Donate - Поддержка фонда Ф.Б.Березина

Изяслав Лапин. Стресс. Тревога. Депрессия. Алкоголизм. Эпилепсия. 5

ГЛАВА 3

СТРЕСС И ЕГО ОТДАЛЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Почему «стресс и нейрокинуренины»? Как они взаимосвязаны? Для стресса характерны многие сдвиги в организме, в том числе и подъем концентрации кортикостероидов. В результате происходит повышение концентрации НЕКИ вследствие гормональной индукции триптофанпирролазы печени и индоламин-2,3-диоксигеназы мозга. НЕКИ, в свою очередь, повышают активность обоих ферментов (Киселева И. П. и др., 1980; Лапин И. П., 1975,1977; Лапин И. П. и др., 1976; Geller et al, 1964; Genefke et al., 1969; Lapin, 1980,1988). Таким образом, формируется «порочный круг», поддерживающий повышенный уровень НЕКИ на длительный срок — многие часы и дни .Длительность подъема НЕКИ отличает этот сдвиг от изменений уровней катехоламинов и индолалкиламинов, которые, как известно, являются относительно кратковременными (минуты, часы) и происходящими в основном в начальные фазы стресса. Длительный же подъем НЕКИ определяет главным образом последействие стресса, его отсроченные эффекты, например невротические и депрессивные расстройства, психологические и нейродегенеративные нарушения в раннем и позднем онтогенезе (Lapin, 1988, 1989). К таким последствиям доказательно относят и злокачественные (рак мочевого пузыря, лейкозы) и нейродегенеративные процессы (болезни Альцгеймера и Паркинсона, вирусные поражения мозга).

Рис. 2. Нейрокинуренины (НЕКИ) как вероятные биохимические «мосты» между хроническим эмоциональным стрессом и его последствиями

Нельзя исключить и того, что подъем уровня некоторых НЕКИ, например КИК, ИПА, ПИК, КСАН, играет при стрессе «адаптогенную роль», противодействуя патологическим эффектам КИН и ХИК, в частности анкcиогенным, нейротоксическим и проконвульсивным (Лапин И. П., 1977). Психическая и психофизиологическая адаптация человека (Березин Ф. Б., 1988), естественно, относится к тем областям, где роль НЕКИ заслуживает изучения.

Нельзя не оговорить заранее, что термин «стресс» используется здесь, как собирательное название для разных видов стресса, как, кстати, делают до сих пор в литературе. Между разными видами стресса, от эмоционального или информационного до экологического или кислородного, существуют как резкие различия, так и многочисленные сходства (из-за чего, несмотря на различия, их все же называют одним словом «стресс»). Нет точных данных о нейрохимических (биохимических) процессах при всех видах стресса, а потому нельзя ответить на вопрос, сходны или различны (в чем конкретно?) эти механизмы. Пока приходится лишь допустить, что есть (вероятны) общие биохимические участники единого процесса «стресс», и к ним могут принадлежать и НЕКИ. Участие НЕКИ обнаружено в некоторых видах стресса (см. ниже), и любые обобщения о роли НЕКИ в стрессе вообще поэтому условны и предварительны.

НЕКИ заслуживают рассмотрения и исследования в связи с проблемами стресса по крайней мере по пяти причинам.

Во-первых, при стрессе происходит подъем уровня нейрокинуренинов.

Среди возникающих при стрессе многочисленных сдвигов в биохимических процессах в организме (Пшенникова М. Г., 2000), таких, как увеличение в плазме крови гормонов: АКТГ, кортикостерона, вазопрессина, альдостерона, катехоламинов и др., есть и повышение концентрации НЕКИ в крови и тканях вследствие активации триптофанпирролазы и индоламин-2,3-диоксигеназы в печени и мозге (см. Лапин И. П., 1976; Nomura J., 1965). Активация происходит по механизму гормональной индукции главным образом кортикостероидами, называемыми «гормонами резистентности». НЕКИ, в свою очередь, могут быть названы «детьми стресса» (Лапин И. П., 1977).

Постоянно возвращаются к вопросу о связи между стрессом и концентрацией кортикостероидов в крови и моче, поставленным еще на заре изучения стресса. Больше внимания уделяют индивидуальным различиям, циркадианным колебаниям концентрации кортизола (Smyth J. М. et al., 1997). Встречаются неожиданные находки о связи между кортизолом и личными характеристиками испытуемых. Так, в тишине не установлено различий между студентами-музыкантами и студентами-биологами в концентрации кортизола в плазме и в кожногальванических рефлексах. Но после прослушивания музыки концентрация кортизола у музыкантов повышалась, а у биологов снижалась; кожногальванические рефлексы на музыку были значительно выше у музыкантов, чем у биологов (VanderArk S. D., Ely D., 1992). Отмечена связь между индивидуальными различиями в реактивности на стресс лекционной работы и в совладании (coping) с ним и экскрецией кортизола, учащением пульса и тревожными реакциями ожидания (Houtman I. L., Bakker F. C., 1991), а также между стилем совладания, тревожностью, повышением концентрации кортизола при психическом стрессе (Bohnen N. et al., 1991).

Индивидуальные (а не групповые, как раньше) характеристики поведения животных, даже такие относительно простые, как спонтанная локомоторная активность, стали предлагать в качестве прогностических признаков адаптации (Куликов В. П., 1990) и резистентности к стрессу (Юматов Е. А., Мещерякова О. А., 1990).

«Необъявленный» стресс в типовом фармакологическом и физиологическом эксперименте на лабораторных животных:

В «холостых опытах», полностью имитирующих физиологический или фармакологический эксперимент, когда мыши всех групп получали инъекции физиологического раствора (т. е. в контроле), выявились статистически достоверные различия между группами по всем 14 регистрируемым параметрам спонтанной двигательной активности (Лапин И. П., 1996). Такие различия могут стать причиной ошибочных выводов в опытах, где изучают влияние фармакологических препаратов или физиологических воздействий на двигательную активность. К примеру, снижение активности в группе, получившей какой-то препарат, по сравнению с контрольной группой, получившей физиологический раствор, всегда истолковывают как седативный эффект. В действительности же снижение активности в этой группе может быть вариантом реакции именно данной группы на стрессорную процедуру инъекции, но не на препарат. Таким образом, здесь мы встречаемся с принципиально такой же картиной, как и в случае группы пациентов, среди которых оказалось много плацебо-реакторов. Иными словами, лекарство здесь ни при чем.

Контрольным группам эксперимента специально посвящено другое исследование (Lapin I. Р., 1995), анализирующее решающее значение стрессорных факторов. Статья названа «Только контроль…» («Only controls…»). В ней показано, что у мышей после введения физиологического раствора наблюдаются изменения поведения в приподнятом крестообразном лабиринте (elevated plus-maze) — одной из самых распространенных моделей тревоги. Эта методика широко применяется также при исследовании памяти и обучения. Такие же изменения отмечены после введения анксиогенов (например, кофеина или коразола) — агентов, вызывающих у человека и животных тревогу под влиянием стресса. Следовательно, животные, используемые в качестве контрольных, в действительности представляют собой особи, чувствительные к стрессирующей процедуре введения физиологического раствора. Иными словами (более привычными в практике медицины), «плацебо-реакторы» могут быть и среди контрольных животных. В тех же экспериментах не было различий между группами интактных животных.

Как однократное (Лапин И. П., 1996), так и многократное (Brett R. R., Pratt J. А., 1990; Rodgers R J., Johnson G. et al., 1996) взятие в руки (handling) изменяет поведение в крестообразном приподнятом лабиринте и эффекты бензодиазепинов в нем (Brett R R, Pratt J. А., 1990; Sams-Dodd F., 1995). Взятие в руки оказывает столь глубокое воздействие, что оно сказывается изменением плотности ГАМК-бензодиазепиновых рецепторов в коре мозга мышей (Rago L. et al, 1988; Rodgers R J., Johnson G. et al., 1996). Мыши, получившие в контроле инъекцию физиологического раствора, имеют профиль поведения в лабиринте, характерный для стрессированных и тревожных особей (Lapin I. Р., 1995). В то же время инъекция физиологического раствора крысам не является стрессором по оценке поведения в тесте плавания Порсолта (Hilakivi-Clarke L. А., 1992). Названные выше факты еще раз подчеркивают необходимость контроля для каждой конкретной модели.

Было обнаружено, что такие непременные моменты любого эксперимента, как взятие животного в руки или укол при инъекции, достаточны для того, чтобы статистически значимо сказаться на стандартном показателе памяти и обучения (уменьшить степень наблюдаемого во второй день эксперимента укорочения латентного периода пробежки — по сравнению с первым днем). Не будь этого контроля, можно было сделать ошибочный вывод, что торможение памяти и обучения происходит под влиянием испытываемого препарата. Еще один пример неспецифического эффекта на лабораторных животных.

Повышение уровня отдельных НЕКИ, например ХИК, может происходить у человека и вследствие психологического стресса и через иммунную систему (Maes М., Basmans Е., Lin A. et al., 1998). Связь между стрессом и иммунитетом многократно рассматривалась в литературе (Корнева Е. А., 1990; Крыжановский Г. Н., 1985; Song, Leonard, 2000). Повышается продукция многих цитокинов, в том числе интерферона-α (IFN-α) и интерферона-γ (IFN-γ), которые увеличивают образование ХИК в макрофагах (Saito К. et al., 1991, 1992; Pemberton L. A. et al., 1997). Экзаменационный стресс у студентов проявляется повышением показателей по шкалам стресса и тревоги, вызывая активацию иммунной системы, и, следовательно, повышение количества лейкоцитов, изменение функции Т-клеток и др. (Song С. et al., 1998а). Центральное введение некоторых цитокинов, например фактора некроза опухолей (TNF-α), вызывает у крыс тревожное поведение и снижает концентрацию дофамина и 5-оксииндолил-уксусной кислоты в гипоталамусе (Song С. et al., 1998b). Весьма вероятно, что в анксиогенезе цитокины взаимодействуют с НЕКИ (см. ниже), и снижение концентрации дофамина не может не сказаться на нейроактивности возбуждающих и анксиогенных НЕКИ, поскольку между дофамином и НЕКИ существует сильный функциональный антагонизм (Lapin I. P., Ryzov I. V., 1990). Цитокины изменяют поведение сами и путем взаимодействия с кортикостероидами и нейропептидами (Plata-Salaman С., 1998). Изменение функции последних сказывается как на образовании, так и на нейроактивности кинуренинов (см. выше).

Окислительный стресс (oxidative stress) как один из универсальных видов стресса вызывает в последние годы особый интерес. Анализируют его участие во многих формах патологии. Окислительный стресс может быть связующим звеном между биохимическими сдвигами при алкогольном абстинентном синдроме и активацией глутаматергических процессов (Tsai G. et al., 1995).

Во-вторых, увеличение количества нейрокинуренинов в организме функционально значимо.

Они обладают разнообразными видами нейротропной активности: изменяют моноаминергические процессы (Лапин И. П., 1976; Lapin, 1972,1980, 1989), взаимодействуют с ацетилхолином (Lapin, 1989), возбуждающими и тормозными аминокислотами (Lapin, 1982), т. е. влияют на те процессы, которые признаны значимыми в явлениях стресса (Пшенникова М. Г., 2000).

Особый интерес представляет, на наш взгляд, воздействие НЕКИ на ГАМК-ергические процессы, признанные ведущими в активности стресс-лимитирующей системы (Пшенникова М. Г., 2000). Предполагается, что «активация ГАМК-ергической системы при стрессе приводит к ограничению стресс-реакции и стрессорных повреждений». НЕКИ возбуждающего действия затрудняют функционирование ГАМК-ергической системы как за счет торможения активности ферментов обмена ГАМК, глутамат-декарбоксилазы и ГАМК-трансаминазы, приводящего к замедлению оборота ГАМК (Лапин И. П., Никитина 3. С., Сытинский И. А., 1981), так и вследствие двустороннего функционального антагонизма с ГАМК (Лапин И. П., 1980, 1982, 1998; Лапин И. П., Рыжов И. В., 1983, 1987; Рыжов И. В., Лапин И. П., 1981; Lapin, 1980, 1981с, 1985а, 1989). Подавление стресс-лимитирующей системы вследствие ослабления ГАМК-ергических функций кинуренинами — важный фактор развития вызванных стрессом повреждений. Вмешательство НЕКИ в биохимическую ситуацию при стрессе осуществляется не только через стресс-лимитирующую систему, но и прямо через стресс-систему, прежде всего через потенцирование активности катехоламинов. Повышение уровня НЕКИ путем их введения извне в виде инъекций сопровождается потенцированием многих физиологических эффектов катехоламинов (Лапин И. П., 1970, 1973, Лапин И. П.,

Уманская Л. Г., 1980; Lapin, 1980, 1989). КИН, ЗОН-КИН, АНТ, НИК потенцируют прессорный эффект норадреналина на крысах (3-ОАК и ПИК обладают противоположным действием, что еще раз подчеркивает, что при рассмотрении любого эффекта НЕКИ необходимо знать их интегральное воздействие). Предварительное введение КИН, 3-ОАК, АНТ, ПИК и НИК потенцирует гипертермический эффект введенного в желудочки мозга норадреналина на крысах и мышах. НЕКИ потенцируют также центральные стимулирующие эффекты фенамина, опосредуемые дофамином. Вряд ли не имеют значения для стресса такие виды нейроактивности НЕКИ, как антагонизм с центральными эффектами серотонина и его предшественников триптофана и 5-окситриптофана, потенцирование периферических и центральных эффектов ацетилхолина (Лапин И. П., 1970,1974, Lapin I. Р., 1972,1980, 1981с, 1985b,1989).

Совокупность экспериментальных данных в сопоставлении с результатами клинико-биохимических исследований дает основание предположить (Лапин И. П., 1976,1977, 1998; Lapin I. Р., 1973; 1989, 2000), что НЕКИ могут рассматриваться как вероятные участники возникновения депрессивных состояний, в том числе и невротической депрессии — одного из основных общеневротических синдромов (Губачев Ю. М., Иовлев Б. В., Карвасарский Б. Д. и соавторы, 1976). Важная роль хронической активации стресс-системы с участием гипоталамо-гипофизарной-адренокортикальной системы в возникновении депрессивных состояний подчеркивается в обзорных публикациях последних лет (Пшенникова М. Г., 2000; Zobel et al., 2000).

В-третьих, подъем уровня нейрокинуренинов в результате гормональной индукции ферментов их синтеза происходит медленно.

В эксперименте на животных, где этот процесс прослежен во времени, активность триптофанпирролазы начинает нарастать через 4-5 часов, достигая максимума — в зависимости от стрессора — через 18-24 ч и сохраняется длительно. Поэтому, вероятно, что НЕКИ могут иметь значение в основном для последствий стресса, а не для тех явлений, которые происходят во время действия стрессора, в период острого стресса, когда, как известно, биохимические изменения затрагивают в основном катехоламины, гормоны гипофиза и коры надпочечников, т. е. вещества, на которых чаще всего сосредоточено рассмотрение биохимической ситуации при стрессе (Губачев Ю. М. и соавторы, 1976; Митюшов М. И., 1976; Бахур В. Т., 1977; Жуков Д. А., 1997; Калуев А. В., 1999; Кириллов О. И., 1966; Кокс Т., 1981; Митюшов М. И., 1976; Пшенникова М. Г., 2000; Селье Г., 1972, 1979; Федоров Б. М„ 1991; Фурдуй Ф. И., 1988, 1990; Хайдарлиу С. X., 1989; Чирков Ю. Г., 1988; Chrousos et al, 1995; Elias, Redgate, 1975; Geller et al., 1964; Klerman, 1979). Эти вещества определяют при стрессе в основном кратковременные изменения, имеющие чаще всего отношение к норме, а не к патологии, характеризующейся именно хронизацией стрессового состояния (Губачев Ю. М. и соавторы, 1976).

К хронизации нарушений, возникающих как следствие стресса, имеет, по-видимому, отношение и активация долгосрочной памяти, и фиксация патологических изменений, запущенных стрессом. В основе таких сдвигов в памяти может лежать длительная активация глициновой субъединицы NMDA рецептора под влиянием ХИК (Misztal М. et al., 1996а, 1996b), КИН, ЗОН-КИН и некоторых других НЕКИ (Лапин И. П., Рыжов И. В., 1989). Поэтому поиск в новом направлении — в исследовании роли НЕКИ — представляется продуктивным.

Отдаленные эффекты повышения уровня НЕКИ в организме имеют важное значение для поведения и жизнедеятельности в разные периоды раннего и позднего онтогенеза. Так, введение ХИК крысам во время беременности вызывает патологические ультраструктурные изменения в коре больших полушарий у новорожденных (Beskid М., 1994а, 1994b). Однократное введение ХИК в желудочки мозга крысят начальной стадии постнатального онтогенеза приводило к нарушениям их поведения в последующие периоды раннего онтогенеза (Козловский В. Л., 1990; Lapin I. Р., Kozlovsky V. L., Kenunen О. G., 1991). Нарастание уровня ХИК, КИН и некоторых других кинуренинов в тканях в процессе старения может быть одной из причин как психологических возрастных изменений, так и нейродегенеративных нарушений (Dilman V. М., Lapin I. P., Oxenkrug G. F., 1979; Misztal М. et al., 1996b; Schwarcz R. et al., 1984; Wada H. et al., 1994). В эксперименте на мышах линии C57BL/6 установлено, что в позднем возрасте происходит нарастающее снижение общей двигательной и исследовательской активности; на таком фоне значительный подъем концентрации кортикостерона в крови вследствие стресса 10-минутной иммобилизации не сопровождался изменением поведения (Elias Р. К., Redgate Е., 1975). Концентрацию НЕКИ в этом исследовании не измеряли. Поэтому мы не знаем, повышалась ли она. Если и повышалась под влиянием вызванной стрессом иммобилизации подъемом уровня кортикостерона и последующей гормональной индукции ферментов синтеза КИН, то этот сдвиг не сказался на снижении двигательной активности, обусловленном интегральным воздействием разнообразных факторов старения. По-видимому, совокупность этих факторов была основной детерминантой связанного со старением снижения двигательной активности, и дополнительные вмешательства, как например кратковременный стресс, не могли значимо повлиять на действие такой детерминанты. Сами авторы предостерегают от расширенного толкования их результатов, подчеркивая, что опыты выполнены лишь на одной линии мышей, что были узко детерминированы условия процедуры (10-минутный стресс, 11-дневный интервал между стрессом и определением концентрации кортикостерона и др.).

К отдаленным последствиям стресса, обусловленным накоплением отдельных НЕКИ, можно, вероятно, отнести и диабетогенные нарушения, вызываемые повышенными концентрациями КСА и КИК (Рудзит В. К., 1969, 1973), а также возникновение бластомогенных (Раушенбах 1974, 1974) и нейродегенеративных процессов (Bazzett et al., 1993; Beal at al., 1991; Heyes et al., 1992; Schwarcz et al. 1984).

Посттравматическое стрессорное расстройство (ПТСР, posttraumatic stress disorder — PTSD).

Из отдаленных последствий стресса наибольшее внимание сосредоточено в последнее десятилетие, пожалуй, на ПТСР. Количество публикаций о ПТСР в мировой литературе из года в год увеличивается. В 1997-1999 гг., согласно указателю Current Contents, ежегодно выходит 100-115 статей о PTSD (ПТСР). Можно напомнить, что о стрессе, включая экспериментальные и клинические данные, теоретические статьи и обзоры, выходит 300-350 статей в год.

Это расстройство весьма распространено, оно встречается у 1-4 % населения (Vaiva et al., 2000). Однако среди разных многочисленных групп людей: ветеранов и инвалидов войн — корейской и вьетнамской в США, афганской и чеченской — в России, жертв землетрясений и наводнений, социальных катастроф и др. ПТСР приобрело первостепенное значение. Риск развития хронических форм тревоги и депрессивных состояний особенно высок у лиц, переживших стресс, вызванный тяжелой травмой, от землетрясения до насилия при погромах (Goenjian А. К. et al., 2000). По-видимому, именно медленно разворачивающиеся нейрохимические процессы при стрессе определяют особую ранимость детей и подростков при ПТСР (Silva et al., 2000), и в этих процессах, как можно предполагать на основании накопленной к настоящему времени информации, первостепенную роль играют НЕКИ (Lapin, 2000) и сниженный уровень ГАМК (Vaiva et al., 2000). Поэтому для предупреждения хронизации рекомендуют как можно раньше после травмы проводить у таких лиц специализированное психиатрическое обследование.

Непосредственно связанные с ПТСР алкоголизм, наркомании, психосоматические нарушения выросли в самостоятельные проблемы. Нельзя не согласиться с тем, что «предсказание ПТСР очень трудно, и только единичные клинические и биологические факторы предрасположенности к ПТСР и его последствий рассматриваются» (Vaiva et al., 2000). Кортикостероиды и система ГАМК участвуют в генезе ПТСР (Vaiva et al., 2000). Установлено, что у жертв автомобильных аварий с ПТСР через несколько дней после аварии концентрация ГАМК в крови была достоверно ниже, чем у жертв аварий без ПТСР и у контрольных лиц. На этом основании сделано заключение, что низкий уровень ГАМК — фактор, лежащий в основе предрасположенности (ранимости — vulnerability) к ПТСР. С данными о сниженной активности системы ГАМК при ПТСР согласуются факты (Ellen, Morris, Olver et al., 2000), выявленные недавно с помощью техники позитронной эмиссионной томографии (PET -positron emission tomography). У 13 лиц с ПТСР, вызванным войной, чувствительность (аффинность) ГАМК-БДЗР комплекса к флумазенилу во всех структурах мозга, кроме таламуса, оказалась достоверно выше, чем у контрольных лиц. Плотность рецепторов была практически одинаковой в обеих группах. Префронтальная кора мозга выделяется среди других областей мозга наибольшим снижением связывания лигандов ГАМК-БДЗ рецепторным комплексом (Bremner J. D. et al., 2000). Из структур мозга человека, наиболее вовлеченных в ПТСР, выделяют — по показателю снижения отношения N-ацетил-аспартата к креатину (De Bellis М. D. et al., 2000) — anterior cingulate cortex.

Если оба названных выше фактора — повышение содержания кортикостероидов и снижение уровня ГАМК (недостаточность защитной функции ГАМК-ергической системы) — действительно предрасполагают к ПТСР, то само собой выявляется вероятность вовлечения НЕКИ в развитие ПТСР: количество кинуренинов в организме увеличивается под влиянием кортикостероидов, и они тормозят функциональную активность ГАМК-ергической системы (Лапин И. П., Никитина 3. С., Сытинский И. А., 1981; Лапин И. П., 1997). Однако результаты прямых измерений концентраций НЕКИ при ПТСР нам не известны. Изложенные выше факты и соображения, можно надеяться, привлекут внимание исследователей ПТСР.

В-четвертых, нейрокинуренины участвуют в создании «порочного круга».

Подъем концентрации НЕКИ в организме сопровождается активацией коры надпочечников (Лапин И. П., Прахье И. Б., Хаунина Р. А., 1976) с последующей кортикостероидной индукцией триптофанпирролазы (Самсонова М. Л., 1973), тем самым к поддержанию длительно существующего повышенного кровня НЕКИ в организме по механизму «порочного круга» (Lapin, 1980) или «цепной реакции». НЕКИ как фактор хронизации стресса, как биохимический фон, на котором развиваются биохимические события очередного острого эмоционального стресса, приобретают особый интерес и в связи с аффективными расстройствами при неврозах. Так, многие нейротропные воздействия НЕКИ противоположны тем фармакологическим эффектам антидепрессантов, которые признаны главными в механизме антидепрессивного действия: серотонинопозитивному и адренопозитивному. Поэтому в эксперименте предварительное введение некоторых НЕКИ ослабляет типичные фармакологические эффекты антидепрессантов, такие, как антагонизм с резерпином, синергизм с предшественником серотонина 5-окситриптофаном (Лапин И. П., Гура С., 1973, Lapin, 1973, Lapin, 1974; Lapin, Jagiello-Wojtowicz, 1976; Lapin, 1989). Эти факты послужили основанием для предположения, что повышенный уровень НЕКИ может быть одной из причин резистентности больных к антидепрессантам (см. ниже).

В-пятых, нейрокинуренины могут определять и послестрессовые нарушения тонуса сосудов.

Есть экспериментальные основания для рассмотрения возможной роли НЕКИ в происхождении дистоний, артериальной гипертензии, гипотонических состояний (см. выше). Как и при оценке биохимической ситуации при эмоциональном стрессе в целом, анализ факторов, имеющих ведущее значение в происхождении артериальной гипертензии, обусловленной стрессом, долгое время ограничивался теми же биогенными регуляторами: катехоламинами и кортикостероидами (Судаков К. В., 1976). В последующем получены экспериментальные данные (Лапин И. П.,1970; Лапин И. П., 1976; Лапин И. П., Уманская Л. Г., 1980; Lapin, 1976), что малые дозы НЕКИ снижают артериальное давление у крыс, а большие у некоторых из них (КИН, ЗОН-КИН, 3-ОАК) усиливают прессорный эффект норадреналина, что может способствовать длительной артериальной гипертензии.

Один из основоположников современной биохимической психофармакологии В. В. Brodie в рецензии на нашу статью (Lapin, 1976) о сосудорасширяющем эффекте НЕКИ высказал мысль, что КИН может быть и есть тот эндогенный фактор, который, вероятно, определяет стойкую гиперемию скелетных мышц в период стресса при длительных физических упражнениях, например у спортсменов. Можно добавить: и гипотонии, следующей за таким упражнением.


Ранее опубликованные части:

Вторая часть главы 2 (Сон и бодрствование. Артериальная гипертензия. Нейродегенерация. Связь между структурой и нейроактивностью кинуренинов)

Первая часть главы 2 (НЕЙРОАКТИВНОСТЬ НЕЙРОКИНУРЕНИНОВ: История вопроса; Методические подходы в исследовании НЕКИ; Взаимодействие с индоалкиламинами; Взаимодействие с фенилалкиламинами; Взаимодействие с холинергическими веществами; Взаимодействие с тормозными аминокислотами)

Глава 1 — КИНУРЕНИНОВЫЙ ПУТЬ ОБМЕНА ТРИПТОФАНА И ЕГО РОЛЬ В ФУНКЦИИ НЕРВНОЙ СИСТЕМЫ

Предисловие, введение, список исполнителей работ и список сокращений.

К комментариям в ЖЖ


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *