитриевна, — только Леонид Иванович человек слишком порядочный, чтобы ставить свою деятельность в зависимость от оказанной ему услуги.
— Вероятно, — ответил я, — но тем более не хочется ему отказывать.
— Только не застревай на этом, у нас ещё не обработан материал прошлой экспедиции, а как летит время, ты знаешь.
— Знаю, — сказал я, — меня даже просили прочитать лекцию о менеджменте времени.
Елена Дмитриевна засмеялась:
— Лекцию-то ты прочитать можешь, но твой менеджмент времени вряд ли может считаться образцовым, поэтому давай сейчас вернёмся к нашему отчёту.
Больше мы о будущем моём пациенте не говорили, я только договорился со своим водителем, что он приедет за мной на час раньше обычного, а потом вернётся за Еленой Дмитриевной. Я предупредил на вахте, что ко мне в 9 привезут пациента, которому трудно передвигаться, и попросил помочь ему добраться до моего кабинета.

Утром следующего дня, когда в 9 я приехал в клинику, вахтёр стоял возле столика с телефоном и, поздоровавшись, сказал мне с улыбкой:
— Наша помощь не понадобилась. Приехал отец вашего пациента, а сына вели под руки два мощных восточных человека.
Я вошёл в лабораторию и с удивлением увидел, что в коридорчике возле моего кабинета сидят четыре человека, по-видимому, двое мощных восточных сопровождающих, отец пациента и он сам, а дверь кабинета была приоткрыта. Я вошёл в кабинет и за своим столом увидел Антонину Болеславовну, старшую сестру лаборатории.
— А вы что здесь так рано? – спросил я. – Рабочий день лаборатории начинается с 10.
— Ну, я же знала, что у вас с утра будет пациент, а никого ещё нет. Мало ли, что вам может понадобиться.
Я не удивился. Антонина Болеславовна часто делала вещи, которые считала полезными, не ожидая просьб или указаний.
— Пригласите ко мне  пациента и его отца, а остальных попросите подождать на диванчике в большом коридоре.
Приглашённые вошли в кабинет, причём сопровождающие ввели пациента под руки, усадили в кресло и сказали, обращаясь прямо ко мне:
— Когда нужно будет его увозить, позовите нас, сами вы не справитесь, — и ушли.
Я представился. Молодой человек сказал:
— Меня зовут Наджаф.
— А вас? – спросил я отца.
— Мурад Муганович.
— Ну вот, познакомились. Очень приятно.  Теперь давайте поговорим. Начинайте вы, Наджаф. Как случилось, что вы заболели?
— Я окончил экономический институт, и дед, известный в республике экономист, взял меня на работу. Это было большой удачей, у него можно было многому научиться, а если бы я в чём-либо не разобрался, он мог мне помочь. Но через две недели произошла очень большая беда. Дед скоропостижно скончался от инфаркта. Я собрался вместе с отцом на его похороны, но почувствовал, что не могу стоять на ногах.
— Из-за чего? – спросил я.
— Ноги были совсем слабые, а голова кружилась.
— Вы даже не попробовали встать?
— Я встал, но тут же сел на пол. Моя сестра тоже не поехала на похороны, осталась со мной, а отец уехал. И тогда я заплакал от горя и неудачи.
— Горе — это понятно, — сказал я, — а какую неудачу вы имеете в виду?
— Я хотел работать в том же НИИ, что дед. Я знал, что если моя недостаточная опытность будет мне мешать, он всегда мне поможет, а однажды я услышал разговор между дедом и старшим научным сотрудником лаборатории, которой дед руководил. Этот научный сотрудник сказал: «Вы не поторопились? Мальчик прямо из института получает такую должность. Справится ли он с ней?» «Справится», — сказал дед. «В лаборатории думают, что если он справится, то потому, что вы сделаете за него половину работы. А те люди, которые претендовали на должность вашего референта, которую он занял, чувствуют себя обиженными». «Ничего, — сказал дед, — их время тоже придёт. Я никогда не остаюсь в долгу». Когда я понял, что деда нет,  я подумал, что на его место придёт другой человек, который не будет со мной обращаться так бережно, а может быть, даже будет ко мне придираться — причины для придирок он найти сможет, у меня ведь действительно нет большого опыта. Я целый день пролежал в постели. Мне не хотелось есть, и я почти не спал ночь. Отец вызвал врача, который посочувствовал нашему горю и сказал: «Вы считаете своего сына нервным мальчиком?» «Пожалуй», — сказал отец. «Может быть, это просто нервное напряжение, я дам ему на три дня больничный лист, за три дня он, вероятно, придёт в себя с помощью успокаивающих средств». Я действительно стал спокойнее, но с этого дня я уже не мог без посторонней помощи встать с постели. Я прошёл много обследований. Врачи не нашли у меня серьёзных болезней, но встать-то я всё равно не могу.

 


Памятник С. С. Корсакову. Его имя носила клиника, в здании которой располагалась наша лаборатория.
Фото:  nvirtiuga

 

— Мы будем в этом разбираться, Наджаф, — сказал я, а потом обратился к отцу: — Можете ли вы что-нибудь добавить?
— Наджаф рассказал всё, как было, — сказал отец, — я только не думал, что он такой слабонервный, потому что серьёзных болезней у него не нашли, а он уже три месяца не поднимается с постели.
— Наджаф, — спросил я, — все эти три месяца тебе дают больничный лист?
— Да. Теперь каждый раз его продляют  на ВКК (Врачебная Контрольная Комиссия), и сказали мне, что больше чем 4 месяца больничный лист выдаваться не может.
— Это не проблема, — вмешался в разговор отец, —  но я не хочу видеть своего сына инвалидом и не хочу, чтобы за моей спиной шушукались  и говорили, что только благодаря моему положению Наджафу уже три месяца дают больничный лист.
— Ну, какие же основания для таких разговоров? – сказал я. – Врачи делают то, что считают нужным. Раз человек не может работать, то четыре месяца он вправе получать больничный лист, и только потом возникает вопрос об инвалидности.
— Вы думаете, до этого дойдёт? – грустно сказал отец Наджафа.
— Я вижу мальчика первый раз, — сказал я, — но постараюсь, чтобы не дошло. Давайте сделаем минут на десять перерыв. Антонина Болеславовна даст нам чаю, а потом мальчик останется, а вас я отпущу. Вы можете забрать и своих людей, а часа через три я позвоню по телефону, который вы мне дадите, и вы обеспечите эвакуацию вашего сына, а завтра мы с ним встретимся снова.

Продолжение следует…

 

 

К комментариям.

 

 

 

 

Posted in Без рубрики


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *