Нарушение социального статуса и жизненных ценностей может наблюдаться в любом обществе, в любом этносе, в любой стране. Оно может касаться одного человека или группы лиц, но даже в последнем случае человек будет воспринимать ситуацию как свою личную. История генерала была приведена как иллюстративный пример исключения из социального контекста. Но наряду с этим как стрессогенный фактор воздействовало и изменение его социального статуса, хотя жизненные ценности он сохранял.

Когда человек, получивший известность как математик, всемирно признанный, избранный в Академию наук СССР и получивший почётные мантии ряда зарубежных университетов, в изменившихся обстоятельствах обнаруживает, что эти признаки социального статуса больше не имеют ценности, рушится его мир. В этом конкретном случае, будучи не в силах вынести крушение социального статуса, он нашёл выход из стрессогенной ситуации в территориальном перемещении. Где-то в Вирджинии местный университет избирает его членом факультета и он, продолжая числиться профессором МГУ, и именно в этом качестве по-прежнему ведёт свой ежемесячный семинар, но не приезжает для этого в Москву, а все постоянные участники его семинара приезжают в Вирджинию, частью из России, частью из ЦЕРНа, из различных стран Европы или из различных штатов Америки. Он сумел сохранить свои жизненные ценности и даже достаточно высокий статус, хотя далеко не такой высокий, каким был его статус в СССР. И, всё-таки, избежав микросоциального стрессогенного воздействия, он подвергся макросоциальному стрессогенному воздействию, которое мы уже обозначали как «стресс эмигранта».

Академия наук в СССР была одной из самых престижных организаций.
Фото: tkat53

Я сталкивался с ситуациями, когда человек, сохранивший прежние жизненные ценности, даже получив высокий социальный статус в сфере от его жизненных ценностей далёкой, ощущал мощное стрессогенное воздействие. Я уже писал о человеке, который закончил Физтех, работал в НИИ и из-за материальных трудностей вынужден был уйти в сферу бизнеса. Он преуспел, стал совладельцем крупной страховой компании. В новой сфере он имел довольно высокий социальный статус, но его жизненные ценности не изменились, и он с горечью говорил о людях, которые сумели сохранить свой статус в науке. Он говорил мне: «Вот не было бы всей это заварухи, был бы я сейчас ведущим научным сотрудником, и хотя получал бы всего 500 рублей, был бы вполне доволен, выступал бы на международных конгрессах, и написал бы те 30 статей, после публикации которых, если верить книге «Физики шутят», научная известность выходит на насыщение». И он же, на вопрос о том, как он провёл праздники, ответил: «Прекрасно. Я два дня валялся на диване и читал матанализ». Я запомнил ещё одно типичное его высказывание: «Сейчас я твёрдо стою на ногах, но мир-то теперь перевернулся вверх ногами».
В какой-то мере это ощущение перевёрнутого мира, краха жизненных ценностей ощущала значительная часть людей, чьи зрелые годы прошли при Советской власти, и крах этих жизненных ценностей совпал с периодом краха Советского Союза. На переломе эпох после беловежского сговора и контрреволюционного переворота в ситуации крушения или болезненного пересмотра жизненных ценностей изменились и критерии, определявшие социальный статус. Два примера, которые я приводил выше, касались заслуженного учёного и человека, успешно начинавшего свой путь в науке, но такого же рода ситуации наблюдались и в других социальных слоях.
Я многие годы знал человека, жена которого была моей пациенткой, и с которым и после этого нас связывали многие общие интересы. Этот человек не имел высшего образования и не занимал высоких должностей, но отношение к нему окружающих свидетельствовало о том, что его неформальный социальный статус был очень высок. У него была редкая должность – «рабочий высшей квалификации». Эту должность ввели в АН СССР для того, чтобы иметь возможность платить достойную зарплату уникальным умельцам. Он работал в экспериментальном цеху Института космических исследований, и не было объекта, который был бы запущен из СССР в космос, к которому он бы не приложил руку. Он первым начал работать на станках с ЧПУ, сам писал для них программы, сам устранял неполадки, которые возникали, утверждая, что его станки не терпят чужой руки. Его жизненное кредо определялось фразой: «Человек, если он человек, должен быть Мастером». При этом сфера, в которой человек был Мастером, не была важна, важен был сам факт высокого мастерства. Причастность к космическим исследованиям в те годы была престижной, и Институт космических исследований щедро финансировался. В цеху всегда были заказы. Создавались новые космические объекты и нередко люди, которые эти объекты конструировали, приходили к Мастеру и говорили: «Вот, нужно, чтобы были такие-то свойства, не подскажешь, как это лучше сделать?» И те, кто конструировали космические объекты, не считали, что обратиться за советом к Мастеру унизительно. Они хотели узнать, как это будет выглядеть, когда сделается, когда объект уже будет существовать.

Так выглядит станок с ЧПУ немецкого производства.
Фото: sokoloff-vitalick2011

Но времена менялись. Космические исследования теряли престижность, финансирование сокращалось. Молодёжь уже не стремилась работать в этом престижном цеху. Старики уходили или умирали, и люди в возрате 40-45 лет считались в цеху самыми молодыми. Эти перемены неизбежно сказывались на деятельности Института, два последних «марсианских проекта» потерпели неудачу. В одном случае космический аппарат бесследно исчез, в другом – по непонятной причине прекратилась подзарядка солнечной батареи – возможно, оператор после сеанса связи, когда аппарат поворачивался антенной к земле, забыл вернуть его в положение, когда солнечная батарея автоматически ориентировалась на Солнце. После этих двух крупных неудач, разделённых небольшим промежутком времени, директор Института Роальд Сагдеев принял на себя ответственность за эти неудачи, подал в отставку и уехал в США, где вскоре женился на внучке президента Эйзенхауэра. Но Мастер оставался верен себе. У него по-прежнему было три станка с ЧПУ, эти были те же самые, сделанные в ГДР станки, и когда какие-нибудь детали выходили из строя непоправимо, он на тех станках, которые работали, сам изготавливал для замены новые. Заработная плата у рабочих цеха не снижалась, она просто оставалась прежней на фоне галопирующей инфляции. Иногда Мастер вынужден был искать какую-нибудь подработку на стороне, но его жизнь по-прежнему протекала в цеху. Он пережил в цеху самое тяжёлое время. В последние годы заказов стало больше, потому что некоторые из подразделений Института стали получать достаточное финансирование. Но тогда, в самый тяжёлый период, когда выживание становилось проблемой, его сын, человек уже новой формации, сказал отцу:
— До каких ты пор будешь вкалывать за тот мизер, который даже зарплатой назвать нельзя? Кончилась космическая эра в этой стране. Давай я куплю тебе тёплую фруктовую палатку, обеспечу поставки, скажу, сколько и кому отстёгивать, чтобы ты мог жить спокойно.
Тогда он сказал сыну:
— Нет, сынок, я торговать не обучался. Я большой мастер, но не в этом деле, и переучиваться мне уже поздно. А если послушаюсь тебя, уважать себя перестану.
 

Солнечаня батарея с МКС. Для бесперебойной работы она должна быть ориентирована на Солнце.
Фото: NASA

Мастер и сейчас работает в том же цехе. По мере повышения заработков его зарплата росла особенно быстро, потому что он остался единственным из людей, которые могли выполнить особо сложные работы. Последняя его фраза, которую я услышал совсем недавно, была сказана сыну моей старой сотрудницы, который пришёл работать в смежное производственное подразделение Института:
— Вот тебя спрашивали, не родственник ли ты мне? А ты что сказал, нет, не родственник, просто в дружбе давней? А если бы они думали, что ты мой родственник, то много лучше бы к тебе относились в Институте.
У Мастера жизненные ценности никогда не менялись, и изменение ситуации, возвращение высокого неформального статуса он воспринимал как награду за то, что он никогда не изменял себе.

Продолжение следует.

Posted in Без рубрики