Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

37. На приёме и в стационаре. Лида

Когда эта средних лет женщина вошла в мой кабинет, мне бросилась в глаза её бледность, безвольно опущенные вдоль тела руки, и то, как тяжело опустилась она на стул, когда я предложил ей сесть. «Мне нужно как-то вернуть силы, — сказала она, — Я давно разошлась с мужем, а у меня двое детей и мне неоткуда ждать помощи. По образованию я педагог младших классов, но такой работы я не нашла, и вынуждена была принять первое же предложение. Сейчас я вхожу в отряд уборщиц, которые убирают не помещения, а территорию вокруг нашего здания. Это большая территория, собственно, это небольшой сад. И здесь перестаёт работать КЗОТ, потому что работаешь пока территория не будет полностью убрана,  а не просто до конца рабочего дня».

«А что, работу учительницы вы нигде не нашли?» «Такой, которая бы мне понравилась, нет. Мне предлагали два места, оба очень далеко от дома, с большой нагрузкой помимо чисто учительских обязанностей, и очень низкая зарплата. Здесь я, конечно, потеряла социальный статус, но на те деньги, которые я здесь зарабатываю, мы все-таки можем прожить. Но, наверное, во мне кончились силы. Я незаметно для самой себя останавливаюсь посреди работы в каком-нибудь тихом и уютном уголке территории, и как бы забываю, что мне нужно работать, до тех пор, пока меня не окликнет бригадир или кто-нибудь из коллег. Но они не удивляются, они понимают, что если человек с высшим образованием пошёл на такую работу, значит он не на многое способен. Нет, я не обсуждала эту ситуацию с подругами и не пыталась прибегнуть к их помощи, чтобы найти работу получше. Да у меня фактически и нет подруг. Здесь была моя одноклассница, с которой мы очень дружили в школе и потом, как бы не поворачивалась жизнь, но она уехала». «Вам стало труднее жить, когда она уехала?» «Намного трудней, сейчас уже как-то чуть привыкла, а сразу, когда она уехала, у меня такое ощущение было, как будто катастрофа произошла». «А с мужем вы почему разошлись?» «Да это замужество с самого начала не ладилось, он – весёлый, красивый человек, вокруг него всегда было много женщин, а от меня ему нужно было только, чтобы я за ним хорошо ухаживала, а это, наверное, не очень получалось, потому что он постоянно меня упрекал». «А что вы делаете, когда приходите с работы?» «Ну, ребятишек своих накормлю». «А потом играете с ними?» «Да нет, они у меня уже школьники. Они и ждут то меня, чтоб поесть дала, могли бы и сами взять, но когда я даю, им как-то вкуснее. Силы мне нужны, силы. Если будут силы, я выберусь как-нибудь, даже на этой работе» «Ну, а когда вы покормили детей, что они делают?» «Да обычно уходят куда-нибудь к друзьям, или во двор». «А вы что делаете?» «А я, если заснуть не удаётся, перебираю свою жизнь и думаю, почему она так не задалась». «А то, что вы работаете уборщицей, вам неприятно?» «Конечно неприятно. Даже в нашем доме живут дети, у которых я была учительницей, родители, которые тогда приходили на родительские собрания. Они не сочувствуют мне, они только удивляются, почему это я такую работу выбрала». «Вы не думаете, что вам отдохнуть хоть немножко надо? Чтобы не жить в постоянном напряжении, ну и полечиться, само собой», — спросил я. «Это особая усталость, — сказала она, — она не уходит с отдыхом». «Но попробуем, всё-таки. Если вы отдыхали лёжа на кровати лицом к стене, от этого трудно было ожидать каких-нибудь положительных результатов». «А вы как мне посоветуете?» «Ну, мы с вами ещё долго и регулярно будем общаться, всё обсудим и найдём путь, ну а пока, по крайней мере на первое время, не обойтись без лекарства, сестра, которая работает в моём кабинете, вам это лекарство даст, а я напишу, как его принимать. Ну, для начала, просто одну таблетку утром. А беседовать с вами будем подолгу и каждый день. А ваши руководители не видят несоответствия в том, что вы работает уборщицей? У вас высшее образование и очень интеллигентное лицо. И потом, есть одно качество, которое руководители обычно ценят – вы преданный человек, и тому, кто вами будет руководить, и самой работе, которую вы будете улучшать до тех пор, пока сами не будете довольны результатом». «Вы думаете, мне надо это обсудить с начальством?» «Может быть, если не найдётся другого варианта».

Когда она ушла, я позвонил руководителю отдела, в котором она работала и попросил его заехать ко мне по дороге домой. Он заехал, и я рассказал ему о своей сегодняшней пациентке, сказал, что буду проводить длительный психотерапевтический курс, но что будет значительно легче получить результат, если она не будет считать, что работа уборщицей это единственное, на что она ещё способна. Он спросил меня: «Вы можете сказать коротко, чем она вам нравится?» «Могу. Умна, интеллигентна, добросовестна, преданна, правда, ей лучше не давать работу, которая требует многочисленных контактов с людьми». «А, — сказал он, — я как раз ищу человека, который по  качествам своим мог бы занять свободное у меня сейчас место». «А что за место?» «Руководитель группы первого отдела. У нас сейчас идут разработки, которые мы и сами собираемся очень оберегать, и соответствующие органы советуют нам этим озаботиться». «У меня она будет завтра на консультации часа в 3, вы уже примете к этому времени какое-то решение?» «Постараюсь». Он позвонил мне на следующий день часов в 12 и радостно сказал: «Прелесть какая. Умница. Я поручил, чтоб с ней прошлись по документации, она за два часа усвоила то, на что люди неделю тратят, а когда мой секретарь её спросила: «Вы работать у нас будете? Чем будете заниматься?». Она сказала: «Этот вопрос ещё не решён, но если вы должны располагать такой информацией, то, вероятно, не у меня нужно её получать»». Я сказал ему: «Передайте ей, что когда у вас освободится, пусть приедет ко мне, чтобы начать лечение». «А чем она больна?» — спросил он с некоторым беспокойством. «Обычно это не называют болезнью, её обидела жизнь, и она не уверена, что сумеет сквитаться». «А когда она сможет на работу выйти?» «Ну вот я сегодня с ней поговорю и позвоню вам, хорошо?» . Когда Лида пришла, её было трудно узнать: она была хорошо одета, держалась как человек, занимающий положение в обществе, и первое, о чём спросила: «Мы долго будем с вами заниматься сегодня? А то если мне скажут, чтобы я выходила на работу завтра, к этому хорошо подготовиться надо». Она действительно начала работать на следующий день, получая маленькую (в границах самого низкого окна) дозу антидепрессанта и проводя со мной ежедневно часовую сессию когнитивной терапии. Она уже не жаловалась на слабость, гримаса скорби не появлялась на её лице, и её руководитель во время одного из моих разговоров с ним, сказал: «Понимаешь, она распоряжаться научилась, вот бы никогда бы не подумал». «А это нужно?» — спросил я. «Ну конечно, ведь она же отвечает за участок работы».

И, всё-таки, потребовалась длительная когнитивная психотерапия, пока я не убедился, что Лида сможет жить без моей поддержки. Это был сложный случай, поскольку когда она ко мне пришла, она уже считала, что потеряла себя, она считала, что те межличностные контакты, которые были нужны, утрачены безвозвратно, и что эта потеря носит характер катастрофы. Она была абсолютно неспособна искать источник положительных эмоций, а её усталость, которая не проходила от отдыха, была просто маской, за которой скрывалась астеническая депрессия. Эта депрессия не была временным процессом, это была неотъемлемая часть её личности, личности которую Карл Леонгард называл überernst – сверхсерьёзная. При работе с людьми, имеющими такой тип личности,  самое трудное – создать гедонические потребности  и вместе с пациентом (в данном случае — пациенткой) найти источники их удовлетворения.

Читать комментарии

Этот пост в ЖЖ

Posted in Без рубрики


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *