И водитель, ухмыльнувшись, спросил меня:

— К которому часу?

— Да как доедем, я не связан сейчас жёстким временем.

Сразу после моего возвращения в гостиницу позвонил Калачёв и сказал, что ему не кажется целесообразным обсуждать мою встречу с Шайдуровым по телефону, поэтому он интересовался только тем, не слишком ли мы устали, чтобы приехать к ним, или мы предпочтём встретиться в гостинице. Я передал эти слова Лене, Лена сказала:

— Пожалуй, стоит поехать. Когда мы не дома, мы всегда можем уйти. Я думаю, что задерживаться там мы особенно не будем.

— Хорошо, — сказал я Калачёву, — мы подъедем к вам, я думаю, эта беседа не займёт слишком много времени.

Калачёв согласился с временными ограничениями и сказал, что он специально не отпускал машину, чтобы иметь возможность прислать её за нами. Калачёв живо интересовался моей встречей с Шайдуровым. Там, где ему казалось я что-то упустил, задавал много вопросов.

— Я думаю, — сказал он, — что завтра у вас будет ещё одна беседа, не менее, а может быть, даже более интересная.

Пейзаж из Магаданского альбома.

— Вы как всегда фантастически осведомлены, — сказал я Калачёву.

— Да не так уж фантастически, — сказал Калачёв, — вокруг ходят люди и если они знают больше меня, им очень хочется выровнять уровень информации. Кстати, я ещё не говорил вам, что после длительного перерыва у нас ещё две госпитализации из Наукана.

— С какой симптоматикой? — спросил я.

— Ну, вероятно это посттравматический стрессовый синдром. Во всяком случае, я не вижу хронических изменений личности после перенесённой катастрофы. Вы будете их смотреть завтра или уже сегодня?

— Завтра вероятно, сегодня уже поздно.

— Хорошо, я постараюсь как можно меньше изменять их состояние, чтобы вы видели почти нетронутую клиническую картину, а промежуток между катастрофой и появлением симптоматики в этих случаях был почти таким же, как и у первых наших пациентов. Четверых вы видели сами, ещё девять появились в нашем отделении после вашего отъезда, и вот ещё двое. Значит, всего 15.

— Не слишком большая доля, — сказал я.

— Да, — подтвердил Калачёв, — мы уже давно говорили, что не можем исключить наличии каких-то случаев, которые ускользнули от нашего внимания.

— Есть ещё одно обстоятельство, — добавил я. – Это необычно большой промежуток времени, который прошёл между катастрофой и появлением первых заболеваний. Соответственно, мы не можем исключить появления новых заболеваний в ближайшее время. Пожалуй, мы пойдём, у меня день был утомительным.

— Да, конечно, — сказал Калачёв, — но имеет смысл поужинать у нас, чтобы больше не искать себе пищи.

Мы ели отварную чавычу, изредка перебрасываясь отдельными словами. Когда зазвонил телефон и Калачёв взял трубку, он коротко поговорил с кем-то и сказал мне:

— Ну, сведения подтверждаются, завтра у вас будет беседа, которая может быть не менее интересной, чем сегодняшняя.

— С кем? – спросил я.

— Какой-то московский человек, подробностей не знаю, если буду что-нибудь знать уже сегодня, перезвоню.

— Пора ехать, — сказала Лена, — я устала и наши хозяева, вероятно, тоже.

— Мы то не слишком устали, — сказал Калачёв, — но вам действительно нужно отдохнуть.

Мы вышли к машине и я вдруг услышал, что меня окликают по имени и отчеству. Я обернулся. В свете фар стояло два человека, и присмотревшись я понял, что это Ивакак и Нагуя:

— Мы вас искали ещё вчера, но вы всё время были заняты, — сказал Ивакак. – Мы хотели немножко побеседовать с вами и задать несколько вопросов. Возможно это?

— Пожалуй, — сказал я, — уже поздно и все устали. Садитесь в машину, будем говорить уже по дороге.

Едва машина тронулась, Нагуя сказала:

— Я хочу вас поблагодарить, Феликс Борисович. Хотя я по-прежнему считаю, что мир – неподходящее для меня место, он уже не пугает меня, и если нужно для чего-то выйти в мир, я в состоянии это сделать. Как вы думаете, не нужно ли мне поискать себе какое-нибудь занятие, которое вывело бы меня из дома?

— Что бы это могло быть?

— Я думала о художественных промыслах. У меня хорошо получалось художественное шитьё – не только прикладное, но и художественная вышивка. Когда Ивакак выставлял свои работы в Москве, он присоединил к своей экспозиции 4 моих работы, подписав их собственным именем, и хотя это вызвало некоторое удивление, поскольку вышивка не мужская работа, сами работы были оценены достаточно высоко и Ивакака спросили, считает ли он, что гендерное разделение разновидностей художественных промыслов уже потеряло свою актуальность.

Ивакак рассмеялся:

— Я им сказал: «Ещё не совсем, я наверное, едва ли не единственный художник, который отошёл от кости. Если вы знаете, у меня были деревянные птицы с костяными вставками и костяные инкрустации по меху, натянутым на деревянную основу». «Да, мы помним это, — сказали эксперты на выставке, — но вышивка – это совсем новый для вас жанр, но, пожалуй, вам следует это продолжать, получилось очень неплохо». Моя жена, — сказал Ивакак, а я про себя отметил, что значит брак всё-таки заключён, — большой мастер художественной вышивки. Я думал, что мы могли бы делать совместные работы, где вышивка была бы её частью, а кости и инкрустация – моей.

Северное сияние в районе Берингова пролива

Фотограф Mila Zinkova

— Неплохая идея, — сказал я, — а были ли раньше на выставках работы, выполненные двумя художниками или целой группой их?

— Я не знаю таких работ, — сказала Нагуя, — а я последнее время очень интересуюсь художественными промыслами и смотрю всё, что могу достать.

— А что думаете вы, Ивакак? – спросил я.

— Пожалуй, то же самое. В Уэлене не приняты коллективные работы и совместное творчество.

— Тогда, — сказал я, — это тем более интересно. Всегда интересно быть зачинателем какой-то новой традиции.

Машина подъехала к гостинице.

— Мы не будем заходить, — сказал Ивакак, — вы не будете возражать?

— Как вам удобнее, — сказал я.

— Но только я хочу прямо здесь вручить вам подарок.

— И что это за подарок? – спросил я.

Нагуя достала свёрток из кармана куртки, развернула его и мы ахнули. На тонкой ткани отороченной мехом мерцала, переливалась, сверкала цветущая летняя тундра настолько натуральная, что казалось, что этот кусок вырезан из земли и закреплён на ткани. Естественно, это было только мгновенная иллюзия, потому, что эта тонкая работа, которую можно было свернув положить в карман куртки, естественно не могла содержать в себе реальной земли тундры.

— Спасибо, Нагуя, — сказал я, — но я беру это с условием, что вы возьмёте это у меня снова, когда у вас с Ивакаком будет персональная выставка, чтобы эта блестящая работа украсила выставку и поразила её посетителей.

— Хорошо, — сказала Нагуя, — я согласна, можно сделать и так.

— Нагуя, — спросил я, — что сейчас у вас с миром? Вы по-прежнему боитесь его?

— Нет, — сказала Нагуя, — я пожалуй его не боюсь, просто мне лучше всего вдвоём с Ивакаком, а другие люди могут мне мешать, могут нарушать ощущение блаженства, которое создаётся во время уединения с Ивакаком, но страха при этом нет.

— Я очень рад был видеть вас обоих, — сказал я.

Нагуя повернулась к Лене

— Я часто вспоминала вас. Вы, наверное, один из лучших людей на Земле. Я думаю, что когда вы долго сидели со мной, ваша душа полная добра и ласки, переливалась в меня. И когда она возвращалась в вас, какая-то часть её во мне сохранялась. Сейчас мы попрощаемся с вами, но если вы будете в Магадане хотя бы ещё неделю, мы обязательно вас найдём. Мы знаем, сколько вы для нас сделали и мы думаем, что каждая встреча будет прояснять наши души.

Семья из Наукана, ныне разрушенного.

Фото с сайта.

— Вы говорите так, — сказала Лена, — как будто мы великие шаманы.

— Нет, я этого не думаю, — сказала Нагуя, — но вы могли бы стать великими шаманами, если бы захотели этого, потому что вы чувствуете души людей, можете их понимать, можете их вбирать в себя и возвращать обратно уже с добавлением своей души. Мы думаем, что если бы хотя бы десятая часть людей, которые приехали сюда с материка, были похожи на вас, Наукан до сих пор стоял бы там, где он стоял тысячу лет. Мы надеемся всё-таки ещё раз увидеть вас, но если это наша последняя встреча, я хочу, чтобы вы знали, что вы будете жить в наших душах, укреплять их и наполнять мастерством, хотя сами вы не являетесь мастерами в художественном промысле.

Мы очень тепло попрощались. Меня поразило, до какой степени душа Нагуи вернулась в мир и с каким благоговением эту перемену в ней видит Ивакак. Уже сделав шаг от нас в сторону, Нагуя внезапно вернулась, крепко обняла Лену, прижалась к ней и сказала:

— Живите вечно, мир будет стоять и будет доступен мне до тех пор, пока вы в нём живёте.

Потом она подала мне руку, крепко сжала мою, и Ивакак с Нагуей исчезли в ближайшем переулке.

Мы поднялись в свой излюбленный люкс, и дежурная по этажу сказала:

— Вас несколько раз спрашивал какой-то мужчина. Я пыталась узнать, для чего вы ему нужны или что вам передать, но он сказал, что без труда найдёт вас, потому что он живёт на этом же этаже, просто сегодня совсем не было согласовано время, и когда вы были в гостинице, он был занят, а когда он освобождался, вас уже не было в гостинице.

— Странно, — сказал я, — у нас вроде бы нет здесь знакомых.

— Он и не говорил, что он ваш знакомый, он просто сказал, что ему надо с вами поговорить, и что он обязательно это сделает.

Продолжение следует.

Posted in Без рубрики